Два сталкера - Сергей Артюшкин

В остальном-то он оказался прав. Майк на станции. По всей видимости именно то место, откуда и поступали те злосчастные команды ночью двадцать шестого апреля восемьдесят шестого. Аномалия, благодаря посланному прибору оказалась своего рода транспортным коридором. Неудобным, но безопасным. Да и сама точка приземления вполне удачная, если не думать о том, какой радиоактивный фон в этом милом местечке.

При воспоминании об аномалии, опять здорово захотелось опустошить желудок, хотя там не было ничего, кроме грамм трёхсот воды, которую выпил Майк когда отдышался. Вспоминать перенос было неприятно.

Удар в спину, вероятно первая собака. Потом она вроде оттолкнулась, чтобы оказаться подальше от аномалии, в которую с отчаяния бросилось мясо. А вот потом… Майк нахмурился. Не то чтобы ему было приятно это вспоминать, но он терпеть не мог, когда чего-то с ним происходившее оказывалось под запретом. Это напоминало встречу с контролёром, к которым он относился не очень хорошо и считал их самыми гнусными порождениями Зоны.

Когда Майк оказался в аномалии, с сознанием начало свориться что-то не понятное. Сон наяву, только ещё менее реальный, если так можно сказать. С одной стороны, Майк не был уверен, что вообще видел что-то. Возможно, его встретил старый бетон зала управления сразу же. С другой стороны — ему представлялось долгое время, за которое он наблюдал забавные оптические эффекты и думал не свои мысли. Ему виделись дома Припяти, которые проходили мимо него, переливаясь и перекатываясь искажениями. Их не смазывало высокой скоростью, как следовало ожидать. Улицы и дома, машины и деревья были нечёткими, словно отражались в кривом зеркале или виделись на дне неглубокой реки, сквозь прозрачные воды времени.

Именно времени, поскольку в коротеньких фрагментах, с которыми неохотно расставалась память, представали картины иной Припяти. Не такой, какой её знают сталкеры, хотя слово «знают» тут явно не подходит. Машины на улицах, не похожие на ржавые скелеты тех, которые порой ещё попадаются в Зоне. Они выглядели вполне современными, хотя и не знакомых марок. Майк мельком побывал в автобусе, чьё внутреннее устройство в точности повторяло салон того, на котором он ехал на вокзал, уже твёрдо приняв решение уйти в Зону. Майк смотрел через широкие окна и видел как дома из облупленных становятся аккуратными, как исчезают пятиэтажки и на их месте появляются современные, комфортные и неуловимо-чуждые.

Майку показалось, что он всю дорогу до станции и проделал в общественном транспорте. Хотя, тут ничего сказать нельзя. Он словно смотрел два воспоминания сразу. Одно — он ехал по улицам Припяти, какой она бы была, если б не первая Катастрофа. Второе — никакой конкретики и только шатаются кривые зеркала, порождающие неприятные образы. В этих, вторых воспоминаниях или видениях, посещавших Майка в аномалии, всё было как положено: разрушенные стены, контролёр, стоящий за гнилым прилавком в универмаге, пара бюреров, сидевшая в старом автобусе, неторопливо трусящий по полю в сторону ЧАЭС кровосос… Только топография обоих вариантов совпадала. Те же улицы и дома, в основном. И станция на месте. Только в варианте с людьми, за ней явно ухаживали.

Майк прекратил насиловать свой мозг, поскольку его замутило по-настоящему. Как бы не от радиации. Выше, чем в зале управления фонить должно только в бывшем реакторном и ещё паре мест. Впрочем, когда удалось отдышаться, что в непроветриваемом много лет помещении понятие условное, Майк достал-таки детектор. Надо же, какая приятная неожиданность! Щелчки идут, но вяло. Жить можно. Это Зона, брат Майк и живущие в ней волшебники молчат в ответ на вопросы «как, зачем, почему»? Единственное, что заинтересовало Майка, так это то, а как он осуществит сам перенос. В письме Сахарова должна была быть инструкция, но он не дочитал. Надо порыться в карманах и рюкзаке.

«… К сожалению я не могу точно описать то, что произойдет в результате вашего контакта с аномалиями. Как с пространственной, так и со временной. — Писал Сахаров. Письмо нашлось в рюкзаке, причём сразу же. Было понятно, что на время, пока Майк был недоступен текущей реальности со всеми её проблемами и нуждами, письмо по-быстрому всунули, изрядно помяв. Главное было, чтобы важные инструкции не потерялись. — Проведённые мной опыты свидетельствуют о том, что перенос внутри пространственной аномалии возможен. На основании расчетов, которые нет смысла тут приводить, вероятность успешного прохождения по временному каналу порядка шестидесяти процентов. Точнее не могу считать, поскольку поведение системы «Зона» в момент наступления времени «Ч», не поддаётся в полной мере прогнозированию. С равной степенью вероятности следует предполагать, что внутри бывшего зала управления бывшим четвёртым энергоблоком будет как высокая концентрация аномальных очагов и явлений, так и их полное отсутствие. Своего рода «глаз» урагана, когда снаружи дикий ветер и огромные волны, а внутри полный штиль и ясное небо».

