Крыло Книга 4 (СИ) - Оришин Вадим Александрович "Postulans"

Отношусь я к ним пренебрежительно, не потому, что не люблю культуру и деятелей культуры в целом. Всё проще. Конкретно сейчас все эти пассажиры были нахлебниками, окуклившимися в своём мирке. Они даже о войне не говорили! Соня прямым текстом предупредила: «говорить о войне — дурной тон». Война, это не про них, это где-то в другом мире, с другими людьми. Я даже получал от этого какое-то своё извращённое удовольствие, когда слышал очередной диалог:

— О, сир Ашер, пожалуйста! — капризным голоском обращалась молодая женщина к своему спутнику. — Не хочу ничего слышать об этой глупой войне! У меня от неё совсем пропадает аппетит.

Потрясающий инфантилизм!

— Ты, я смотрю, получаешь наслаждение от происходящего, — заметила Соня мою улыбку обожравшегося сметаной кота.

Мы ждали начала театрального представления. Камерного, маленького, «для своих», так сказать. Без театральной сцены, она была не нужна, всего пара-тройка актёров, большая комната, да несколько стульев — всё, что нужно такому театру. Но богема не может просто собраться, посмотреть представление и разойтись. Не из-за постановки же они все здесь собрались, в конце-то концов! Они здесь ради «общения». Я, правда, вообще никого не знал. Соня, к её чести, знала только тех, с кем пересекалась в театре. Сегодня мы были теми, кто создавал правильный фон всей этой мышиной возне. Люди, наделённые властью, как бы смешно это ни звучало. И теперь все присутствующие, поглядывая на нас, сами себе говорили: «Вот, важные люди пришли, значит, мы здесь не зря присутствуем, тоже чего-то стоим, а серьёзные вещи обсуждаем!».

— Ага, — отвечаю, нагнувшись к ушку девушки. — Слёзы умиления накатывают. Они здесь все наивные, как дети. Меня прямо распирает от желания подойти к кому-нибудь из них и начать разговор на важную тему межродовой политики. Представь, как вон тот усатый пухлячок будет лепетать какую-нибудь откровенную несуразицу.

Моя спутница чуть улыбнулась, держа лицо.

— Этот усатый пухлячок — Николас Россен. Его род входит в Верховный Совет Эстера.

— Отлично! — оскалился я, направившись прямо к мужчине.

Он как раз закончил разговор с какой-то дамой, длинной и сухой, и оглядывался по сторонам. Увидев нас с Соней, идущих прямо к нему, подтянулся, готовый проявить всю галантность, на какую был способен.

— Молодые люди, — покровительственно кивнул нам, похоже, банально не зная нас в лицо.

— Сир Россен, для меня честь познакомиться с вами лично, я слышал о вас только хорошее, — с восторгом в глазах здороваюсь с пухлячком. — Позвольте представить, моя невеста, Соня, восходящая звезда юношеского театра Эстера.

Только опыт работы в театре позволил Соне сохранить лицо. Николас же, внимательно посмотрев на девушку и явно её не узнав, закивал:

— О! Да, да, конечно! Юная леди подаёт самые большие надежды! Буду рад увидеть вас и в нашем маленьком театре.

Соня сделала скромный книксен. А я продолжил:

— Что вы думаете о петиции, что организовал Сир Боярский?

Видел одного из них среди публики, но не подходил. Они делают вид, что меня нет, я отвечаю им взаимностью. Но это вовсе не значит, что я не могу самую малость им подгадить. Видя, что Россен недоумевает, потому что слыхом ни слыхивал ни о какой петиции, тем более что я выдумал её буквально только что, я поспешил развеять неудобное положение, в которое поставил пухлячка.

— Я согласен, что в столь сложные времена всем нам просто необходимо сплотиться вокруг идеалов чести и достоинства, провозглашённых мудрыми руководителями нашего славного города. И внести посильный вклад в победу. Сир Боярский скромно поведал мне, что собирается внести петицию, что разрешила бы лучшим людям художественного мира Эстера, выезжать в действующую армию и давать концерты для поднятия боевого духа. Естественно, за скромную, но справедливую оплату, но какая выдающаяся самоотверженность!

