(Не)естественный отбор (СИ) - Бутырская Наталья

– Ну синяк на ноге…

– Как я и говорил, мой сын очень сильный и очень вспыльчивый, – отец полностью проигнорировал ее слова, – но никогда не нападает просто так. Скорее всего, ваш сын сказал ему что-то неприятное. Я прошу повторить то, что сказал ваш сын, дабы до конца разобраться в ситуации. И если мой сын был неправ, я конечно же извинюсь перед вашим сыном.

– А… ну… откуда ж мне знать?

– А кто-нибудь из присутствующих знает? – повысил голос папа, внимательно осмотрел толпу. Кстати, во время разговора люди потихоньку прибывали, но оставались в стороне, в качестве зрителей. Кто-то уже начал лузгать семечки, мне почему-то смертельно захотелось попкорна.

Гришка молчал, не желая выносить на всеобщее обозрение информацию про сестру, но кто-то из мальчишек, мне показалось, что он играл в моей команде, крикнул:

– Леха гришкину сестру обзывал.

– Да, шлюхой, – отозвался другой.

– А еще собачьей подстилкой.

– И Стана блохастым называл.

Я прикрыл глаза: лишь услышав эти слова, захотел снова кого-нибудь убить.

– Хмм, видимо, это ваш сын должен извиниться перед Анастасией. Или вы имеете что-то против оборотней? – внезапно мягкие спокойные интонации отца сменились на напряженные и даже угрожающие. – Или в вашей деревне до сих пор бытуют средневековые нравы? Может, тогда уж сразу забьете нас камнями или подожжете машину? Чего уж мелочиться?

Тетка попятилась назад. Если бы отец сразу начал с такого наезда, она бы нашлась с ответом, но сейчас она даже не поняла, как из обвинителя превратилась в подсудимого.

– Нет. С чего вы… – забормотала она. – Мой Лешенька не это хотел сказать. Лешка, подлец, а ну-ка быстро сюда! – перенаправила она свою агрессию.

С неохотой из толпы выполз тот самый стриженый:

– Ну.

– Ты матери не нукай. Чего ты наговорил мне? Алеевых вздумал позорить? Ну-ка быстро извинись, – прорычала она и, поворачиваясь к отцу, сменила голос на медовый, – вы уж простите, я недопоняла.

– Лидия Васильевна, вам решать, принимать извинения или нет, – сказал отец.

Мама Насти вдруг засмущалась, раскраснелась, махнула рукой:

– Да чего уж там, конечно. С кем не бывает?

После этого отец снова обвел толпу суровым взглядом и громко объявил:

– А чтобы больше не было недопониманий, я скажу всем. Да, мой сын ухаживает за Анастасией.

В толпе ахнули, молодежи там за время разговора прибавилось много, в том числе и девушки пришли. И они с большим интересом отнеслись к словам отца. Думаю, что они тоже насмотрелись романтических фильмов, но для пущего эффекта я решил выйти на улицу. Внешности своей я не стеснялся, пусть уж лучше Алеевым завидуют, чем презирают.

Я снял пиджак, оставшись в тонкой футболке, подошел к отцу и ощутил себя суперзвездой. Меня аж в пот бросило от жарких взглядов девушек.

Отец же продолжал:

– И если Анастасия согласится, то думаю, что и свадьба не за горами.

Кто-то из девушек крикнул:

– Согласится. А если не согласится, пусть он к нам идет.

– А у вас еще сыновья есть? – спросила другая, заливаясь смехом.

– Есть, только мелковаты, еще в школу не ходят, – рассмеялся отец.

Теперь можно и расслабиться. Ко мне подошли парнишки, стали спрашивать, надолго ли я тут, сможем ли мы еще сыграть в футбол, люблю ли баскетбол. Лидию Васильевну обступили женщины и пытались побольше разузнать о нас, насколько я слышал, их больше интересовал размер моей зарплаты, есть ли квартира, машина. Подвыпившие мужики предлагали отцу отметить радостное событие, причем я не понял, какое именно: то ли свадьбу, то ли примирение.

Стриженый с матерью в суматохе скрылись. Гришка слез с крыши и принялся горячо обсуждать что-то с друзьями, периодически поглядывая на меня. Девчонки же издалека стреляли глазками, причем как в мою сторону, так и в сторону отца.

