Рабы Парижа - Эмиль Габорио

— Да.

Почтенный коммерсант был лаконичнее, чем обычно.

— Что с тобой, черт возьми! — сказал доктор, — ты очень мрачен, уж здоров ли ты?

— Я серьезен, это естественно накануне решительной битвы.

Но, честно говоря, у Маскаро было достаточно оснований для грусти, которые он постарался скрыть от своего друга.

Его беспокоил Тото-Шупен. Ничтожная песчинка — и самая крепкая стальная ось может сломаться! Тото был песчинкой, которая, попав в колесо, могла остановить весь ход машины. Маскаро искал средство обезопасить себя от него.

— Ба! — вскричал доктор, любуясь своим медальоном, — дела наши идут, как по маслу! Чего ты боишься? Сопротивления Поля?

Маскаро презрительно пожал плечами.

— Я так мало опасаюсь его, что пригласил на сегодняшнее заседание. Его так же легко привлечь на нашу сторону, как больного заставить принять лекарство.

— Черт возьми! Но вдруг он струсит и сбежит, а ведь он посвящен в нашу тайну!

— Он не сбежит, во всяком случае не дальше, чем жук, привязанный за лапку, — произнес Маскаро. — Плохо же ты знаешь эти мягкие натуры. Его можно сравнить с перчаткой, надетой на твердую руку, которая и под лайкой сохраняет свою силу.

— Аминь, — заключил доктор.

— Если мы и встретим сопротивление, так скорее со стороны Катена. Он, пожалуй, сделает вид, что согласен с нами, но…

— Катена, — вскричал Ортебиз, — но ты, кажется, хотел действовать без него?

— Да, я так действительно хотел.

— Ну и почему же ты изменил решение?

— Убедился, что мы не можем обойтись без его помощи.

Он вдруг прислушался:

— Слышишь?

В коридоре послышался голос.

— Это он, — проговорил Ортебиз.

Дверь отворилась. Это был действительно Катен.

Достаточно было одного взгляда на него, чтобы сказать, что он вне подозрений.

Взглянув в это умное, доброе лицо каждый, не колеблясь, вверил бы ему свои деньги.

Всем своим видом он располагал к себе.

Голос его был мягок и приятен. Он отличался подвижностью, которая скорее притягивала, чем отталкивала.

Это был уважаемый парижский адвокат, который, однако, в суде выступал довольно редко.

Его специальность ежегодно приносила ему тридцать тысяч франков.

Все разбираемые им споры он оканчивал миром, стараясь не доводить их до Верховного суда по той простой причине, что защита его клиентов там могла бы оказаться весьма проблематичной и скорее окончилась бы поражением. Скорее всего они были бы сосланы и во всяком случае обесчещены.

Ежедневно распутывал он подобные истории и устранял пагубные последствия для своих клиентов.

Противники нападают друг на друга, представляют суду доказательства, публика мечтает о скандале, ждет… и — ничего!

Противники, хорошенько поразмыслив и ужаснувшись своих же действий, идут к Катену и… дело улажено.

Какое множество воров и разбойников довел он до раскаяния!

Он мирил убийц, споривших о добыче и готовых начать процесс в высшем суде.

И ошибкой было бы назвать его поступки бесчестными.

Сам он о себе говорил так: "Я всю жизнь рылся в грязи и нашел там немало хорошего".

Человек, открывшийся ему, принадлежал ему всецело, как принадлежит врачу больной, который пришел к нему лечиться.

Он был по-адвокатски красноречив и многословен.

Войдя в кабинет Маскаро, он воскликнул:

— Вот и я, мой друг Батистен! Ты звал меня? Как видишь, я явился! Так что ты хотел?

— Возьми кресло и садись для начала, — перебил его Маскаро.

— Спасибо, весьма благодарен, только ведь мне, брат, засиживаться некогда. Сам знаешь, как меня рвут на части…

— Все же садись, — присоединился и Ортебиз, — то, что хочет сообщить тебе Маскаро, стоит любого из твоих дел!

Катен мягко улыбнулся, чертыхаясь про себя. Он прекрасно знал, на что способна эта парочка, и снова спросил:

— Так что вы хотели? В чем именно дело?

При этом вопросе Маскаро встал и запер дверь на задвижку. Вернувшись на свое место, он сказал:

— Так вот, мы с Ортебизом взялись за дело, участвовать в котором я тебя уговаривал в свое время. Для этого мы подыскали очень недурную кандидатуру — маркиза Круазеноа.

— Друг мой… — попытался перебить его адвокат.

— Погоди, возражать будешь после…

Катен вскочил со стула.

