Нефертари. Царица египетская - Мишель Моран

Меня терзала боль, но я согласно кивнула.

— Я буду всегда веселой.

— И доброй, и приветливой, — добавила Уосерит.

Мы вышли из храма и подошли к пристани; тяжелые кедровые сундуки уже грузили на корабль Уосерит. Няня распоряжалась погрузкой, а я простилась со жрицами. Больше всех печалилась Алоли.

— С кем я теперь буду секретничать? — пожаловалась она.

— Будешь сбивать с пути какую-нибудь невинную жрицу, — отшутилась я и серьезно заметила: — Знаешь, спасибо тебе. За все.

Мы обнялись на прощание, а Мерит уже несла на корабль наш последний груз — мяукающего Тефера.

Стоя на корме среди корзин и сундуков, я помахала оставшимся на берегу жрицам.

Глава девятая

ТОЛЬКО СВАДЬБА

На озере в Малькате теснились высокие корабли фараона. Под реющими на ветру бело-голубыми флагами толпа слуг готовилась к отплытию: на борт корабля погрузили изваяние фараона, заботливо завернутое в полотно, и огромные сундуки, каждый из которых с трудом поднимали на шесты четверо носильщиков. Слуги, писцы, носители опахал, носители сандалий, даже посланники — все устремились в Аварис, откуда Сети будет править Нижним Египтом; Рамсес же останется в Фивах, чтобы править Верхним Египтом.

— А я думала, фараон объявит об отъезде только сегодня.

— Официально — да, — ответила Уосерит.

— Но придворные уже знают?

— Разумеется. Только ведь нужно еще сообщить народу. Мой брат сегодня в тронном зале сделает объявление, а писцы развесят новость на дверях каждого храма.

Уосерит приказала гребцам доставить мои вещи во дворец, а няня передала корзину с Тефером молоденькой служанке, которая обещала отнести его в покои, отданные мне верховной жрицей. Проходя через высокие врата Малькаты, Мерит шепнула:

— Перестань трястись.

Я крутила в руках завязки своего пояса.

— От тебя уже ничего не зависит, — добавила она. — Отныне все в руках богов.

Во дворце царило напряжение — словно все знали, о чем собирается говорить Рамсес и как отнесутся к этому сановники и верховная жрица Исиды. Придворные потихоньку поглядывали в мою сторону, а какая-то служанка даже опустила на пол тяжелую корзину с бельем и проводила нас взглядом. В приемной комнате рядом с тронным залом Уосерит распорядилась:

— Жди здесь, пока о тебе не объявит глашатай.

Мы уселись на скамью из черного дерева с ножками в виде лебединых голов.

— Сегодня есть просители?

— Нет, всех выпроводили. Мой брат займется своими делами.

— А Исет? — быстро спросила я.

Жрица презрительно фыркнула.

— Раз просителей нет, ей там делать нечего. Наверное, красит ногти или принимает ванну.

Уосерит потянула на себя тяжелую бронзовую дверь и оставила ее открытой. Я посмотрела на Мерит.

— Вот почему мы приехали так поздно, — прошептала она.

Уосерит удалось оказаться в приемной последней. Жрица оставила двери открытыми, чтобы мы слышали, что происходит в тронном зале. Лица стражников ничего не выражали. «Интересно, за бесстрастие страже тоже платят?» — подумала я и, не поднимаясь со скамьи, заглянула в дверной проем. Огромный тронный зал, именно такой, как описывали Пасер и Уосерит, поражал своим величием. Своды поддерживал целый лес колонн, за высокими окнами виднелись вершины холмов к западу от Фив.

Рамсес сидел между родителями. Ниже, за столом вместе с сановниками и почетными гостями, виднелось красное платье Хенуттауи. Жрица сидела к нам спиной. Вход в зал был виден только сидящим на возвышении, и только они могли заметить, что двери не закрыты. Однако сегодня никого не интересовало происходящее за пределами зала.

Сначала разговаривали все, и мы ничего толком не слышали. Наконец фараон стукнул об пол жезлом[45], и наступила тишина. Всем сообщили, что фараон Сети и царица Туйя через два дня, в тринадцатый день месяца хойак, отбывают в Аварис. Затем фараон объявил придворному скульптору, какие изображения следует высечь на стеле у Карнака, чтобы люди знали о переезде двора Сети в Аварис. Сначала — флот фараона, причем сам фараон и царица стоят на носу корабля в золотых коронах. Следующая сцена — фараон стоит на причале Авариса.

Скульптор записывал пожелания фараона, и на минуту наступило молчание. Потом к Сети обратился Пасер:

— Государь, твой сын хочет высказать тебе просьбу.

Придворные заерзали, в наступившей неловкой тишине зазвенели золотые браслеты. Все знали, о чем намерен просить Рамсес, и Хенуттауи постаралась не пропустить приема в тронном зале. Рядом с ней я заметила леопардовую шкуру верховного жреца. Рахотеп сидел ко мне спиной, но я вполне представляла, как он ворочает своим красным глазом, как растягивает губы в улыбке гиены.

Рамсес поднялся с трона.

— Отец, — торжественно начал он, — через два дня ты отбудешь из Малькаты в дом своего отца — Пер-Рамсес. Пока ты здесь, хочу попросить твоего разрешения жениться на царевне Нефертари.

По залу стал растекаться шепоток. Я представила себе прекрасное лицо Хенуттауи, неподвижное, словно погребальная маска. Наверное, Рамсес смотрел на нее, когда произносил следующие слова:

— Я уже сделал своей женой Исет. И хотя я люблю ее, я также люблю и Нефертари. Царевна Нефертари прекрасно образованна, она знает восемь языков, и ее знания весьма пригодятся для управления страной. Она…

— Племянница Отступницы! — продолжила Хенуттауи.

Рамсес с жаром возразил:

— Это было много лет назад!

— Не так уж много, чтобы народ все позабыл. — Советник фараона Небамон вышел вперед. — Государь, для выбора достойной супруги одной любви мало.

— К счастью, Нефертари еще и умна — достаточно умна, чтобы сидеть на троне, — ответил Рамсес.

Придворные начали переговариваться, и фараон Сети поднял жезл и дважды ударил в пол.

— Небамон и Хенуттауи, вас мы услышали. Что скажет мой советник Анемро?

Анемро поднялся и почтительно сказал фараону:

— Я согласен с верховной жрицей Исиды. Если смотреть в будущее, то провозглашение царевны Нефертари главной супругой может поставить под угрозу само царствование фараона Рамсеса.

Верховный жрец Амона между тем хранил молчание.

Рамсес решительно продолжил:

— Что думает советник Пасер?

Пасер встал и был первым, кто высказался в мою защиту.

— Я не вижу никакой угрозы в том, что царевна Нефертари станет супругой фараона.

— И я тоже, — веско сказала Уосерит.

Наконец заговорил Рахотеп:

— Несмотря на то, что ее семья погубила моего отца и отвернулась от египетских богов? Неужели все забыто? В ее жилах течет кровь безбожников!