Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней - Этьен Годар

— Относительно чего? Никаких решений больше принимать не надо, так как все на местах и занимаются свойм делами.

Полковник усмехнулся.

— Могу себе представить, как вам хочется сесть на самолет и лично добраться до Либермана.

Менгеле затянулся сигаретой.

— Не смешите меня, — сказал он. — Вы же знаете, что мне нет ходу в Европу. — Повернувшись, он стряхнул столбик пепла.

— Могу ли я получить от вас заверение, — снова задал вопрос полковник, — что вы не будете делать ровно ничего, имеющего отношения к операции без консультации с Объединением?

— Конечно, можете, — сказал Менгеле. — В полной мере.

— Тогда я скажу Руделю: пока остается тайной, каким образом до Либермана дошли эти слухи.

Менгеле недоверчиво покачал головой.

— Не могу поверить, — сказал он, — что этот старый дурак — я имею в виду Руделя, а не Либермана — может списать и такие средства, и гордость арийской расы, опасаясь за безопасность шестерых обыкновенных людей.

— Деньги — лишь часть того, с чем нам приходится иметь дело, — сказал полковник. — Что же до смысла существования арийской расы, то, как я говорил, он никогда полностью не верил, что проект сработает. Я думаю, что для него он несколько смахивает на черную магию; этому человеку не свойственен научный склад ума.

— Вы, должно быть, были не в себе, дав ему право конечного решения.

— В свое время это препятствие не будет нам больше мешать, — сказал полковник, — г- Если к нам придет это время. Остается надеяться, что Либерман прекратит болтать даже со студентами, и в вашем графике рано или поздно заполнятся все девяносто четыре клеточки.

Он встал.

— Проводите меня к самолету.

Он выкинул вперед негнущуюся ногу и походкой робота двинулся на поле, напевая:

— Вот идет невеста! — шаг! — Вся в белом! — шаг! Ну что за глупости! Меня ждет самая обыкновенная свадьба! Но попробуйте внушить это женщине.

Менгеле проводил его до самолета, помахал вслед поднявшейся в небо машине и вернулся в дом. В столовой его ждал ленч, которому он уделил внимание, после чего тщательно вымыл руки над раковиной и направился в кабинет. Основательно встряхнув баночку с кармином, он отверткой поддел плотно пригнанную крышку. Надев очки, взяв краску и новенькую кисточку, он поднялся по стремянке.

Аккуратно окунув кисточку в краску, он обтер о край баночки излишек ее, перевел дыхание, успокаиваясь, и тщательно наложил слой красной краски в квадратики рядом с именем — «Дюрнинг — Германия — 16.10.74».

Все получилось как нельзя лучше: ярко-красное на белом, четко и красиво.

Он чуть подправил свое произведение и обратился к другому квадратику: «Хорве — Дания — 18.10.74».

И «Гатри — США — 19.10.74».

Спустившись со стремянки, он сделал несколько шагов назад и внимательно изучил плоды рук своих.

Да, эти три квадратика смотрятся.

Взобравшись снова на стремянку, он закрасил очередные клеточки: «Ранстен — Швеция — 2.2.10.74», и «Ра-уншенберг — Германия — 22.10.74», и «Лиман — Англия — 24.10.74», и «Осте — Голландия —27.10.74».

Оказавшись внизу, он снова бросил взгляд на график.

Прекрасно, семь красных отметок.

Но чувство радости было омрачено.

Черт бы побрал Руделя! Черт бы побрал Зейберта! Черт бы побрал Либермана! Черт бы побрал всех!

Ад кромешный — вот куда он вернулся. Владелец дома, Гланцер, из которого получился бы отменный антисемит, если бы не тот прискорбный факт, что он сам был евреем, выкрикивал оскорбления в лицо миниатюрной перепуганной Эстер, пока Макс и смущенная молодая женщина, которую Либерман никогда здесь не видел, возились со столом Лили, подталкивая его к дверям спальни. Из многочисленных ведер и тазов, расставленных по всему помещению, доносилось музыкальное перестукивание капель и струек воды, которые просачивались из мокрых пятен по всему потолку. На полу в кухне валялись осколки фаянсовой посуды. («О, эти крысы!» — то был голос Лили) и надрывался телефон.

— Ага! — заорал Гланцер, поворачиваясь и тыкая в него пальцем. — Вот она, явилась наша всемирная знаменитость, которую совсем не беспокоит имущество бедного старого человека! Не ставьте свой чемодан, пол его не выдержит!

— Добро пожаловать домой, — сказал Макс, вцепившийся в край стола.

Либерман поставил чемодан и положил папку. Было воскресное утро и он ожидал, что в квартире его встретят тишина и покой.

— Что случилось? — спросил он.

— Что случилось? — взвизгнул Гланцер, проталкиваясь к нему между двумя столами; его одутловатое лицо было багрово-красного цвета.

