Сперанца - Сильвия-Маджи Бонфанти

— Мало ли что делается…

— Не говорите глупости. Я хочу сказать, что сейчас происходит. Почему вы устраиваете столько собраний и говорите, что надо защищать кооператив?.. Почему все такие озабоченные?

— Некоторым людям пришла дурь в голову; смех, да и только, — сказал Надален, но при этом вовсе не засмеялся, а помрачнел. — Им все мало. Они хотели бы отнять у нас все, что мы заработали своим горбом.

— А где эти люди?

— Да не здесь.

— Так где же?

— А я почем знаю? Главное, чтобы они не пришли в долину. Но, если они сюда сунутся, им всыплют по первое число! Представляю, как они будут улепетывать!

— Надален, почему нам ничего не объясняют?

— А что тебе объяснять? Разве ты что-нибудь понимаешь в политике, в законах, в партиях?

— Я — нет. А вы?

— Я тоже.

— Значит, мы одного поля ягода. Но вас вот зовут на собрания, а нас нет. Почему?

— Потому что в твои годы у человека мозгов всего-ничего, а язык длинный. А старые люди, наоборот, мозговитые, а болтают мало…

— Зато я знаю кое кого с такими мозгами, — послышался вдруг у них за спиной голос Эмилии, — которые похожи на яйца. Случалось вам когда-нибудь смотреть яйца на свет? Чем больше они лежат, тем больше усыхают.

Эмилия вошла в дом, а Надален все смотрел ей вслед, не зная, что ответить. Элена тихо смеялась.

В эту минуту с дамбы донесся громкий вопль.

Элена обернулась и побежала вверх Но склону посмотреть, что случилось. К дому с криком и плачем подходили женщины.

— Что случилось? — спросил Надален.

Все высыпали из дому. Скоро выяснилось, что произошло. Не доходя до селения, на краю долины на одного мужчину напали неизвестные и избили его до полусмерти.

— Это наш! — все еще кричала одна из женщин.

— Кто? — спросила Эмилия.

— Старший Ферри. Тот, который недавно женился. Каково жене-то…

— А известно, кто его избил?

— Нет. Никого там не было. Видели только, как он незадолго до того проезжал на велосипеде и поздоровался с бригадой, что работала внизу. Потом проехала машина, на которую все обратили внимание: к чему бы это она завернула сюда? Потом машина проехала обратно, и сразу после этого паренек, который нес людям пить, нашел его там в луже крови.

— Он умер?

— Нет, еще дышит, но голова у него проломлена. С такой раной не выживешь.

— За что же его избили?

— Кто его знает? Может, потому, что он работает в профсоюзе…

— Тихо, — властно сказала Эмилия. — Не говорите об этом при Сперанце.

Все обернулись и увидели бежавшую к ним Сперанцу.

Надален, понурив голову, молча теребил свою шляпу.

— Надален, — испуганно прошептала Элена. — Скажите, это они и есть? Они пришли в долину?

Надален выпрямился.

— Но сюда они не придут, — сказал он уверенно.

— Дурак! — прошипела Эмилия.

Надален сразу отошел, понурив голову. Вид у старика был грустный й обескураженный. Элена опять подошла к нему.

— Надален…

— Плохо дело, — признался он наконец. Потом сорвал с головы шляпу и, с ожесточением скомкав ее, крикнул: — Но пусть только попробуют сунуться в Красный дом! Я их вилами встречу… Бандиты, убийцы… Вилами…

— Надален, раз они приходят в долину, значит, придут и сюда. Но зачем они это делают? Чего они хотят?

— А я разве знаю? У нас все речи говорят, а лучше бы выйти всем вместе на дамбы и сказать: «Вон отсюда! Первого, кто к нам сунется, сотрем в порошок!» Вот это было бы ясно и понятно. А пока что они одного уже угробили.

— Поменьше ори и старайся говорить поменьше глупостей, — сдавленным голосом посоветовала Эмилия.

Она вошла в дом и тут же опять показалась в дверях, крича: — Женщины, кто здесь есть? Давайте сразу устроим сбор в пользу жены и матери Ферри.

«Вон как, — невольно подумал Надален. — Она уже сообразила, что нужно сделать прежде всего».

Он остался с Эленой. Девушка была бледна и дрожала.

— Мой отец еще не вернулся, боюсь, как бы и с ним чего не случилось…

— Господи, что же теперь, по-твоему, они всех перебьют?

— Не бойся, — проронила у них за спиной Сперанца. Они с удивлением обернулись.

— Не бойся. Известно, на кого они зубы точат. Не случайно они выбрали Ферри. Это товарищ Таго.

Глаза у нее, казалось, стали еще больше, а губы побелели.

