Флибустьер времени. "Сарынь на кичку!" - Анатолий Спесивцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Топчи из Румелихисары немедленно ответили на казацкие залпы своими, между крепостями-сёстрами, изначально призванными совместно защищать Стамбул, завязалась артиллерийская дуэль. Османам стрелять было несколько менее удобно — дым от их собственных выстрелов задувался прямо на них. Если бы ветер был восточным, это бы здорово облегчило казакам жизнь, но даже небольшие проблемы у топчи стали приятным моментом. Темнота, благо цели были крупными и неподвижными, не мешала ни пушкарям, ни топчи.
Далеко за полночь начало сказываться преимущество осман в количестве крупнокалиберной артиллерии. В заметно более крупной Румелихисары и пушек было больше. Однако такая перестрелка потребовала от османского гарнизона предельного напряжения сил. Некоторые орудия спокойно могли выдержать сравнение со знаменитой царь-пушкой, соответственно, ядра для них были очень тяжёлыми. Картечью же палить на такое значительное расстояние было бессмысленно. Топчи быстро вымотались, и мухафиз привлёк к обслуживанию орудий большую часть гарнизона. Начавшие стрелять первыми топчи уже были мокры от неимоверных усилий, будто побывали под дождём. Они заметно покачивались при ходьбе, глаза покраснели от порохового дыма и слезились, но заменить их было некем. Если засыпать в пушку порох и закатить туда ядро могли и обычные спахи, то стрелять должны были именно топчи, умеющие это делать. На суше возле Румелихисары казаки активности не проявляли, их вообще там видно не было, что дало возможность мухафизу оставить на стене защищавшей крепость лишь несколько человек стражи.
От попадания гигантских мраморных шаров крепостные стены ощутимо вздрагивали, хотя построены были на редкость хорошо и надёжно. Так что ядра, несмотря на огромный вес, бесполезно разбивались о стены и башни, хоть и откалывали куски кладки. Хуже было, когда они разбивались в непосредственной близости от пушек, осыпая их и орудийную прислугу градом каменной картечи. Выжить в таких местах не удавалось никому. Гром от перестрелки был хорошо слышен во всех районах Стамбула, но там в этот момент было не до героически дравшегося гарнизона Румелихисары. Разве что некоторые из гражданских обитателей города преждевременно возрадовались идущей на помощь разграбляемому городу непобедимой армии халифата. Шли армии, сразу две, но помешать проклятым гяурам не успевали. Вот и попробуй не поверить в то, что казаков возглавляют могучие колдуны: никогда их не удавалось застать на суше несравненно более сильным войскам султана. Чем же, кроме колдовства, можно объяснить такое постоянство?
Дело шло к утру, когда стала сказываться большая численность гарнизона в Анадолухисары. Казаки имели возможность менять прислугу у орудий и стали стрелять заметно чаще. Обе стороны уже лишились по несколько подбитых орудий и имели потери в живой силе. В этот сладкий предрассветный час первого намаза и раздался взрыв у ворот Румелихисары. Нельзя сказать, чтоб слишком громкий, по сравнению с бабаханьем пушек главного калибра, но мухафиза будто кто ножом в сердце пырнул.
"Как проклятые могли подобраться незаметно к воротам?! Там же несколько часовых, причём из числа самых остроглазых. Почему они не заметили врагов?!"
Опытный воин, он сразу понял, что сражение близко к концу и рассвет в этой крепости не суждено встретить никому. И не ошибся. Провести расследование погубившего крепость эпизода мухафизу было не дано. Иначе он установил бы, что стражу расстреляли из луков, а падения их на стену или вовне из крепости никто не услышал из-за ожесточённой стрельбы. Поэтому казаки спокойно подложили к воротам бочонки с порохом и даже обложили их мешками с землёй.
Нет, никто в Румелихисары сдаваться не собирался. Ворвавшихся со страшным рёвом казаков во дворе встретил резерв, полсотни тимариотов, отдыхавших после помощи топчи. Однако преградить им путь в крепость в узком проходе ворот они не успели, а, следовательно были обречены. Три сотни казаков, успевших отдохнуть за время сидения в засаде, легко смяли и побили подуставший османский резерв, а потом и перерубили остальных защитников крепости. Хотя ворвалось в крепость приблизительно столько же врагов, сколько её обороняло воинов, у осман не было ни малейших шансов отбиться. Враги уничтожали их по частям, набрасываясь со всех сторон, в таких условиях и знаменитое умение осман рубиться на саблях не помогало. Да и устали они в эту ночь, не выспались, обычной реакции и скорости движений показать не могли. Так и гибли один за одним, в безнадёжных, но отчаянных попытках уничтожить врагов. А последние, так — с желанием продать свою жизнь подороже. Их, большей частью, пристрелили. Заморачиваться рыцарскими идеями о необходимости дать противнику право на поединок никто не стал.
Путь назад, на север, освободился. Вряд ли надолго, но шанс уйти подобру-поздорову у казаков появился.
