Разум и чувство - Джейн Остен

Он слушал ее с безмолвным вниманием. Когда же она закончила говорить, он вскочил и сказал взволнованно:

– Вашей сестре я желаю быть самой счастливой на земле. А Уиллоби – попытаться стать достойным ее. – Затем он попрощался и ушел.

На Элинор этот разговор произвел тягостное впечатление, он не развеял ее тревоги, а, наоборот, добавил к ним новые. Она всем сердцем сочувствовала полковнику Брэндону, но в то же время не могла пожелать ему избавления от них. Ей хотелось, чтобы произошло событие, которое усилит эти муки во много раз.

Глава 28

В течение следующих дней не произошло ничего, что могло бы заставить Элинор пожалеть о письме матери: Уиллоби не появился и не написал. Вскоре подошло время званого вечера, куда они вынуждены были поехать с леди Мидлтон, так как миссис Дженнингс не могла оставить младшую дочь, которой нездоровилось. Марианна одевалась в глубоком унынии и с абсолютным безразличием к тому, как она выглядит. Она готовилась к вечеру без единого вздоха надежды или радостного слова, будто ей абсолютно все равно, ехать или остаться дома. Она села в гостиной после чая в ожидании леди Мидлтон, ни разу не встала и не изменила позы. Она была погружена в свои мысли и не замечала присутствия сестры. Когда же слуга доложил, что леди Мидлтон ожидает их у дверей, она вздрогнула. Создавалось впечатление, что она забыла, зачем здесь сидит.

Они прибыли в назначенный час, вышли из кареты, когда экипажи впереди них отъехали, поднялись по ступенькам, услышали свои имена, которые звучные голоса повторяли от одной площадки лестницы к другой, и вошли в ярко освещенный зал. Там уже было полно гостей и стояла невыносимая жара. Когда они исполнили долг вежливости, сделав хозяйке дома реверанс, им было позволено присоединиться к остальной компании и получить свою долю жары и тесноты, которые, естественно, увеличились с их появлением. После того как они некоторое время постояли практически ничего не говоря, а двигаясь и того меньше, леди Мидлтон села играть в казино. Элинор и Марианне, которая была не в настроении гулять по залу, посчастливилось найти свободные стулья неподалеку от карточного стола.

Через некоторое время Элинор заметила в нескольких шагах от себя Уиллоби, оживленно разговаривающего с модно одетой молодой девушкой. Она перехватила его взгляд. Он тотчас ей поклонился, но не подошел к ним и ничего не сказал, хотя не мог не заметить Марианну. Он продолжал болтать со своей спутницей. Элинор с тревогой обернулась к Марианне. Однако Марианна только заметила его и в восторге тут же бросилась бы к нему, если бы сестра ее не удержала.

– Боже мой! – воскликнула она. – Это он! Это он! О, почему он не смотрит на меня? Почему я не могу с ним поговорить?

– Прошу тебя, пожалуйста, успокойся, – сказала Элинор, – и не показывай всем, что ты чувствуешь. Может быть, он просто тебя не заметил?

Однако этому она и сама поверить не могла. У Марианны же в такой момент просто не было сил успокоиться, она не хотела успокаиваться. Она сидела нетерпеливо, что отражалось в каждой ее черте.

В конце концов он снова обернулся и посмотрел на них. Марианна встала, нежно произнесла его имя и протянула ему руку. Он подошел и, обращаясь более к Элинор, чем к Марианне, стараясь не замечать ее взгляда и протянутой руки, поинтересовался о здоровье миссис Дэшвуд и о том, как долго они уже в городе. Элинор так растерялась, что не нашла что сказать. Но ее сестра не стала сдерживать своих чувств. Ее лицо стало пунцовым, и она взволнованно сказала:

– Боже мой! Уиллоби, что все это означает? Вы не получили моих писем? Вы не хотите пожать мне руку?

Ему пришлось подчиниться, но ее прикосновение будто причинило ему боль. Он ни на миг не задержал ее руки в своей. Казалось, что все это время он старался взять себя в руки. Элинор, не спускавшая глаз с его лица, заметила, что оно становится спокойным. После секундной паузы он произнес:

– Я имел удовольствие в прошлый вторник заехать на Беркли-стрит и очень сожалел, что не застал вас и миссис Дженнингс дома. Надеюсь, вы видели мою карточку.

– Но разве вы не получали мои записки?! – в сильнейшем волнении вскричала Марианна. – Здесь наверняка кроется какая-то ужасная ошибка. Что все это значит? Уиллоби, ради бога, объясните мне, что случилось?