— Но, может быть, у них были с ним какие-нибудь счеты… — проговорил старик.

— Да, у них были с ним счеты, — прошептала Сперанца, — и все мы знаем, какие.

Она ушла одна к дамбам, и никто не решился ее удерживать.

Ферри не умер, но был надолго прикован к больничной койке и не мог сказать, кто на него напал.

Происшествие осталось единичным. Начали поговаривать, что Ферри избили по ошибке, приняв его за кого-то другого.

— Ну да, по ошибке, — бормотал Надален. — Хороша отговорка! Этак удобно калечить людей: извините, ошибся.

С каждым днем Сперанца бледнела все больше и больше. Она извелась в ожидании Таго, который не появлялся вот уже много дней.

Живя в постоянном страхе за жизнь Таго, Сперанца стала под конец довольствоваться малейшими сведениями о нем (кто-то видел его вчера, кто-то сегодня, и она успокаивалась).

Из молодежи только она одна понимала, что избиение Ферри означало угрозу.

«Подумать только, — говорила она себе, — что как раз перед этим я острила насчет болтунов, которые умеют лишь трещать, как стрекозы». Ее мучили угрызения совести.

Элена скоро забыла о печальном происшествии и снова принялась за свои обычные шуточки.

Мингу несколько дней не выпускали из дому, но потом опять предоставили ей бродить, где вздумается. — Разве кто-нибудь тронет такую старуху, — говорили все в один голос.

Потом пошли новые слухи: говорили, что один торговец скотом, находившийся в селении в день нападения на Ферри и теперь снова приехавший туда ради какой-то сделки, вспомнил, что видел в тот день машину, в которой ехало пять человек, и что на краю селения они остановились переговорить о чем-то с кривым, который их, видимо, поджидал. Словно в подтверждение этих слухов, Лоренцо исчез из селения.

Это был реванш Надалена. Целый месяц от него только и было слышно:

— Ну, что я говорил? Бог шельму метит! Говорил я вам это или не говорил?

Потом жизнь вошла в обычную колею, по крайней мере внешне.

Глава тридцать пятая

Минга умерла в начале осени.

День был дождливый, и, вернувшись домой после полудня со своей обычной ношей — хворостом и сухими листьями, она разожгла огонь.

Немного погодя одна женщина, заглянув в дверь кухни, увидела, что старуха, свернувшись клубком, лежит на земле возле очага, уронив голову на камень.

Она тут же подняла на ноги всех обитателей Красного дома. Один парнишка был послан на велосипеде за Сперанцей, работавшей на дальнем поле.

В тот день бригадам несколько раз приходилось прерывать работу из-за непогоды. Когда пришло известие о смерти Минги, женщины стояли возле сарая для инструмента, укрываясь от дождя под застрехами, и устало переговаривались, вглядываясь в обложенное тучами небо.

Сперанца, сидя на пороге сарая, с грустью смотрела на тонкую и частую сетку дождя и слушала, как он шуршит по листве деревьев.

Парнишка примчался во весь дух. Не доставая с седла до педалей, он сидел прямо на раме, извиваясь, как червяк.

— Сперанца, — крикнул он, — иди скорей домой, Минга умерла!

Он так внезапно, с налета выпалил это, что женщины вздрогнули.

Сперанца, подняв голову, на мгновение застыла, потом молча вскочила на ноги. Женщины сразу окружили ее.

— Простите, — сказала она, отстраняя их вежливо, но решительно. — Простите, я хочу идти одна.

И она направилась к дому. Остальные, держась поодаль, кучкой пошли за ней.

Минге было восемьдесят два года, и все же ее смерть всех ошеломляла. С ней уходило из жизни нечто такое, к чему искони все привыкли. Так, проснувшись утром, человек вдруг не нашел бы перед домом старого тополя, от которого ложилась тень на гумно, — такого старого, что никто уже не помнил, как и когда он был посажен.

Сперанца быстро шла по мокрой от дождя дамбе.

— Вот это и случилось, — говорила она себе.

Сколько раз она думала о том, что бабушка умрет. И вот она действительно умерла. Больше не придется Минге, одержимой бог весть какой тоской, бродить, не зная покоя, по всем тропинкам долины, как душа грешника… Больше не нужно будет оставлять дверь открытой и днем и ночью, чтобы она могла входить и выходить в любое время.

От этой мысли о двери, которую отныне можно будет запирать, у Сперанцы сжалось сердце и к горлу подкатил ком.

Она бросилась бежать. Дамба бесконечной лентой развертывалась перед ней, теряясь в легком тумане.

Сперанца невольно пригляделась к широким изгибам и извилинам земляной насыпи, оценила ее высоту и прочность.