Саня или двойная свадьба - Марина Львова

— Саня, Саня, я не хотел тебя обидеть. Не надо плакать.

— Да, я и не плачу вовсе.

Он протянул мне свой чистый белый платок с тоненькой голубой полоской.

— Хорошо-хорошо, не плачешь, только у тебя слезы текут.

— Ты надо мной издеваешься все время.

— Что ты! Нет, конечно. Я только тебе слезы вытру.

И он вытер мне слезы, как маленькой, и нос помог вытереть, а потом осторожно гладил по голове, перебирая пальцами мои отросшие волосы. Сколько мы так просидели, я не помню. Мы оба вздрогнули от стука распахнувшейся двери. В комнату вошла Ирочка, неся в руках пачку новых лицензий на подпись. Максим вскочил и загородил меня собой от любопытных глаз.

— Ой, Саша, что с тобой?

— Александре Алексеевне что-то попало в глаз. С трудом соринку вытащили, собирались уже к врачу ехать.

— А-а, тебе нужно лицо помыть холодной водой. Сразу станет легче. Мне потом занести документы? Вы сейчас заняты?

— Я посмотрю их сейчас.

Ирочка многозначительно на меня посмотрела и, громко цокая каблучками, прошла в кабинет начальника. Максим погладил меня по плечу и пошел к себе.

Что же со мной такое происходит? Слезы непонятно почему льются, и совершенно не ко времени. Начальник, тоже хорош, задает глупые вопросы, да, конечно, именно из-за этого я и заплакала. Стало так обидно. И что они так долго с этой Ириной в кабинете сидят? Ишь, как она перед ним фасонила! Вот возьму и тоже куплю себе туфли на высоченных шпильках. Сумасшествие какое-то! Какая глупость мне в голову лезет! Зачем мне шпильки? Я на них и ходить-то не умею…

У меня на столе тихо замурлыкал телефон. Когда я писала диплом, то иногда просматривала записи на работе, вот и уменьшила звук до минимума, чтобы каждый раз не вздрагивать от звонков.

— Алло, вас слушают.

— Добрый день! Александра, тебе свежий теплый привет от Людмилы.

— Николай, это ты?

— Я, я. Мила просила передать, что пошли огурцы.

— Куда пошли?

— Ты все смеешься, а Мила не знает, что с ними делать. Приезжай в субботу.

— Огородница она наша, говорили ей, чтобы не сеяла семена в таких количествах.

— Максим из командировки уже вернулся?

— Да.

— Так захвати его с собой.

— Как это я его захвачу? Он, что, зонтик, что ли?

— Ты чего ворчишь? Опять поссорились?

— Как я могу поссориться со своим начальником? У меня с ним исключительно деловые отношения.

— Понятно. Он там далеко?

— У него посетитель.

— Очень занят? Тогда я ему позвоню домой вечером. Миле что мне передать? Когда ты приедешь?

— Скажи в субботу… Электричка в десять, около одиннадцати буду.

— Почему электричкой? У Максима машина сломалась?

— Какое мне дело до его машины?

— Саша, спокойно, ты не волнуйся, Максим тебя все равно привезет.

— Да я с ним не поеду!

— Хорошо, сама приезжай, Мила ждать будет. Договорились?

— Договорились.

Николай со мной попрощался, а я стала думать, что можно сделать с огромным количеством огурцов, выращенных на грядках неугомонной Людмилой.

Неделя прошла быстро, я оглянуться не успела, как наступила пятница. Мне еще предстояло пройтись по магазинам и закупить продукты. Весь вечер я готовила и убирала в квартире, бабушка ворчала, что ее раздражает звук пылесоса. Пылесос у нас и вправду ревет, как ракетный двигатель, он у нас старый-престарый, чуть ли не первого выпуска. В свое время отец не сумел его продать, видимо, потому, что он у нас давно вышел из моды и очень страшный на вид, но работает он вполне прилично. Вместе с мамой мы приготовили еду на выходные, чтобы ей не надо было возиться на кухне в субботу.

Глава 15

В субботу я встала слишком рано и даже успела на более раннюю электричку. Поезд был набит битком, и я с удовольствием вышла на платформу, разминая уставшие руки. До участка Милы было минут двадцать ходьбы. Люди, сошедшие вместе со мной с электрички, торопливо разбегались по улицам и переулкам дачного поселка, таща на себе тяжелую поклажу. Кое-кого встречали изголодавшиеся и соскучившиеся чада, они грузили на велосипеды поклажу измотанных родителей и шли вместе с ними домой, на ходу рассказывая о событиях, происшедших за неделю. Приятно было видеть, как ласково гладили материнские руки выгоревшие на солнце упрямые вихры сыновей, как с тревогой разглядывали они расцарапанные и обильно смазанные зеленкой коленки и какой счастливой гордостью загорались материнские глаза при виде своих подросших за неделю чад.

Вот почему бывает такая несправедливость на свете? Мила могла бы стать прекрасной матерью, мягкая по характеру, аккуратная и трудолюбивая, она бы многому смогла научить своих детей, а как бы она их любила! Вместо этого ее удел — выращивать на грядках зеленых детей и переживать за них, как за настоящих. С другой стороны, просто счастье, что она нашла себя в этом. Без кошек и своих зеленых сокровищ ей было бы очень тоскливо. Милу сейчас трудно узнать, по сравнению с той невзрачной женщиной с остановившимся взглядом, какой она была зимой. Она стала такой уверенной в себе. На днях на работе наши дамы обсуждали комплекс неполноценности у женщин. Наша неотразимая Ирочка утверждала, что уверенная в себе женщина, смотрящая на окружающих чуть свысока, привлекает взгляды мужчин к себе. Я сама была свидетельницей того, как Ирочка и ее подружка Оля ехали в метро. Мы сели в один вагон, но я со своими учебниками сразу забилась в угол, в надежде прочитать хоть несколько страниц. Рядом со мной стоял мужчина. Через некоторое время он начал толкать меня в бок и топтаться на месте. В первый момент я даже решила, что его внимание привлекла моя сумка, мне даже захотелось сказать ему, что в моем кошельке настолько пусто, словно там прошел ураган и смел все подчистую. Подняв голову, я проследила за взглядом мужчины и убедилась, что он буквально пожирает глазами нашу Ирочку, хотя Оля, стоящая рядом, по общему мнению, гораздо интереснее. Но Ирина прямо-таки излучает уверенность в своей неотразимости, а бедная Ольга словно несет печаль неудачницы. Так и хотелось крикнуть ей: «Оля! Встряхнись, посмотри вокруг — мир прекрасен и нужно радоваться ему. Не надо смотреть на всех несчастным затравленным взглядом!»

Почему я вспомнила об этом? Просто подумала, как изменилась за последнее время Мила. Насколько привлекательной она стала! Все-таки большой дурак был ее муж, если оставил ее. И почему он считал ее некрасивой? Язык не повернется так назвать ее, когда она рассказывает о чем-то интересном. Как можно было не рассмотреть ее очарование и обаяние? Хотя большинство мужчин слепы, как кроты. Копаются себе, копошатся, а ничего рядом не замечают. Вот и Людмилин муж такой же был, ничего дальше своего носа не видел.