Не играй со мной, мажор - Кристина Майер

«Ты где?» - прилетело первое сообщение. Я сразу отметила, что Ваня не поздоровался. Открывать сообщение в мессенджере не стала, пусть весит непрочитанным.

«Что происходит?» - спустя минуту, на экране появилось второе сообщение. Погасив экран, забросила телефон в рюкзак.

Умом понимала, что веду себя неправильно. Взрослые люди разговаривают, а не сидят обиженные в туалете, но мне сложно было побороть свою ревность и обиду. Это мои первые серьёзные чувства. Всё настолько остро, что порой мне хотелось плакать от счастья. Поэтому и обида режущая, ревность отравляющая, боль мучительная….

В класс я вошла после звонка. Извинившись перед учителем за полуминутное опоздание, пошла к своей парте, за которой сидел Лютаев. Я на него не смотрела, боялась, что из-за шаткости эмоционального состояния, с моих глаз сорвутся слёзы, которые накатывали на глаза. Ощущая на себе тяжелый взгляд Лютаева, я на одну секунду допустила мысль - сесть за свободную парту, но это было бы слишком трусливо. Да и по классу сразу поползут сплетни. Нужно мне это?

- Привет, - сев за парту, поздоровалась с Ваней. Голос прозвучал нейтрально и спокойно, за что можно было себя поздравить. Ваня не ответил, продолжа прожигать взглядом дыру у меня в виске.

Раскрыв на парте тетрадь и книгу, я старательно делала вид, что случаю учителя, хотя каждой клеточкой кожи ощущала присутствие Вани. Опуская взгляд к учебнику, я косилась на его руку, которая до побелевших костяшек сжимала в руке ручку. Твердый пластик не выдержал, рассыпался под его пальцами. Стряхнув остатки ручки на край парты, Лютаев откинулся на спинку стула и весь оставшийся урок просидел в такой позе.

Нужно ли говорить, что это ещё одна грань лютаевского характера ранее мне неизвестная, но ужасно тревожащая. Он создавал вокруг себя такую атмосферу, что мне даже взглянуть на него было страшно. Не выдержав, один раз я всё-таки подняла взгляд к его лицу. Он смотрел прямо перед собой, почувствовав мой взгляд, даже не повел бровью, но желваки на его скулах заметно дернулись.

Со звонком, я поспешила забросить учебник с вложенной тетрадью в рюкзак и покинуть класс в числе первых.

- Рита, с днем рождения! – громко кинулись поздравлять Коваленко подруги. Нестройный хор голосов пел поздравительную песню. Марго это не нравилось, но она выдавливала из себя улыбку. Наверное, мне тоже нужно подойти поздравить.

Я собиралась подойти к Коваленко, но Ваня не дал подняться. Схватив за руку, прижал её к поверхности парты.

- Ты никуда не пойдешь, пока мы не поговорим, - голос звучал ровно, но в каждой букве я слышала, что он напряжен. Попыталась выдернуть руку, но он лишь сильнее сжал её.

Оба напряженные, не смотрящие друг на друга. На нас стали коситься одноклассники, мы единственные, кто остался сидеть за партой, когда всё уже двинулись на выход.

- Шнур, - окрикнул Ваня Лешку, который выходил последним. – Дверь за собой закрой и никого не впускай.

- Я тебя услышал, Лютый.

Дверь захлопнулась, отрезая нас от остальных.

- Мы на урок опоздаем, - дернула руку, он позволил её вырвать.

- Опоздаем….

Глава 30

Иван

— Опоздаем, — произносит Лютаев так, словно ставит перед фактом.

— Я и так пропустила неделю занятий, — напоминаю ему, что после нападения не ходила в школу.

— На урок ты не пойдешь, пока мы не поговорим, — удерживая своим взглядом, выдает он.

Жаля нервные окончания, по коже пробегает морозец, мне удивительно слышать подобный тон в свою сторону. Хотя в начале нашего знакомства в голосе Вани тоже не наблюдалось тепла, но всё-таки разговаривал он чуть мягче. Если, конечно, память меня не подводит. Мне неуютно под его холодным колючим взглядом. В классе тепло, а я ежусь, словно вышла на мороз.

Лютаев ведет себя уверенно, будто не чувствует за собой никакой вины. Вместо того, чтобы оправдывать своё поведение, он требует объяснений.

— О чём?... О чём нам говорить? — мой голос звенит от злости, которая добавилась к обиде.

— Вида, какого ху…. хрена ты творишь? — цедит сквозь зубы, демонстрируя, что моя злость не идет ни в какое сравнение с его эмоциями.

Меня это задевает, бьет по моей уязвимости.

— Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? — спрашиваю, вскочив со стула. Сжимаю кулаки, чтобы не поддаться желанию и не ударить Лютаева. Ответ мне его не нужен, даже слушать не стану. Хочу забрать свой рюкзак и покинуть класс. Дергаю рюкзак за ручку, а Ваня удерживает его за лямку. Ну и пусть сидит с ним обнимается! Психанув, разворачиваюсь и бегу по проходу. За моей спиной отлетает стул, грохочет упавшая парта. Не оглядываюсь, чтобы не терять драгоценные секунды.

Моей скорости явно недостаточно, чтобы сбежать. Перелетев через соседний ряд, Ваня первым оказывается у двери. Не узнаю его глаза, они стали намного темнее. Черты лица заострились. Делаю шаг назад, когда он начинает двигаться на меня. Лютаев напоминает мне хищника, который загоняет свою жертву в ловушку.

«Я не жертва!» — вспыхивает во мне.

— Дай пройти! — требую я, сжимая кулаки до отметин на коже.

— Не дам, Вида, — наступая на меня. — Мы ещё не поговорили.

— Я не хочу с тобой разговаривать. Мне не нравится твой тон, — упираюсь бедрами в учительский стол.

Пытаюсь проскользнуть мимо него, но Ваня хватает меня за бедра и одним движением усаживает на столешницу. Вырываясь, задеваю стопку тетрадей на краю стола, они веером разлетаются по полу. Лютаев притягивает меня к краю, расталкивает колени, втискивается между моих ног. Его близость, обожженная злостью, разгоняет по моим венам горячую кровь.

— Ты спрашивала, почему я с тобой так разговариваю? — сжимает пальцы на моих бедрах с такой силой, что там наверняка останутся следы.

С одной стороны, такой Лютаев меня пугает, но при этом каждая клетка в моем теле остро