На словах об идеалах чести и достоинства Россен удивился. Мудрые руководители вызвали у него приступ зубной боли, правда, кратковременный. Мысль о посильном вкладе в победу его явно напугала. Идея о концертах в действующей армии удивила ещё больше, чем идеалы чести и достоинства. А слова о справедливой оплате, что неудивительно, вызвали приступ энтузиазма. Как всё знакомо.

— О! Какая великолепная идея! Солдатам на передовой определённо нужно знать, что за спиной их сильный фронт, оказывающий всеобъемлющую моральную поддержку!

Тыл, но не буду же я поправлять уважаемого человека.

— Эту петицию обязательно надо поддержать! — продолжил меж тем пухлячок. — Как хорошо, что я о ней услышал! Ведь актёрским трупам нужно не только добраться до места, им нужна сцена! Помощники! Это очень, очень важный вопрос! Мы не можем оставлять на самотёк состояние боевого духа наших доблестных защитников!

Стоявшие рядом люди, обсуждающие что-то своё, услышали разгорячённого Россена, поинтересовавшись, а что он, собственно, так горячо одобряет. И, услышав объяснение из уст Николаса, слово в слово повторяющие мой экспромт, включая и то, что он сам слышал от Боярского об этой петиции, тут же принялись её поддерживать.

Мы с Соней в этот момент уже убрались подальше, чтобы девушка могла, наконец, засмеяться. А то я чувствовал, что держится она на остатках силы воли.

В этот момент к нам почти незаметно подошла та самая длинная худая дама, которую я про себя обозвал высушенной.

— Спасибо за это представление, сир Минакуро, — обратилась она ко мне. — Уверена, обсуждение этой петиции будет развлекать меня ещё не один день.

Соня поспешила взять себя в руки. А я кивнул:

— Пожалуйста, сира Уайт. Мне, право, это ничего не стоило.

Женщина улыбнулась, кивнув:

— Я заметила. Это болото заслуживает того. Приятного вечера, молодые люди.

— И вам, сира, — пожелал я уже в спину удаляющейся даме.

Когда она удалилась на достаточное расстояние, чтобы не слышать нас, Соня пояснила мне:

— Это Анастасия Уйат. Некогда великолепная актриса, сейчас иногда ставит спектакли. Когда я начинала, она была моим кумиром.

Пожал плечами:

— В чувстве юмора ей не откажешь.

В зале зашумели. Можно было подумать, что спектакль начинается, но нет. Это обсуждение петиции дошло до самого Боярского. И мужчина на голубом глазу заявил, что таки да, готов выступить с таким предложением. Бесплатные клоуны.

— Ты и правда это сделал, — с восхищением выдохнула Соня. — Вот так, без подготовки. Взял и всех взбаламутил.

Она с интересом наблюдала за разгорающимся обсуждением. Обсуждали в первую очередь размер справедливого вознаграждения. Крохоборы. Вот не бедные же люди, а всё равно туда же. Или я чего-то не знаю? Может, этих пустозвонов в семьях финансируют куда скромнее, чем мне представляется?

Пришедшие, наконец, артисты просили всех успокоится и освободить место для спектакля. Однако на них пшикали и настоятельно просили не мешать, когда идёт обсуждение столь важного вопроса, как деньги. И боевой дух армии, конечно.

В общем, творческий вечер принёс массу впечатлений. Не могу сказать, что отдыхал душой, но повеселился, это правда.

Когда средненький, если не сказать скучный, спектакль закончился, мы не стали задерживаться. Может быть, Соня опасалась, что я устрою ещё какой-нибудь переполох на ровном месте, хотя я и заверил девушку, что дважды один трюк не сработает. Не за один вечер точно. И мы прогулочным шагом отправились домой.

— Твои слова о невесте были всерьёз?

Я отвесил себе мысленный подзатыльник. Слишком увлёкся. И что теперь отвечать? Чёрт! Как же всё непросто! Расслабился. Слишком расслабился.

— Извини, я тороплю события, — по-своему интерпретировала моё молчание Соня.

Надо переключить тему.

— Я скорее задумался, как вообще оформить помолвку? У меня есть некоторые сомнения, что твои родители хорошо меня примут.

— Это мягко сказано, — согласилась Соня. — У меня самой очень… сложные взаимоотношения.

— Ты рассказывала про свою старшую сестру, — напомнил я. — А потом про то, что твоих родителей свели специально.