Искусство видеть. Как понимать современное искусство - Лэнс Эсплунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жан (или Ханс) Арп (1886–1966) родился в семье француженки и немца в Страсбурге – немецком городе, который затем был присоединен к Франции; его искусство, как и его национальность, не знает границ. Арп считал себя поэтом и художником в равной степени. Его стихи, абстрактные рисунки, коллажи, картины, гравюры, рельефы, а также бронзовые, гипсовые и мраморные скульптуры рождены одним поэтическим порывом, и каждое его произведение подобно строфе в одной эпической поэме, которая была делом его жизни.
Арп был одним из основоположников и ведущим деятелем движений французских и немецких абстракционистов, дадаистов и сюрреалистов, он близко общался с такими художниками, как Клее, Кандинский, Пикассо, Амедео Модильяни и Робер и Соня Делоне, а также с поэтом и драматургом Гийомом Аполлинером. Однако как художник он в первую очередь известен как приверженец абстрактного языка биоморфизма – этот термин, хотя его и нельзя назвать неточным, представляет Арпа как создателя не поддающихся описанию органических «сгустков», которые можно счесть чем угодно, при этом не увидев в них ничего конкретного.
Безусловно, произведения Арпа можно назвать «органическими», в них прослеживается связь с основными формами флоры и фауны, амебами, яйцами. И в каком-то смысле Арп, – влияние которого более всего ощущается в абстракциях Жоана Миро и Колдера, – кажется самым простым и по-детски непосредственным художником. В своих стихах и произведениях искусства он как будто играет в детскую игру, принимая случай как один из множества творческих путей, ведущих к созданию готовой работы, которая, кажется, всегда находится на стадии зачатка, формирования.
В этих свежих, ничем не ограниченных, элементарных структурах и зарождающейся в них жизни – суть творчества Арпа, его несокрушимое очарование. При этом Арпа, который был истинным поэтом, нельзя назвать простым художником. Обезоруживающий, наивный, органический минимализм Арпа и его принятие случайности не сочетаются у зрителя с кристальной ясностью произведений художника и чистотой его зрения.
Стоя перед произведениями Арпа, я обычно обращаюсь к своим исходным мыслям и чувствам: глядя на «Рост», я спрашиваю себя, что вызывает во мне это стихотворение в мраморе. Обходя «Рост» кругом, я понимаю, что это – две слившиеся в симбиозе формы. Вертикальная скульптура похожа на тотем, и каждая из форм, словно символическая голова бога, будто бы формируется из той, что находится под или над ней. Но из-за резкого разворота, разрыва и похожего на открытый перелом смещения посередине скульптуры кажется, что «Рост» разделен на две большие формы или состоит из последовательности движений. Более крупная и тяжелая из двух форм находится сверху и вызывает ассоциации с колоссальной ношей, которую поднимает или поддерживает меньшая нижняя часть скульптуры.
В «Росте» символические отношения между верхней и нижней частью, чем-то схожие с отношениями паразита и носителя, создают ощущение баланса и статичности. Я полагаю, что верхняя форма отвечает за устойчивость нижней и что более слабая и податливая нижняя форма была бы незавершенной без груза верхней, и наоборот. Нижняя форма «Роста» словно бы делает плие и напоминает танцора, который поднимает партнера, или штангиста, который выполняет толчок. А еще мне вспоминаются классические греческие колонны, немного расширяющиеся перед тем, как сузиться у основания; эта эстетическая уловка подчеркивает естественность, с которой колонна сдерживает напор и массу фронтона и распределяет эту силу вовне.
«Рост» изящно и чувственно взлетает вверх и в то же время распрямляется, как скрученный корень. Он проталкивается наружу там и сям, соблазнительно выставляя свои многочисленные бедра и выпячивая многочисленные груди, которые затем превращаются в носы, пальцы ног, колени и подбородки. Спины становятся фасадами, а потом и профилями; семена трансформируются в почки, а те – в спелые плоды. Женский живот вытягивается шеей, а та превращается в грушу. Локоть оборачивается клювом, головкой члена, зевающим ртом. Как только вы решаете, что видите изгибы губ, ягодиц или грудей, формы в вашем воображении перестраиваются, превращаясь в тени, распустившиеся цветы, изменчивые облака. Ощущение того, что верхняя форма порождает нижнюю, и наоборот, противостоит эротизму скульптуры и заложенному в нее духу борьбы, одновременно усиливая их. Арп напоминает нам о присущей жизни жестокости и о том, что взаимозависимые отношения между матерью и ребенком – такая же несущая конструкция, как отношения между фронтоном и колонной. Глядя на «Рост», я вспоминаю, как одна женщина рассказала мне о своем опыте деторождения: «Натяните верхнюю губу себе на голову, а нижнюю – на колени. Вот такие ощущения». Это чувство красоты и жестокости, бесконечного взаимопревращения матери и ребенка, бремени и основания играет с нашим представлением о том, что именно находится сверху, а что – снизу; что появилось до, а что – после. Моя неспособность обозначить границы и эволюционные этапы жизни скульптуры играет с моим собственным ощущением хода времени и процесса развития. Неясно, смотрим ли мы на что-то растущее или, напротив, наблюдаем процесс разложения – или и то и другое.
Арп развивает метафору неоднозначности времени и последовательности при помощи других аналогий. Создавая такие гладкие, биоморфные формы – формы, которые кажутся плодами, почками, бедрами, а затем и колоннами, из торсов превращаются в деревья или скульптурные бюсты, – Арп активизирует не только огромное количество альтернативных историй прошлого и даже будущего, но и кажущийся бесконечным ряд альтернативных реальностей. Возможно, я смотрю на кость или скелет – внутреннюю структуру – когда-то живого, но уже умершего органического существа; а может быть, я вижу не что-то целое, а только часть – к примеру, ногу; или я смотрю на совокупность фрагментарных обломков античной архитектуры и скульптуры: сломанные и отсутствующие конечности, пьедесталы, головы и короны; или я столкнулся с чем-то вышедшим из-под контроля на клеточном уровне, например раком; или передо мной призрак всех этих вещей. Сочетая и совмещая в себе органическое и созданное руками человека, внутреннее и внешнее, ощущение от чего-то только зарождающегося и от видавшего виды памятника старины, «Рост» отсылает к различным культурным, символическим и органическим процессам. Работая в «до» и «после», на микро– и макроуровне, «Рост» Арпа сжимается и расширяется, изгибается, как исполнительница танца живота или спираль ДНК, несет в себе неистовство роста, эротизм, соблазн и примитивность палеолитических Венер,