Я наскоро отговорился и вернулся в дом. Там, за столом, возле открытого окна сидела Настя и плакала, рядом крутился растерянный Вадька:

– Она сидела-сидела, а потом как услышала… ну это… про шлюху, так и разревелась. А чего реветь-то? Все ж хорошо закончилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я опустился перед ней на колени:

– Насть, ну ты чего? Расстроилась? Это просто глупый мальчишка. Хочешь, он и перед тобой извинится?

Она замотала головой, не убирая ладоней с лица. Сквозь всхлипывания я смог разобрать лишь:

– Не… Нет…Неправильно…

Я вопросительно взглянул на Вадьку, тот пожал плечами.

– Что неправильно? – спросил я.

Она вскочила и убежала в ванную, где сразу зашумела вода. Видимо, она не хотела показываться передо мной с заплаканным лицом.

В это время в дом вошли и остальные: отец, Лидия Васильевна, Гришка. Мальчишка яростно жестикулировал и что-то доказывал моему папе.

– Что-то не так? – спросил папа, увидев мое лицо.

– Кажется, Настя очнулась.

Через минуту Настя вышла из ванной, глаза ее были красными и слегка припухшими. Она вымучила слабую улыбку в сторону отца:

– Здравствуйте. Меня зовут Настя. Вы – отец Стана, верно?

– Да, приятно познакомиться. Зовите меня просто Алексей, в конце концов, я младше вас, – и подмигнул ей.

– Я прошу прощения за доставленные неудобства. Вам пришлось так далеко ехать, да еще и тут такое.

– Не беспокойтесь, я все равно хотел познакомиться с вами.

Я слушал их церемониальные фразы и понимал, что если не вмешаюсь, они тут будут до полуночи обмениваться любезностями, поэтому взял Настю за руку и повел ее в зал:

– Пап, Настя, рад, что вы так мило общаетесь, но у нас мало времени. Пойдем немного поговорим.

В зале девушка села на диван и замолчала, потупив глаза.

– Настя, ты помнишь, что было на этой неделе?

– Вроде, – неуверенно протянул она. – Помню Оборотень-парк, помню, как ты сказал, что я переду к тебе. На следующий день я отработала в садике, потом пошла в университет на занятия. Натан сказал, что группа перейдет полностью под мое начало уже через месяц, а потом… Потом как-то смутно. Он говорил, что для ускорения обучения мне нужно переехать к нему в дом. Там после ужина он усаживал меня в кресло и постоянно что-то говорил-говорил-говорил. Я что-то подписывала. Потом мне привезли вещи из общежития.

– Помнишь, что он говорил?

– Всплывают какие-то куски. Про долг перед эльфятами. Про нормы поведения. Про важность работы. Помню, ты ко мне приходил в садик. Когда это было?

– Сегодня утром.

– А ощущение будто давным-давно. Когда я с тобой говорила, казалось, что я делаю что-то очень плохое, стыдное. И что я должна отвернуться и уйти. Но это было бы невежливо.

Я улыбнулся:

– Ты такая воспитанная?

Настя внезапно вскрикнула:

– Не смейся! – и притихла, испугавшись. – У меня и сейчас такие мысли.

– Какие?

– Что я не должна с тобой встречаться, что это помешает моей работе, что я очень плохо поступила, уехав домой. Вот только… когда я услышала, как тебя назвали собакой и… это было так несправедливо, так нечестно, что я как будто проснулась. Но сейчас снова начинаю засыпать. И голос… голос Натана, который мне шепчет, что я нарушаю все правила, что мне нужно вернуться обратно, и тогда будет все хорошо. Что это такое? – ее губы задрожали.

Я осторожно обнял ее, она же съежилась в клубочек, словно желая оттолкнуть меня и боясь этого.

– Ты помнишь, как мы гуляли по парку? Помнишь свои мысли? Свои чувства? Ты тогда тоже думала, что делаешь что-то плохое или неправильное?

– Нет. Наоборот, мне казалось, что я попала в сказку.

– Так вот, это и есть единственные правильные мысли и ощущения. Все, что появилось потом, – это наносное. Чужие слова. Чужие идеи.

– А что же теперь делать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Самое главное – это вытащить тебя от эльфов, оградить от этого Натана. Тогда ты сможешь прийти в себя и решить, как будет лучше. Мы найдем хорошего специалиста и вычистим твою голову от эльфийской бредятины. А пока тебе нужно бороться с этими ощущениями. Вспоминай что-нибудь хорошее и держись за это.