Евангелие рукотворных богов - Вадим Вознесенский

– Ты! – Стерва сорвалась, она прекрасно понимала, каково придется им одним. – Ты! Уходишь?!

– Я должен вернуться.

– Бросаешь? От себя бежишь! Ты себя со стороны видел? Ты же зверь! Не лучше волколаков! Так со стороны виднее! Глаза твои под вопли умирающих там как сверкали! От запаха крови с ума сходишь!

Вот уж неправда – никогда не пьянил Ключника азарт убийства, и он, не реагируя на крики наемницы, продолжает путь.

– Человека в себе душишь? Да этот пацан – единственное, что тебя с жизнью связать может. Отворачиваешься?

Тоже не так, совсем не это Рахана в мире удерживает, другая цель от безумия бережет. Ну, мальчишка, конечно, тоже не совсем безразличен, иначе разве спасал бы его во всех перипетиях?

Ключник идет.

– Всех, кто дорог, вот так оставляешь? Трус! Сдохнешь один, никто добрым словом не помянет!

Солдат остановился. Сзади видно было, как поднялись и опустились плечи в глубоком вздохе. Всех… скольких… и кого еще… Трус? А что, может быть… Вот только никому не ведомо, чего боится и что ненавидит хромой калека.

– До Разлива хоть доведи, до плотины – оттуда по большой воде на юг проще. Сам знаешь, как Кута от дороги отворачивает – места совсем дикие пойдут, – всхлипнула Стерва, сдаваясь.

Довести до Разлива. Гигантского болота-водоема, заполонившего поймы рек, охватывающего сопки, страшного места, грозящего в любой момент излиться неконтролируемым потоком, что сметет все на своем пути. Как отточенный меч, подвешенный на конском волосе, так и кажущиеся спокойными воды только ждут момента, чтобы сорваться в бурный пенистый водоворот. Потому как единственное, что сдерживает их, это величественная плотина, строение ушедшей цивилизации, одна из многих попыток предков обуздать могучих духов стихий. Ключник уже видел плотину и видел покинутый город у ее подножия. Город, некогда не маленький, название… кажется, как-то связанное с Братьями, никто точно уже его не помнит, никто там не живет, покинутое место, зарастающее невнятной растительностью и продуваемое всеми ветрами. Но плотина… Плотина завораживала. Три сотни футов высоты и более пяти верст длиной, уже до краев переполненная водами скованной реки. Серый монолитный камень, сочащийся ищущими себе дорогу ручьями, нависающий над кажущимися крохотными верхушками могучих елей. Мертвое сооружение, брошенное создателями и угрожающее всему вокруг. Гордость империи, самый большой и глубокий рукотворный водоем теперь стал чуть не вдвое крупнее, затопив ранее плотно заселенные плодородные земли. Природа отыгрывается на потомках гордецов, но и, с другой стороны, скрывает под пока спокойными волнами остатки Пути, что раньше тянулся вдоль берегов, а значит, защищает, предохраняет всю восточную часть континента от прорывов новообразовавшегося необузданного хаоса Запада. А вниз, на юг, по разлившейся реке, сколько, пять, шесть сотен верст, за центром провинции, тоже, наверное, мертвым, там, дальше, – как легенда, райское, кристальное, великое природное озеро, зажатое в грандиозном ущелье. И горы, искрящиеся белизной горы на его юго-восточном берегу, и чистая зелень, устилающая их подножья. Сумевший добраться до тех мест обретет покой. Так говорили странники. И первым шагом отсюда для достижения мифической страны был путь к Разливу. Дорога вдоль течения Куты была более-менее обжита, но затем ныряла в леса, местами прерывалась обрушенными мостами через реки, убогое население разбросанных то тут, то там вырождающихся поселков представляло опасность своей непредсказуемостью – одним словом, путь к Разливу нельзя было назвать легким. Что же, Ключник, идя с запада, один раз пересек Разлив и преодолел участок до Куты, наверное, он смог бы оказать еще одну, последнюю, услугу своим попутчикам, проводив их в противоположном направлении.

– Ладно, ждите пока, – поразмыслив, буркнул солдат и удалился в сторону леса. Наследие Краба не давало покоя. Вот только вернется ли он потом в безмолвный хутор?

