Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Адамович Надежда

Эти обычаи не только кажутся нам оскорбительными, — отмечает в конце XVIII века Шарль Филибер Массон, автор «Секретных записок о России», — но они и действительно оскорбительны у недикого народа, уже носящего одежду, но, в сущности, они вовсе не являются результатом развращенности и не свидетельствуют о распутстве. Скажу больше, вовсе не эти бани доводят народ до распутства, наоборот, они, несомненно, очень полезны для него. Сердце русского юноши не трепещет и кровь не кипит при мысли о формирующейся груди. Ему нечего вздыхать о тайных, неведомых прелестях — он уже с детства все видел и все знает. Никогда молодая русская девушка не краснеет от любопытства или от нескромной мысли, от мужа она не узнает ничего для себя нового…

И надо сказать правду, насколько непристойно держатся женщины, настолько же девушки сдержанны и скромны. <…> Присущая женщинам стыдливость притупляется как благодаря привычке к такому обращению с мужчинами, так и благодаря совместному посещению бань с детства[282].

Много внимания уделяли описанию совместного посещения бань иностранцы в XVI–XVII веках.

Они [русские] в состоянии переносить сильный жар, лежать на полке и вениками нагоняют жар на свое тело или трутся ими (это для меня было невыносимо), — признавался Адам Олеарий. — Когда они совершенно покраснеют и ослабнут от жары до того, что не могут более вынести в бане, то и женщины и мужчины голые выбегают, окачиваются холодною водой, а зимою валяются в снегу и трут им, точно мылом, свою кожу, а потом опять бегут в горячую баню[283].

Барон Августин Мейерберг, в свою очередь, изумляется привычке женщин не стыдиться своей наготы:

Баня. Лубочная картинка. 1881. Ровинский Д. Русские народные картинки. Спб.: Типография Императорской академии наук, 1881

В общественных банях бывают в большом числе и женщины простого звания; но хотя моются там отдельно от мужчин за перегородкой, однако ж совсем нагие входят в одну дверь с ними, а если которой-нибудь придет такая охота, она остановится на ее пороге, да и не стыдится разговаривать при посторонних с мужем, который моется, с самою вздорною болтовнею. Да даже и сами они, вызвавши кровь таким же, как и мужья их, сеченьем и хлестаньем к самой коже, тоже бегут к ближней реке, смешавшись с мужчинами и нисколько не считая за важность выставлять их нахальным взглядам свою наготу, возбуждающую любострастие[284].

Формула «нагота возбуждает любострастие» наиболее полно описывает западноевропейскую сексуальную культуру; она наделяет сокровенные, интимные части тела признаками фетиша, подразумевает, что человек испытывает вожделение от созерцания наготы, исступление от наблюдения за сексом. Результат — обилие эротических, даже порнографических скульптур и картин, огромное количество амулетов и талисманов в виде мужских и женских гениталий. На Руси, где любое изображение воплощало в себе сокровенность, было наполнено особым смыслом, обнаженное тело в живописи или скульптуре воспринималось как срамота или похабщина. Именно так охарактеризовали русские послы в Италии собрание античных скульптур, а попытки Петра I в начале XVIII века устанавливать подобные работы в садах и парках вызывали бурный протест. Но ведь были же у русского народа какие-то эротические маячки, создававшие нужный настрой? Конечно, были: такими маячками снабжалась традиционная одежда.

Советский этнограф и фольклорист Петр Богатырев (1893–1971) рассматривал ее как семиотическую систему особого рода. Он выделил несколько аспектов, присущих таким нарядам: праздничный, обрядовый, профессиональный, сословный, религиозный и региональный аспекты, — и назвал функции, которые они выполняли: утилитарная, эстетическая, магическая, возрастная, моральная, социально-половая и эротическая[285]. За века своей эволюции традиционный костюм выработал знаковые системы, которые человек воспринимал неосознанно. Здесь было важно все: форма знака, его местоположение, цвет. Но это тема для совершенно другой книги. Нас же сейчас интересует история русского костюма с древнейших времен до XVIII века.

Главным, а иногда и единственным предметом одежды в домонгольское время на Руси была рубаха (также называемая сорочкой, сороцицей или срачицей). Древнерусские рубахи напоминали туники, а шили их из полотна или тонкой шерсти, хотя зажиточные люди могли позволить себе рубахи из шелка. Вырез ворота делали круглым или квадратным, разрез — прямым, то есть посередине груди, реже — косым, по левой или правой стороне. Женские рубахи обычно доходили до ступней или до икр. Уникальной особенностью этого вида одежды были рукава: их делали очень длинными, намного превосходившими длину рук. В быту их собирали у запястий, а во время ритуальных действ и на праздники распускали.

В древности обычно носили две рубахи: верхнюю (кошулю, верхницу или навершник) и нижнюю. То, что так одевались женщины на Руси, заметил в конце XVI века английский посол Джайлс Флетчер[286]. Вот как он это описывал:

Они носят рубашки, со всех сторон затканные золотом, рукава их, сложенные в складки с удивительным искусством, часто превышают длиною 8 или 10 локтей [3,36–4,2 метра], сборки рукавов, продолжающиеся сцепленными складками до конца руки, украшаются изящными и дорогими запястьями[287].

Поверх древнерусские женщины надевали набедренную распашную одежду типа поздней плахты — кусок полушерстяной ткани на вздержке (гашнике). Ее края расходились, так что нижняя часть рубахи оказывалась на виду. Как в древности называлась такая одежда, неизвестно, термин же «понёва» появился гораздо позже.

Женская рубаха на миниатюре Книги Бытия XVII в. Литография А. Прохорова. 1884. Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной, издаваемые по высочайшему соизволению В. Прохоровым. Вып. 1 Спб., 1884

С XIV века начала распространяться совершенно новая длинная распашная одежда — сарафан. Но до XVII века этим словом обозначался предмет исключительно мужского гардероба[288]. Однако примерно в то же время существовала и подобная женская одежда, известная под названиями ферязь, сукман, саян и шубка[289]. Позже появились и другие названия: шушун, костолан, носов. Вместе с уже упомянутыми и самим сарафаном они все стали обозначать женскую комнатную одежду, которую носили поверх рубашки. Во второй половине XVII века из мужского гардероба «сарафан» пропал.

Степан Стрекалов. Одежда женщины и девицы XI века. Иллюстрация. 1877. Русские исторические одежды от X до XIII века. Вып. 1. Спб.: Тип. хромолит. А. Траншеля, 1877

Федор Солнцев. Новоторжская девушка. 1830. Альбом иллюстраций «Одежды Русского государства» / The New York Public Library Digital Collection