На этом Майк прервался, ещё раз обвёл помещение фонариком и разбросал наугад половину имевшихся у него гаек. Подбирая их с пола, он старательно смотрел по сторонам и прислушивался к ощущениям. Ничего особенного, кроме последствий столь радикальной транспортировки, он не отметил. Также блуждание с двумя фонарями, когда маленький был на вытянутой руке, а большой под стволом и смотрел в другую сторону, не принесли никакой новой информации. Свет распространялся так, как ему было положено. Тени самопроизвольно не шевелились. Ну и ладушки.

Майк продолжил читать. Кусок с экскурсом в историю просмотрел по диагонали и остановился только на том месте, где описывалось то, что надо знать непосредственно ему — что творилось в этом самом помещении, прочти точно тридцать лет назад. Он перечитал эту грустную историю о человеческом идиотизме дважды. Ему стало немного грустно, поскольку обычно казалось, что действия приведшие к грандиозным последствиям сами должны быть не ординарными. В письме Сахарова описывались простая человеческая упёртость, банальная трусость и обычная растерянность хороших людей. Оставалось только надеяться, что Вторую Катастрофу организовывали мужи бледные, со взорами горящими. Жалко, что про неё Сахаров не написал ничего.

Майку подумалось, что ему придётся немного поскучать. Когда он шагал в аномалию, было часа два дня. Он, по собственным ощущениям, с поправкой на вероятную отключку, был в зале управления никак не больше часа. Он даже решил прилечь, поскольку делать больше нечего, чувствовал себя он не так чтобы хорошо, а проспать «праздничный банкет» у него явно не получилось бы. Но тут началось.

По бывшему залу управления стали прокатываться волны световых вспышек. Майк напрягся. Он понимал, что перед ним то, ради чего он и попёрся на станцию, но въевшиеся за три года сталкерские привычки не желали отпускать его так просто. Раз аномалия, значит надо держаться подальше. Майку пришлось напрячься, чтобы его ноги сами не понесли его отсюда, хотя и непонятно куда, ведь по идее выхода быть не должно.

Вспышки, поначалу робкие, две — три в минуту, постепенно смелели. Вскоре все вокруг мигало и стало так светло, что Майк погасил фонарь. Сначала они казались ему бессистемными, но приглядевшись, он понял, в чём загвоздка.

На полу, потолке, стенах проступали не просто светлые пятна. Эти фрагменты зала управления, подсвеченные аномалией, были совсем не такими, какими Майк их увидел при свете фонаря. Когда освещался пол — на нём не было пыли и лежало какое-то покрытие, вроде толстого линолеума. Стены оказывались чистыми и ровными. На пультах жили своей непонятной жизнью огоньки и шкалы. За пультами сидели люди. Эти люди были самой зыбкой частью световых пятен. Смотришь прямо — нет их. Смотришь в бок — краем глаза замечаешь.

Кроме мигания, от которого начали уставать глаза, никаких спецэффектов не было. Полная тишина. Словно в громадном кинотеатре, где показывали немое кино. Словно загадочный киномеханик прокручивал ленту из последних спокойных минут Чернобыльской станции. Перед линзой что-то вращалось, оставляя от целостной картинки только фрагменты и лоскуты. Но вращение ускорялось и картина становилась полнее и чётче. Наливалась красками и проступала объёмом. В какой-то момент светлых участков стало больше чем затемненных. Там, где проступили самые большие куски прошлого, между Майком и изображением словно текла вода, или колыхался тончайший шёлк, или тянулась полоса рефракции…

Сталкер судорожно проверял, а не забыл ли он чего. Рюкзак закрыт и снова за плечами. Оружие перезаряжено и в руках. Прибор Сахарова висел на ремне и здорово тянул шею вниз. Странно, он не казался раньше таким тяжёлым. В какие-то моменты пропадало ощущение собственного тела. Словно в бывшем зале управления (хотя почему это в «бывшем»?) парил разум, у которого всё меньше оставалось стесняющей его плоти. Но Майк не терялся. Он уже прошел через отчаянные мысли, что надо попытаться сбежать, что этого не может быть и так далее… Теперь он был спокоен. Он помнил инструкции. Он помнил прочитанные несколько раз страницы, явно взятые из какой-то книги. Там писалось что…