Решающий поединок - Александр Владимирович Иваницкий

подержали в руках золотую олимпийскую медаль Гали Прозуменщиковой, которая первой из советских пловчих сумела завоевать столь почетный трофей. Саша взвесил медаль на ладони, дал поглядеть ее мне, затем мы вернули ее четырнадцатилетней школьнице. Понимает ли она, что удалось ей сделать, или в ее годы это очередная игрушка — блестящее елочное украшение?

Ларри продолжал удивлять нас своею беспечностью. Неужели у парня нет нервов? Начались поединки. Мы отсиживались за перегородками раздевалок, жалея, что там нельзя спрятаться от посторонних, от палящего дыхания поединков.

Ларри торчал непрестанно у самого помоста, подсказывал товарищам с экзальтацией футбольного болельщика, той, что присуща, пожалуй, лишь латиноамериканцам.

В первый же день турнира, толкнув меня в бок и поцокав языком, тренер, показывая на Ларри, произнес чуть ли не целый монолог:

— Это хороший борец. Повнимательней будь с ним. Работает смело, даже с наглецой, этаким вызовом. Опасен. Смотреть в оба.

Мне нечего было отвечать тренеру, опыту которого я доверял. Но выяснить наконец, что же представляет собою Ларри Кристоф, хотелось побыстрее. Такой случай вскоре представился.

Вильфред Дитрих стоял на помосте. Он широко расставил ноги, уперев руки в бока, и ждал. Ждал какого-то юнца. Судья-информатор вторично объявил в микрофон:

— Вызывается Ларри Кристоф, США… Ларри Кристоф… Ковер номер один.

Пауза затягивалась. Забеспокоились даже руководители американской команды. Засновали по залу их гонцы. Любопытные сгрудились у помоста. Случаи, чтобы атлет опоздал на свой выход, крайне редки, а уж тем более на Играх. Пройдет еще три минуты, и если американец не явится, то победу засчитают спортсмену из Западной Германии. Таковы правила.

Истекли еще полторы минуты. Пройдет столько же, и по залу объявят: «Ввиду неявки выигрыш присуждается…»

Ларри влетает в зал, прокладывая коридор в толпе болельщиков, на ходу стаскивает костюм, сует одежду в чью-то протянутую руку. Минуя приступочку, пружинно вскакивает на помост. Плюхнулся с разгона на ковер и принялся на скорую руку зашнуровывать борцовские ботинки, озорно следя за секундами, мигающими на табло. Он успевает при этом переругиваться с возбужденно наседающими на него товарищами по команде, успевает привести в порядок свою спортивную форму.

Поднялся. Выслушал, улыбаясь, замечания судьи, тряхнул в знак извинения головой: мол, с кем не бывает. В то время когда рефери относил записки боковым судьям, попрыгал, сделал несколько приседаний, хлопнул себя ладонями по бедрам, выражая тем самым полную готовность.

Дали свисток. Начался поединок, который должен был определить, бравирует Ларри своей беззаботностью или действительно представляет собой что-то. Ведь до сей поры американцу не пришлось встретиться с серьезным противником. Правда, он уже успел оказать на меня определенное влияние. Виданное ли дело — опоздать на вызов! Такое мог себе позволить или сорвиголова, которому все нипочем, или безответственный человек, для которого не дороги не только собственные интересы, но и интересы команды.

Американец плотен, скроен из упругих мышц. По своему сложению напоминает скорее боксера, чем борца. Одна черта особенно усиливает эту параллель: Ларри пританцовывает на ногах, словно выступает на ринге, предпочитает длинную дистанцию. Кажется, что он не борется, а ведет бой с тенью. Вот сейчас он делает несколько пританцовывающих «па» вправо, влево, вперед, резко, пружинисто отскакивает назад. А сейчас делает еще хитрее — туловищем показывает в одну сторону, а сам стремительно скользит в другую.

Дитрих нетороплив. Ходит вперевалочку. Кажется, его мало тревожит кружение Кристофа. Да и куда ему торопиться. Он боец нокаутирующего склада. Дайте только срок. Выберет момент, сгребет соперника — и поминай как звали! Вильфред умеет использовать пробивную способность своих ста двадцати килограммов.

Ларри продолжает выделывать боксерские вензеля ногами. Вот раздается резкий хлопок — это ладони американца с хлестом обрушиваются на бедра тяжеловеса из ФРГ. У Дитриха хорошая реакция, поэтому руки Ларри не успевают сомкнуться в кольце, захват сорван. Ларри, ничуть не смутившись, выбирается из-под Вильфреда и продолжает кружить. По его виду не скажешь, что он раздосадован. Будто американцу не очень-то и хотелось провести прием. Дитрих начинает нервничать. И есть от чего. Он пока ударов не пропускает, но сам ловит лишь воздух. Только захочет ринуться в атаку, а на том месте след Ларри давно уж простыл. Вертится, нахаленок, сбоку и зубы скалит.

…Развязка наступает примерно на четвертой минуте. Дитрих потянулся сцапать Кристофа. Вот-вот он ухватит его ежистую голову. Кажется, ему больше всего на свете хочется не только выиграть у этого мальчишки, но еще и оттаскать его за уши. Но Ларри, ничуть не испугавшись, сам устремляется в атаку, он подлезает-таки к правой ноге немца. Можно подумать, что он обнимает самое дорогое свое сокровище. Это длится короткое мгновение. Затем Ларри резко выпрямляется.

Ни до, ни после мне не доводилось видеть такого полета. Дитрих, будто катапультированный, взмыл вверх. Руки его растопырены, кажется, в воздух взмыла крестовина. Затем эта стокилограммовая махина заваливается на бок. Ударившись о ковер, Вильфред даже не пытается приподняться, защититься. Лежит распластанный. Ларри поелозил сверху. По-видимому, партер для него — наука за семью печатями. Сам, не дожидаясь судейской команды, поднимается в стойку, которая, очевидно, более предпочтительна для него.

Ларри еще дважды выхватывает за ноги чемпиона Римской олимпиады, еще дважды возносит Дитриха на «второй этаж» и выигрывает схватку.

Американцу хлопают от души, а на его лице по-прежнему блуждает улыбка. Она у него такая же, как была до начала поединка. Принимает поздравления так, словно и не ждал иного исхода.

— Что не хлопаешь? — спрашивает, подходя, Сергей Андреевич.

— Да так, не знаю, радоваться или печалиться, — отвечаю ему.

— А ты считай по-другому. Дитриха американец вышиб. Одним зубром меньше, значит, не так уж и плохо. А потом — твой козырь в твоих руках.

Соглашаюсь с тренером. Мне понятно, о чем речь. Я предпочитаю встречаться с теми, кто меня не знает. Так что в данном случае выигрыш Ларри предпочтительней.

— Однако он не робкого десятка.

— Не робкого, — подтверждает Сергей Андреевич.

Наш полуфинальный поединок с Ларри начался тоже с опоздания американца. Он также попрыгал, наскоро разминаясь в своем углу. Здороваясь, наотмашь хлопает по ладони. В этом жесте есть налет пренебрежения к сопернику. Другое дело, если бы мы были старыми друзьями! Но и друзья обмениваются этим жестом только на тренировках,