"Когда считать мы стали раны…" 18 Зуль-Ка'да 1047 года хиджры.В боях на воде и суше казаки потеряли больше семи тысяч человек. Больше всего — на стенах Топ-хана и при штурме Сераля. Не обходилась без потерь почти каждая схватка на улицах. Несколько десятков человек в суете передвижений по городу пропали, мёртвыми их никто не видел. Но, учитывая итоги визита казацкого флота в Стамбул, в их судьбе ни у кого сомнений не было. Много позже дошла до Северного побережья весточка, что тридцать налётчиков, попавших в плен к янычарам или просто стамбульцам, были торжественно, при массовом ликовании зрителей, посажены на колья. Толстые. Чтобы мучились подольше, уж очень сильное впечатление оставил казацкий визит у столичных жителей.
Чуть ли не перед самым уходом обратно великое дело совершил Срачкороб. Он с группой таких же, то ли недограбивших, то ли недорезавших товарищей шастал по улицам, ища приключений на свою тощую… фигуру. Обидно, видите ли, ему было, что ни в диверсионный отряд он не попал, ни Великого визиря зарубить не успел… вот и рисковал, неизвестно зачем, нарваться на один из янычарских или тимариотных отрядов, прорывавшихся к галатской части города. А встретил группу мирных монахов, шедших в сопровождении одного из уважаемых в Стамбуле мулл. Патриарх и его окружение были вынуждены из-за сильного задымления покинуть своё убежище и пытались перебраться в не пострадавшую от огня часть города. Муллу Хафиза они прихватили с собой на случай встречи с отрядом исламских фанатиков. Отношения у иерархов различных вероисповеданий были неодинаковыми. От лютой ненависти у фанатиков до приятельских, иногда даже дружественных отношений у людей разумных. В общем, как у всех. Мулла Хафиз отличался большим умом и был весьма популярен среди янычар и бедноты города, лучшего сопроводителя трудно было найти.
Именно его горячие разоблачения шайтанской сути налётчиков и спасли большие, также от набега сильно пострадавшие христианские общины города от немедленного погрома. Он красочно описывал на стихийных митингах, как проклятые разбойники грабили их, его и патриарха православной церкви разом. И что страшный, будто родился от кровосмешения двух шайтанов казак, говоривший по-турецки и по-арабски не хуже него самого, имел наглость, утонуть ему в дерьме нечистого животного, сдирая перстни с его пальцев, цитировать по памяти священную книгу — Коран. Что явно указывало на его происхождение из мусульманской семьи. То, что казак при этом ещё и поднял руку на патриарха, вызывало живой отклик сопереживания. Местные христиане временно задержались в ранге "своих". Эти выступления спасли жизнь немалому их числу бежать из пределов Османского халифата. Широко распространилась и весть, что христиан-лоцманов силой заставили вести обратно казацкий флот, взяв их семьи в заложники.
Дело же было в том, что злого и неудовлетворённого Юхима, увидевшего патриарха со свитой, будто перемкнуло. Он вспомнил рассуждения друга о необходимости вывоза христианских святынь и решил, что неплохой добавкой к ним будут роскошные кресты и панагии с церковных иерархов. Когда Вселенский патриарх, привыкший к показному почтению со стороны казаков, попытался возражать, Срачкороб дал ему в ухо, прервав таким образом возмущённый монолог. Шедшие с монахами несколько вооружённых стражников прикинулись ветошью при виде вынырнувших из дыма, как черти из коробочки, казаков. И избежали благодаря этому даже ограбления. Поснимав бросавшиеся в глаза висюльки, Юхим со товарищи растворились в дыму. Христиане дружно перекрестились при виде такого действа, мулла вознёс благодарственную молитву Аллаху, что уберёг от страшной смерти при встрече с нечистой силой (выглядели казаки… действительно… инфернально и очень страшно), после чего честная компания продолжила путь и успешно завершила его в намеченном месте.
Уходя, налётчики подожгли верфи, склады с недограбленным имуществом. Ох, как сокрушались многие, что на более, чем двести кораблей, удалось запихнуть лишь малую часть возможной добычи, и вместимость трюмов маловата, и времени на перегрузку захваченных судов не было, а сколько очень нужного или просто дорогого пришлось пустить на ветер… О том, что добрая половина сожжённого имущества принадлежала христианам, никто задумываться себе труда не дал. Проходя мимо азиатской части города, до того от налёта пострадавшей не так уж сильно, пожары от первого обстрела там уже успели потушить, выпустили несколько ракет по сараям и складам на берегу. Полыхнуло хорошо и сильно. А уж как заполыхала верфь, или главное адмиралтейство Османской империи (Терсане-иамире), известное как морской арсенал Касымпаша… оно и взорвалось бы неплохо, да все найденные там порох и селитру сами работники верфи под внимательным присмотром пиратов перенесли на суда. Стрелять ещё в этом году предстояло много, порох был одним из важнейших трофеев.