Он не ответил, но изменился в лице. К нему вернулась недавняя растерянность. Однако, словно перехватив взгляд юной леди, с которой только что беседовал, он почувствовал необходимость взять себя в руки. Он снова овладел собой.

– Да, – сказал он, – я имел счастье получить уведомление о вашем приезде в столицу, которое вы так любезно послали мне. – После этого он с легким поклоном и весьма поспешно отошел к своей недавней собеседнице.

Марианна смертельно побледнела и рухнула на стул. Ноги ее не держали. Элинор, опасаясь, что она в любой момент может лишиться чувств, пыталась заслонить ее от остальных и слегка смочила ей лицо лавандовой водой.

– Иди к нему, Элинор, – прошептала Марианна, как только вновь обрела способность говорить, – и заставь его подойти ко мне. Скажи, что я должна увидеть его снова. Мне необходимо с ним поговорить. Я не буду иметь ни минуты покоя, пока все не выяснится. Здесь какое-то страшное недоразумение.

– Но я не могу этого сделать. Моя дорогая Марианна, тебе придется подождать. Это место не подходит для объяснений. Подожди хотя бы до завтра.

И все-таки Элинор с большим трудом удалось удержать сестру, которая рвалась сама бежать за ним. А убедить сестру взять себя в руки и подождать, сохраняя хотя бы видимость спокойствия, пока она сможет поговорить с ним в более уединенной обстановке, оказалось невозможным. Марианна продолжала изливать свою горечь тяжелыми вздохами и негромкими восклицаниями. Вскоре Элинор заметила, что Уиллоби покинул гостиную и направился к лестнице. Она сказала Марианне, что он уехал, и снова попросила ее успокоиться, здраво заметив, что сегодня вечером поговорить с ним вряд ли представится возможность. Марианна тут же послала сестру просить леди Мидлтон немедленно отвезти их домой, она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы дальше оставаться здесь.

Леди Мидлтон, хотя партия роббера едва ли дошла до середины, была слишком хорошо воспитана, чтобы, услышав о недомогании Марианны, возразить против ее желания немедленно уехать. Она сразу же отдала карты приятельнице, и дамы уехали, как только была подана их карета. Поездка до Беркли-стрит прошла в полном молчании. Марианна страдала молча. Она была так расстроена, что даже не могла плакать. К счастью, миссис Дженнингс еще не вернулась, и они смогли сразу же подняться в свою комнату. Там с помощью нюхательной соли Марианна немного пришла в себя. Вскоре она разделась и легла. Было совершенно очевидно, что ей больше всего на свете хочется остаться одной, поэтому Элинор спустилась в гостиную. Пока она ожидала возвращения миссис Дженнингс, у нее было достаточно времени обдумать последние события.

Она не могла сомневаться, что между Уиллоби и Марианной существовала какая-то договоренность, правда, она не знала, можно ли это назвать помолвкой. Вместе с тем было совершенно очевидно, что Уиллоби это тяготит. Марианна, конечно, истолковывала все события в свою пользу. А Элинор ясно видела, что такое поведение нельзя было объяснить ни ошибкой, ни недоразумением. Объяснение могло быть только одно – чувства Уиллоби коренным образом изменились. Ее негодование было бы еще сильнее, если бы она не заметила некоторой растерянности, смущения Уиллоби, которые говорили, что он понимает низость своего поведения. Именно это не давало ей поверить, что он настолько лишен всяких моральных принципов, что с самого начала лишь играл привязанностью ее сестры, не имея честных намерений. Разлука могла ослабить его чувство, или же обстоятельства потребовали, чтобы он с ним справился, но Элинор упрямо не хотела верить, что этого чувства не существовало изначально.

Она думала о Марианне, о страданиях, которые причинила ее несчастной сестре эта встреча, и о тех муках, которые она сулила ей в будущем. И эти мысли не приносили ей ничего, кроме глубокой тревоги.

Ее собственное положение представлялось ей несомненно более выигрышным. Пока она сохраняет уважение к Эдварду, у нее всегда есть опора, даже если в будущем они будут разлучены.

Ей казалось, что весь мир обратился против Марианны, стараясь сделать еще более тяжелым и так невыносимый удар – неизбежный и скорый разрыв с Уиллоби.

Глава 29

На следующее утро не успела горничная еще затопить камин в комнате, а солнце – набраться сил в холодное, хмурое январское утро, как Марианна, наполовину одетая, стояла на коленях на диване у окна, где было светлее. Она писала настолько быстро, насколько позволяли непрерывно льющиеся слезы. Элинор, разбуженная ее вздохами и всхлипами, некоторое время с тревогой наблюдала за ней, а затем сказала как можно нежнее: