Рассудок маньяка - Чингиз Абдуллаев

Эпилог

Все уже давно разъехались. Фирсову увезли в больницу, Михаил Федорович поехал вместе с ней. Зинков также вызвался сопровождать супругу. После того как разошлись потрясенные сотрудники, в кабинете Сергея Алексеевича, кроме него самого, остались полковник Левитин, следователь Климов, профессор Моисеева и Дронго.

— Как вы догадались? — настаивал Климов. — Или вы подозревали ее с самого начала?

— Нет, конечно. Но журналы и удар в спину меня сильно смутили. Потом я понял, что меня беспокоит. Почему убийца выбрал столь неудачное место? Почему решил действовать именно на территории института? Настоящий маньяк никогда не выдает себя таким образом. Наоборот, он маскируется, стараясь совершать свои преступления подальше от дома или своей работы. А появившийся в институте маньяк словно нарочно вызывал огонь на себя. Именно тогда я проверил все материалы о маньяках, появлявшиеся в центральной печати. И отметил для себя, что примерно десять месяцев назад во всех газетах писали о разоблаченных и найденных маньяках. Это была уже характерная деталь.

Когда произошло второе убийство, я не сомневался, что все дело в самой Ольге. Убийца охотился именно за ней. Но кому могла помешать молодая женщина? И почему обе убитые были из одного отдела? Вывод напрашивался очевидный — это не маньяк. Сначала я подозревал Зинкова, считая, что тот решил избавиться от надоевшей ему пассии. К тому времени мне было очевидно, что между Зинковым и молодой женщиной могли быть какие-то отношения, хотя мне лично больше понравилась Фирсова.

В разговоре со мной раздраженная Ольга бросила несколько фраз, которые слишком явно свидетельствовали о ее чувствах. Позже Фортаков рассказал мне о вечере первого убийства, когда его руководитель отдела переоделась и, сидя в машине, ждала своего супруга. Она хотела обеспечить себе очевидное алиби. А я обратил внимание на то, что они поехали домой. И на тот явный факт, что она дальтоник.

Сегодня утром, разговаривая со мной, Михаил Федорович Сваневский объяснил, что психические отклонения бывают в результате возможных травм не только физического характера. Как мне удалось выяснить, несколько лет назад Фирсова потеряла первого мужа в автомобильной аварии. И тогда она его не просто потеряла, а пережила очень сильную психическую травму, даже попала в больницу. Наверняка это сильно сказалось на ее характере. Когда женщина в ее возрасте находит второго мужа. да еще такого, как Зинков, моложе нее на два года, перспективного, талантливого ученого, ей подсознательно кажется, что каждая молодая девушка хочет отнять подобное сокровище. Очевидно, отсюда у нее начали развиваться разного рода психозы. А когда в техническом отделе у ее мужа появилась молодая особа, то у нее начались срывы. Тем более что Зинков и его молодая сотрудница явно не скрывали симпатий друг к другу.

Дело даже не в том, были они любовниками или нет. В любом случае в воображении Фирсовой они были таковыми. И для нее это было настолько страшно, что она решила бороться за свое счастье любым способом. Второй раз терять мужа она не могла.

— Это я виноват, — горько сказал Архипов, — я обязан был догадаться. Или заметить ее состояние.

— Никто не виноват, — возразил Дронго, — скорее это судьба. В тот вечер она, очевидно, увидела, как ее соперница входит в здание. Фирсова побежала в здание в страшном состоянии и, лишь нанеся несколько ударов, обнаружила, что ошиблась. Во втором случае она действовала наверняка. Казалось, что все было правильно рассчитано. У нее был странный рассудок. Она была абсолютно логична в своем нелогичном поведении. И лишь некоторые детали, предусмотреть которые она не могла, подвели ее.

— Какая страшная судьба, — пробормотал Сергей Алексеевич. — Я даже не мог предположить. Что с ней теперь будет?

— Ее будут лечить, — печально сказал Дронго, — долго лечить. Если врачам удастся, они докажут, что она действовала оба раза в состоянии аффекта.

— Не получится, — вздохнул Климов, — она оба раза готовила преступление, а это уже наличие умысла. Не получится, — повторил он, — нам придется передать дело в суд.

— Она просто защищала свое счастье, — задумчиво сказал Дронго, — может быть, страшными методами, чисто по-женски. Ей казалось, что судьбе угодно второй раз над ней посмеяться. Неужели это так непонятно?

— Вы нашли убийцу, — патетически сказал Левитин, — я, признаться, не ожидал…

— Я нашел несчастную женщину, — возразил Дронго, — несчастную женщину, которую я раздавил.

— Да, — вдруг громко произнесла Моисеева, — вы ее раздавили. Вряд ли Георгий Ильич сможет относиться к ней так же, как раньше. Вам следовало об этом подумать.

— Вы хотите сказать, что мне не следовало находить убийцу?

— Нет, конечно. Но следовало найти какой-то способ, в общем, иначе показать Фирсовой, что она разоблачена. Вы сыграли на ее шоковом состоянии. Я вас понимаю, Дронго, это был азарт охотника. Но психику женщины вы раздавили полностью. И заставили ее признаться в присутствии человека, которого она любила больше всего на свете. Ни одно наказание не будет для нее страшнее того, что вы здесь устроили. Ни одно, — Моисеева торопливо достала сигареты и вдруг, чисто по-женски всхлипнув, поднялась и выбежала из кабинета.

— Женская истерика, — недовольно заметил Левитин.

— Нет, — возразил Дронго, — она права. Мне. иногда кажется, что я работаю ассенизатором человеческих душ. Это так тяжело — каждый раз становиться неумолимым судьей для другой души. Иногда даже понимая мотивы преступления. Это мой крест, Левитин, и я буду нести его всю свою жизнь.

Он тяжело поднялся и пошел к выходу.

— Подождите, — позвал его Сергей Алексеевич, и, когда Дронго обернулся, он тихо произнес: — Извините меня, что я вас втравил в эту печальную историю.

— Это вы меня простите, — сказал Дронго. — Я даже не думал, что когда-нибудь буду жалеть убийцу не меньше, чем его жертвы. До свидания.

Он вышел в приемную. Там находились секретарь Архипова и профессор Моисеева. Увидев Дронго, обе женщины, не сговариваясь, отвернулись, словно считая его лично виноватым в случившейся трагедии. Дронго понимающе усмехнулся и пошел к лифту. Его никто не провожал. Он шел по двору, чувствуя на себе взгляды. Шел, как всегда, один, с чувством пустоты в душе. В проходной он сдал свой пропуск, уже зная, что никогда больше не появится в этом институте.