Врата Победы - Влад Савин

- Как самочувствие, ваше святейшество?

Сидевший на грубом соломенном тюфяке человек, больше похожий сейчас на грязного бродягу, чем на властителя христианского мира, в ответ разразился тирадой, более подходящей пьяному грузчику, чем духовной особе. Рудински укоризненно покачал головой:

- Ай-ай, ваше святейшество, оказывается, вы очень дурно воспитаны! Я ведь пришел, чтобы даровать вам жизнь! И не спешите говорить нет, как вы изволили уже трижды - в отличие от тех случаев, я не буду от вас требовать признания Германии и ее армии силами Света, воюющими с воинством Тьмы с востока. Я не буду требовать от вас вообще ничего. Считайте, что я поступаю так из чисто христианского милосердия и любви к ближнему. Завтра вы покинете это неприветливое место и отправитесь со мной - сначала во Францию, а затем в Швейцарию.

Папа посмотрел на гостя внимательно, а затем произнес длинную фразу на латыни. Рудински отрицательно покачал головой.

- Нет, ваше святейшество, я не состою в "Опус деи", ни ассоциированным, ни нумерарием (прим. - адепты низшего уровня посвящения в "Опус деи", соответственно "помогающие" и "действительные рядовые" - которые, как правило, не являются католическим духовенством и могут даже не исповедывать католическую веру, "служба Церкви искупает любой грех". - В.С.). Я всего лишь немец, которому дорога его страна, родина Шиллера и Гете. Прежде я честно исполнял свой долг солдата - но теперь считаю, что сумасшедший ефрейтор опасно заигрался. Потому я хочу спасти вас без всякой платы с вашей стороны - ну, если только вы отпустите мне мои грехи.

- В Швейцарии, сын мой, - ответил папа, - когда и если я действительно туда попаду. И простите, а что будет с прочими моими братьями во Христе, заключенными в этом узилище?

- Я не всесилен! - отрезал Рудински. - Вас одного я могу вывезти, сославшись на оперативные нужды, это пройдет незамеченным. А многих, не говоря уже о всех - сам тогда рискую положить голову под топор. И простите, хоть я и с уважением отношусь к христианской вере, но не настолько, чтобы стремиться в великомученики. А подвалы гестапо - это куда страшнее тех мук, которым подвергался Иисус. Или вы один, или... Жаль, ваше святейшество - я искренне хотел вам помочь!

Папа погрузился в молчание. Затем сказал:

- Что ж, сын мой, все в Его руках. И те, кому суждено будет погибнуть в этой святой войне не поколебавшись в истинной вере, тотчас же вознесутся на небеса.

"И это случится раньше, чем ты полагаешь! - подумал Рудински. - Впрочем, если Германия теряет своих солдат, чего стоит жизнь этих святош?"

Ведь согласно документам, завтра утром Санто-Стефано покинет вовсе не папа! А совсем иное, не слишком значительное лицо - находящееся здесь же, в этой тюрьме, близкого возраста с Пием и даже схожее внешне. Подходящих кандидатур было целых три, кому-то из них повезет сыграть роль папы - на одни сутки. Ну, а после - итальянские инсургенты предпримут попытку освобождения папы, но охрана, получившая самый строгий приказ (к которому Рудински не имел никакого отношения), расстреляет всех узников. Повстанцы самые настоящие, подогретые разговорами о страданиях папы, целая сотня их прибыла на Вентотене под видом родственников, торговцев. И по достовернейшим сведениям, акция назначена на следующую ночь - впрочем, агенты гестапо, сыгравшие роль провокаторов, проживут после очень недолго. Также и папе в Италии придется пережить еще одну смерть - конечно же, лишь по документам. Ведь может же этапированный на континент арестант умереть при допросе? Конечно, виновные в столь грубой работе будут строго наказаны. И кому какое дело, что некто, уже с французским именем, после будет отпущен "за недоказанностью", даже в гестапо случается такое. А он, Рудински, будет чист перед всеми сторонами!

Сначала погас свет, затем началась стрельба - и быстро завершилась. На бой не похоже! Быстро одевшись, Рудински ждал прояснения ситуации вместе с Вурцером, комендантом гарнизона. Еще в доме были, на этом этаже, взводный-штурмфюрер, радист и ординарец, и внизу пятеро солдат - все хорошо вооружены, в прочном каменном доме, и еще полтора десятка солдат в казарме рядом, столько же в патруле по острову и столько же в Цитадели. Было достаточно, чтобы отбиться даже от сотни повстанцев, высадись они на остров сейчас. Так что никто из господ офицеров не беспокоился.

