Миры Роджера Желязны. Том 4 - Роджер Желязны

— В твоем предложении есть два слабых места, — произнес я. — Ленты Рут Лэрис у тебя нет — это раз. Во-вторых, я не брошу своих друзей на произвол судьбы, даже если потом смогу их воскресить.

— Двойники не будут помнить об этом.

— Не имеет значения. Эти люди столь же реальны, как ты и я. И неважно, что их можно продублировать… Они на Острове Мертвых, не так ли?

— Да.

— Значит, если я разрушу остров, чтобы прикончить Шендона, то стану убийцей и всех остальных?

— Одно связано с другим. Но…

— Я отклоняю твое предложение.

— Твое право.

— Есть какие-либо другие идеи?

— Нет.

— Хорошо. Тогда давай вернемся к тому, с чего начали. Расскажи мне, что произошло между тобой и Шендоном.

— Теперь у него есть Имя.

— Что?!

— Тень Белиона стоит за ним.

— Этого быть не может! Черт возьми, это же просто невозможно. Он не мироформист…

— Потерпи минутку, Фрэнк, я понимаю, что здесь необходимо кое-что пояснить. Очевидно, о некоторых вещах Дра Марлинг не счел нужным сообщить. Он был из ревизионистов, так что не удивительно… Ты знаешь, — продолжал Грин-Грин, — что просто иметь Имя недостаточно для того, чтобы стать мироформистом…

— Да, конечно. Оно лишь часть некоего психологического приема, который позволяет высвободить скрытый в подсознании потенциал, необходимый на определенных стадиях работы. Чтобы творить миры, нужно чувствовать себя богом.

— Тогда почему я способен на это?

— Я никогда о тебе не слыхал, пока ты не стал моим врагом. Я не видел твоих творений, если не считать того дерьма, во что ты превратил мои… Если это образец твоего творчества, то должен тебе сказать, что работать ты не умеешь. Паршивый из тебя вышел мастер.

— Думай обо мне, что хочешь, — сказал он, — однако я могу управлять всеми необходимыми для работы процессами.

— Этому можно научить кого угодно. Ты говорил о творческой работе, следов которой здесь нет и в помине.

— Ты знаешь, что пантеон Странтри существовал еще до появления мироформистов?

— Знаю, и что из того?

— Дра Марлинг и прочие ревизионисты просто использовали старую религию в своих целях. Они видели в ней прежде всего средство психологической настройки. Присвоение тебе Имени Шимбо-Громовержца было лишь способом закрепить в твоем подсознании основы приемов, необходимых в работе. Для фундаменталиста это святотатство.

— А ты — фундаменталист?

— Да.

— В таком случае к чему тебе было учиться ремеслу, которое ты считаешь греховным?

— Чтобы получить Имя.

— Поподробнее.

— Мне нужно было Имя, а не профессия. Я руководствовался религиозными, а не меркантильными соображениями.

— Но это всего лишь психологический прием…

— Ошибаешься! На самом деле это таинство, результатом которого является подлинный контакт с божеством. Это обряд посвящения высших жрецов Странтри.

— Тогда зачем же ты изучал технику создания миров, когда мог просто принять сан?

— Потому что обряд может совершить только Имя-носящий, а все двадцать семь ныне живущих Имя-носящих — ревизионисты. Они никогда не дали бы разрешения на обряд по известным тебе причинам.

— Двадцать шесть, — поправил я.

— Двадцать шесть?

— Дра Марлинг покоится в недрах горы, а Лори-мель Многорукий пребывает в счастливом ничто.

Грин-Грин склонил голову и немного помолчал.

— Еще одним меньше, — сказал он. — Я помню время, когда их было сорок три.

— Печально.

— Да.

— Так зачем же тебе потребовалось Имя?

— Чтобы стать жрецом, а не мироформистом. Но ревизионисты не потерпели бы такого в своих рядах.

Они позволили мне завершить курс, а потом отвергли меня. Затем, чтобы еще больше унизить меня, следующим Имя-носящим позволили стать чужаку.

— Понимаю. Поэтому ты и решил мне отомстить.

— Да.

— Однако я не виновен в случившемся. Всю эту историю я слышу впервые. Я всегда считал, что религиозные разногласия значат крайне мало для странтрийцев.

— Теперь ты знаешь, что это не так. И ты должен понять, что лично к тебе я зла не питаю. Но, мстя тебе, я ударяю по тем, кто святотатствует.

— Зачем же ты тогда занялся мироформированием, если считаешь это занятие аморальным?

— Само по себе мироформирование не является чем-то зазорным, я протестую лишь против использования религии в чисто утилитарных целях. Я не ношу Имени в полном смысле этого слова, а мироформирование хорошо оплачивается. Почему бы не заняться?

— Действительно, — согласился я, — если кто-то рискнет дать тебе подряд. Но какое же тогда отношение ты имеешь к Белиону, а он, в свою очередь, к Майку Шендону?

— Я преступил закон и теперь наказан за это. Однажды ночью я сам совершил обряд присвоения Имени в храме Прилбеи. Ты знаешь, как это делается: приносится жертва, произносится молитва, после чего ты идешь вдоль внешней стороны храма, почтительно приветствуя каждое божество, пока перед тобой не загорается одно из изображений и в тебя не вливается Сила. Так ты узнаешь свое Имя.

— Да.

— Передо мной загорелось изображение Белиона.

— Значит, ты выбрал себе его Имя.

— Скорее, это он выбрал меня. Я желал вовсе не его, поскольку он — бог разрушения, а не созидания. Я-то надеялся, что Кирвар Четырхликий, Отец Цветов, придет ко мне…

— Да воздастся каждому по деяниям его…

— Я поступил неверно. Белион управлял мною даже тогда, когда я его не звал. Может, это он заставил меня мстить тебе, поскольку ты носишь Имя его исконного врага. Когда я думаю об этом, то чувствую, как изменился ход моих мыслей с тех пор, как он меня покинул.

— Но как он мог тебя оставить? Ведь Союз заключается на всю жизнь.

— Сам характер моего посвящения мог и не обязывать его к этому. Теперь Белиона со мной нет.

— Шендон…

— Да. Он, как и ты, обладает редким у вас, людей, даром — умением говорить без слов.

— Я не всегда умел это делать. Дар развивался постепенно, пока я проходил обучение у Марлинга.

— Когда я вернул Шендона к жизни, он был вне себя от того, что ты смог одолеть его. Однако тут же взял себя в руки, мгновенно разобравшись в создавшейся ситуации. Его дар заинтересовал меня, и я стал выделять его среди остальных, некоторые из которых содержались как пленники. Я часто разговаривал с ним и многому его научил. Он помогал мне вести подготовку к твоему прилету.

— Давно он здесь?

— Примерно около восьми с половиной земных месяцев, — ответил Грин-Грин. — Я воспроизвел их всех почти одновременно.