Место, на котором караулил-прикрывал в свое время нападавших Краб, не изменилось. Только останки наемника на лесной проплешине выглядели куда старше, чем трупы на хуторе. Практически обглоданные кости в ворохе изодранного тряпья – тут постарались лесные хищники и насекомые. Разворошенный линялый рюкзак богатством содержимого не отличался, понятно, что ценные вещи разбойники в ночное дело с собой не тащили, но оружие, оружие у такого человека, как Краб, должно было быть на уровне. Ключник вытащил из кустов жеваный сапог с огрызком ноги и достал из-за голенища чудом сохранившийся нож. Нож неплохой, прилично сбалансированный и качественной ковки – пойдет, лезвие отправилось солдату за пазуху. Пройдя несколько дальше, Ключник остановился и замер чуть ли не разочарованно. Да-а-а. Знай он, что здесь такое, – пара-тройка волколаков не остановила бы. С голыми руками пошел бы за таким сокровищем. Выхлоп – бесшумно ввинчивающийся, прошивающий пространство в поисках очередной жертвы, способный на немыслимом расстоянии поразить воина в полном доспехе, достаточно редкий даже в довоенное время инструмент. А обладать таким сейчас было бы немыслимой удачей. Именно было бы. Потому что валяющееся у ног Рахана оружие безнадежно испорчено. Бритвенным клыкам волков, видимо, нипочем толстая сталь. А еще им очень не по душе наследие прошлого – металл Выхлопа исковеркан настолько, что пользоваться теперь им стал бы лишь безумец. Да, жаль. Ключник наклонился и отделил от конструкции плоскую коробку, тоже изведавшую остроту волчьих зубов. Поковырявшись ножом, извлек из нее три желтых заостренных цилиндра – заряды. Даже в качестве разменного средства они представляли немалую ценность – пригодятся. Однако чего-то здесь не хватало. Ключник еще раз обшарил поляну, нервно толкнул ногой останки Краба, прошелся по кругу, шаря в траве, и, довольный, распрямился, держа в руке сегментную трубку с несколькими колесиками по бокам и линзами стекол на торцах. Оптическая система Выхлопа – устройство, позволяющее видеть и целиться на расстоянии поражения оружия. Очень полезная в хозяйстве вещь и странным образом совершенно не поврежденная. Ну, хоть что-то. Рахан бережно завернул оптику в тряпицу и положил в сумку. Пора идти.

– Сука твой Ключник, – Стерва пошевелила угли костра, – видела я таких. Думаешь, ты ему нужен или я? Сейчас кругом все не в себе, но те, кто в войне участвовал, – они напрочь отмороженные. Таким, как мы с тобой, проще – мы того, что раньше было, не видели или не помним. А эти знают, чего потеряли, – шатаются теперь по свету неприкаянные. Не верю я ему – не вернется.

– Придет. – Ванко был в этом уверен.

Они вынуждены провести на хуторе еще и эту ночь – приготовление мяса впрок займет много времени. Когда опустятся сумерки, без Рахана будет несладко, да и сейчас среди молчаливых безжизненных построек как-то жутковато. Даже если не задумываться о мрачном доме-склепе. Мало, что ли, было историй о том, как приходят ночью убиенные мстить своим обидчикам, принимая самые ужасные образы, а иногда и вовсе не заботясь о внешнем виде, являясь так, как есть, – что может быть страшнее изрядно полежавшего, непогребенного покойника? А в избе все они – и палачи, и жертвы, все рядом, начнут отношения выяснять, всё вокруг затопит неудержимая волна ненависти, нечего рядом с ними живым делать. Неприятное место. Ключник, со своим непробиваемым безразличием, все-таки вселял невозмутимость и в своих спутников. А сейчас… И лес зловеще безмолвен, а звуки, доносящиеся от развалин, наоборот, в тишине отчетливы и резки. Такие шипяще-скрежещущие шевеления-поскрипывания. Кто знает, может, это движением воздуха, легким сквозняком гоняет пепел, а вдруг это тени, голодные призраки уже скользят, шелестят среди руин? А ведь еще день только половину перевалил, что дальше-то будет? Лес тоже не так прост, его обитатели умеют приходить бесшумно – мгновение назад ни листочка не шелохнулось, и вдруг, стремительным росчерком, тварь, оскаленная сотней зубов, устремляется к твоему горлу.

Так и сидит Ванко, стараясь одновременно держать в поле зрения и кромку леса, и темные остовы сгоревших изб, только костер впереди спокойным потрескиванием и беззаботной игрой пламени немного расслабляет мальчика. Да лакомый запах готовящегося мяса зловонным испарениям, изредка доносящимся со стороны мертвого дома, не дает будоражить желудок. Даже Стерва напряжена и тоже в сторону леса косится. Однако первым вздрогнул, заметил вынырнувший из чащи черный силуэт Ванко.

– Идет, – облегченно вздыхает мальчик.

– Надо же, – деланно удивляется наемница.

А вернувшийся Ключник мрачен и неразговорчив. К такому состоянию солдата спутники давно привыкли, они оба рады его присутствию, хоть одна и не подает виду.

Последним поселком на Куте был Семигорск. Здесь Дорога продолжала змеиться на запад, а река резко сворачивала на юг, поэтому нужда в лодке отпала, и Стерва предложила поменять ее на хуторе на припасы. Парусник был добротный, и сторговать его местному старосте оказалось делом несложным. После они сидели вместе с седым вислоусым мужиком, управляющим маленьким поселением, тоже видевшим мир до войны и теперь грустно воспринимающим окружающее. Они делили с ним хлеб, отмечая по старому обычаю успешную сделку, и разговаривали.