— Я скажу вам, что случилось! Наверху потоп, вот что! Вы так перегрузили тут полы, что трубы перекосились! И дали течь! Вы думаете, они способны выдержать ту нагрузку, что вы на них навалили?

— Трубы дали течь наверху и я в этом виноват?

— Все связано! — заорал Гланцер. — Передалось напряжение! Весь дом рухнет из-за перегрузки, что вы тут устроили!

— Яков? — Эстер протянула ему трубку, прикрывая микрофон. — Человек по фамилии фон Пальмен, из Маннгейма. Он уже звонил на прошлой неделе. — Прядь волос выбилась из-под ее рыжеватого парика.

— Запиши его номер, я перезвоню ему.

— Я только что разбила розовую вазу, — мрачно сказала Лили, появляясь в дверях кухни. — Любимую вазу Хайны.

— Вон! — распространяя зловонное дыхание, оглушительно завопил Гланцер. — Выкинуть все эти столы и шкафы. Тут квартира, а не офис! И стеллажи с папками тоже!

— Сам пошел вон! — на том же пределе громкости заорал Либерман — как он выяснил, это был лучший способ иметь дело с Гланцером. — Идите занимайтесь своими вонючими трубами! Это моя мебель, мои столы и шкафы! Разве в договоре упоминалось еще что-то, кроме обеденного стола и стульев?

— Вам в суде объяснят, что говорится в договоре!

— А вам объяснят, сколько с вас взыщут за эту аварию! Вон1 — Либерман показал пальцем на дверь.

Гланцер заморгал. Заюлив взглядом, словно к чему-то прислушиваясь, он обеспокоенно взглянул на Либер-мана и кивнул.

— Не сомневайтесь, я уйду, — прошептал он. — Прежде, чем что-то случилось. Жизнь мне дороже, чем имущество.

Он вышел на цыпочках и прикрыл за собой двери.

Либерман топнул ногой и крикнул:

— Я хожу по полу, Гланцер!

Издалека донеслось:

— Он провалится!

— Не надо, Яков, — сказал Макс, беря Либермана за руку. — Тут все держится на честном слове.

Либерман повернулся. Оглядевшись, он поднял глаза к потолку и только застонал:

— Ой-ой-ой! — после чего закусил нижнюю губу.

Эстер, которая, встав на цыпочки, вытирала стеллаж с досье, сказала:

— Мы успели спохватиться, так что все не так плохо. Слава Богу, утром я была на кухне, пекла ореховый торт. Как только увидела, что тут делается, сразу же позвала Макса и Лили. Протекло только здесь и на кухне, а не в других комнатах.

Макс представил застенчивую молодую женщину с большими красивыми серыми глазами: их с Лили племянница Алике из Брайтона, из Англии, которая приехала к ним на каникулы. Пожав ей руку, Либерман поблагодарил за помощь, после чего снял наконец пальто и включился в общий труд.

Они вытерли столы и мебель, опустошили полные тазы и ведра, вернули их под места протечек и постарались затереть вспучившуюся штукатурку на потолке.

Затем, рассевшись на столах и на той половине дивана, что не отсырела, они принялись за кофе с тортом. Из протечек лишь временами стекали неторопливые струйки. Либерман немного рассказал о поездке и визитах к старым друзьям, об изменениях в них, которые бросились ему в глаза. Алике, запинаясь, отвечала на вопросы Эстер о своей работе художницы по текстилю.

— Пришли некоторые пожертвования, Яков, — сообщил Макс, торжественно кивая седой гривой волос.

— Как всегда, после Святых Дней, — подтвердила Лили.

— Но в этом году больше, чем в прошлом, дорогая, — сказал Макс.

Кивнув, Либерман посмотрел на Эстер:

— Мне что-нибудь приходило из агентства Рейтер? Отчеты? Вырезки?

— Есть какой-то конверт с их грифом, — сказала Эстер, — и довольно большой. На нем сказано «Лично».

— Сообщения? — спросил Макс.

— Перед отъездом я переговорил с Сиднеем Байно-ном. Об истории, которую мне рассказал тот мальчик, Кохлер. О нем что-нибудь известно?

Они покачали головой.

Эстер поднялась, держа в руках блюдце с чашкой и сказала:

— Этого не может быть, слишком смахивает на бред.

Лили тоже поднялась, начав было собирать тарелки, но Эстер остановила ее:

— Оставь все, как есть, я уберу. Лучше пройдитесь с Алике, покажите ей окрестности.

Макс, Лили и Алике стали собираться, и Либерман от души поблагодарил их за помощь. Он поцеловал в щеку Лили, подал руку Алике, пожелав ей хорошо провести отпуск, и похлопал Макса по спине. Закрыв за ними дверь, он подхватил чемодан и отнес его в спальню.