Свеча на столе давала мало света. Все произошло в короткий миг - вдруг распахнулась дверь, и в комнату влетело что-то низкое и темное, в первый миг Рудински принял это за большую собаку. Но Вурцер полетел на пол и не шевелился. Еще одна тень возникла у входа - это все же были люди, но двигались непривычно, даже не по-человечески, в полном молчании, и лица их имели странный вид (ну не видел никогда Рудински очков-ноктовизоров). Зато сразу вспомнил страшные рассказы, слышанные им когда-то на Севере и под Петербургом. Ужас Восточного фронта - те, кто приходят ночью, с волчьими глазами, кого нельзя увидеть и остаться в живых! Но если это русские - тогда еще не все потеряно! У меня с ними договор!

- Я прошу доставить меня к вашему командиру!

- Герр Рудински? Что вы здесь делаете?

Этот чертов Вурцер! Какого черта он стал изображать из себя героя? Он должен сейчас быть на месте Рудински, у ворот Цитадели. Ведь Рудински, старый опытный полицейский, начавший службу еще в кайзеррайхе, избежал таким образом окопов той Великой войны, шуцманов на фронт не брали. После бывало всякое - но все же преступники Германии никогда не были организованы по-военному, не вели правильных боевых действий, не имели тяжелого армейского оружия. И потому Рудински, считавший своим главным оружием аналитический ум, испытывал страх, перебегая всего полсотни шагов от дома коменданта до казармы, а затем к воротам. Это было бы делом для Вурцера, провести русских внутрь - но этот кретин, когда очнулся, стал выкрикивать проклятия и лозунги наци, русским это быстро надоело, и Вурцеру просто свернули шею, как курице, одним движением, в полсекунды. И русский, который сделал это, тотчас обернулся к Рудински и сказал абсолютно спокойно:

- Ваш выход, господин группенюрер. Да вы не бойтесь - пусть лишь откроют, а дальше внутрь пойдем только мы.

Сколько же тут русских? К двоим, что были наверху, при выходе из дома присоединились еще двое, возле ворот откуда-то возникла еще одна пара. И они совершенно не беспокоились за свой тыл - значит, ни в казарме, ни на открытом месте уже не осталось живых немецких солдат? Вот, значит, какие они, те, кто приходит ночью - всего лишь хорошо подготовленные бойцы, ну если добавить очки, в которых можно видеть ночью так же, как днем, удивительно компактные рации у каждого из бойцов и бесшумное оружие - не только пистолеты, но и автоматы, и снайперские винтовки. И совершенно невероятная выучка - будучи знаком с подготовкой спецподразделений германской армии, Рудинский должен был признать, что у этих русских иной уровень, иное качество - в принципе, случалось видеть и таких отдельных уникумов, но чтобы целую команду, обученную работать во взаимодействии, причем явно по какому-то уставу - в действиях русских все же просматривались типовые, повторяющиеся приемы. Будто они явились со следующей Великой войны - разница между стандартной подготовкой, даже егерей, была как между "Бранденбургом" и льежскими неудачниками четырнадцатого года (прим. - в 1914 переодетые немцы были перебиты при попытке захватить коменданта крепости Льеж - В.С.).

- Кто там?

Наконец-то решились, идиоты! Рудински назвался и потребовал открыть. На острове итальянские бандиты, они гонятся за мной. Быстро впустите!

Секунду за дверью было тихо, затем щелкнул засов. Если ефрейтор откажется впустить старшего офицера и тот погибнет, то при последующем расследовании солдаты, бывшие свидетелями, о том непременно доложат, и тогда штрафной батальон Остфронта будет для виновного самым мягким наказанием. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было протиснуться одному. И наверняка вход держат под прицелом.

И тут русский, кто был ближе всех, что-то бросил внутрь. Даже сквозь щель захлопнутой двери показалось, что там зажглось солнце. И по ушам ударило так, что казалось, не выдержат перепонки. А затем двое русских оказались уже за воротами, и крики сразу прекратились, и выстрелов не было ни одного. Когда Рудински наконец вошел, он увидел трех мертвых немецких солдат. Итого за воротами в цитадели осталось пять или шесть живых немцев - для четверки русских дьяволов, работы на несколько минут! Наверху раздалось несколько суматошных выстрелов, протрещал автомат, затем кто-то заорал и оборвался. А еще через десяток минут один из русских вернулся.

- Порядок, - сказал он, - немчуры живой не осталось. Но на всякий случай Финн наверху, с пулеметом. Пошли, герр как тебя там - покажешь, который тут папа.