— Довольно, с меня довольно, — проговорил он резко, — если бы ты действительно занялся тем делом, о котором писал, я бы не отказался тебе помочь, но тут я тебе не помощник! Да и тебе не советую, тем более, что я не раз доказывал…

Он уже повернулся, чтобы уйти, но тут между ним и дверью возник Ортебиз.

Катен был не из пугливых, но то, как вел себя уважаемый врач, и улыбка белых губ Маскаро таили в себе нечто странное и даже опасное.

— Что все это значит и что вам от меня нужно?!

— Во-первых, мы хотим, чтобы ты сел на место и внимательно выслушал то, что тебе говорят, — произнес врач, четко выговаривая каждое слово.

— Кажется, я довольно вас слушал!…

— Нет, не довольно. Садись и слушай!…

По лицу Катена нельзя было заметить того бешенства, которое клокотало у него внутри. Его бледное лицо сохраняло достоинство.

Он сел.

— Ну, так я вас слушаю…

Достойный поставщик прислуги, ощупав на носу очки, продолжал:

— Прежде, чем вдаваться в подробности самого дела, я хотел бы спросить нашего друга: считает ли он себя по-прежнему близким нам человеком?

— Это не вопрос. Это скорее утверждение того, что вы мне не доверяете, а между тем все, что я когда-либо делал, приносило вам только пользу!

— Дело не в словах. Нам нужна твоя помощь, совет…

— Я уже вам дал один.

— Да, не зная наших шансов и будучи неуверен в успехе нашего предприятия. Пойми, что если мы доведем это дело до конца, то у каждого из нас к окончанию будет минимум по миллиону.

А Ортебиз про себя лихорадочно требовал:

— Решайся же, Катен! Говори — да или нет?

По лицу Катена было заметно, что мысль его усиленно работает.

— Нет! — произнес он решительно. — Повторяю, я хорошо все просчитывал, и я никогда не скажу "да".

— А! — произнесли Маскаро и Ортебиз вместе. В этом восклицании не было удивления или досады, в нем ясно слышалась вражда на всю жизнь.

— Если хотите, Я вам еще раз объясню, почему я не считаю возможным согласиться на ваше предложение…

— Скажи лучше, что ты попросту изменил нам!

— А хоть бы и так! Дело не в том, как это называется! Можно подумать, вы не знаете, как я к таким вещам отношусь. Разве я не твержу вам целых десять лет, что подобные занятия при настоящем положении дел не имеют никакого смысла?

— Что и говорить, ты всегда был осторожен, правда, это не мешает тебе делить с нами прибыль, когда дело выгорает, — зло проворчал Маскаро.

— Конечно, довольно выгодно получать, ничего не вкладывая, — добавил Ортебиз.

Но эти аргументы нимало не смутили Катена.

— Правда, я беру то, что мне положено. Но разве я совместно с вами не создавал эту контору? И разве она не пользуется известностью, разве она не работает, как хорошо отлаженная машина? Да, с нее одной мы имеем, пусть не очень большой, но зато верный доход, и если вы согласитесь этим довольствоваться — я в вашем распоряжении!

— Нечего сказать, лестное предложение!…

— Ну, как хотите, только на меня не рассчитывайте. Дай Бог, чтобы вам не пришлось раскаиваться, но я хочу вам напомнить, что двадцать лет, в течение которых Фортуна была к вам благосклонна, — слишком большой срок! В любой момент она может повернуться к вам спиной, что довольно обычно в делах такого рода…

— Пожалуйста, без предсказаний, — раздраженно заметил Маскаро.

— Пожалуйста. Я могу и замолчать, но время у вас еще есть для того, чтобы остановиться. Безнаказанность, как и все на земле, имеет свои пределы… И учтите, нужно совсем немного, чтобы все полетело в пропасть.

Ортебизу от всех этих предсказаний было явно не по себе.

— Легко тебе говорить, — заметил он Катену, — ты богат!

— То есть у меня есть на что жить; кроме заработка я имею двести тысяч капитала. И если бы вы сегодня дали мне слово покончить со старым, клянусь, я бы разделил его поровну!

Маскаро, который до сих пор едва прислушивался к разговору, понял, что пришло время говорить серьезно.

— Бедный друг, так у тебя всего двести тысяч?

— Может, немного больше.

— И две трети ты предлагаешь нам? Благородно! Поистине мы были бы неблагодарными скотами, если бы нас это не тронуло… Только мне кажется…

Он поправил очки.

— Мне кажется, что если ты дашь нам по пятьдесят тысяч, то у тебя останется ровно миллион сто тысяч!

Катен залился смехом.

— Ведь что только не придумает человек, — проговорил он, продолжая смеяться.

— А если я это смогу доказать? — спросил Маскаро.