Игра в зеркала - Ольга Шумилова

А потом все кончилось. Опять.

Появился Эрик и вытащил меня на ослепительно яркое белое солнце. Да, именно солнце. Громадный космопорт курортной планеты, планеты, которую мы пролетали, кажется, целую вечность назад. И, пока я щурилась почти ослепшими глазами, сунул в руки потрепанную сумку с моими вещами, двумя банками концентратов, зажигалкой и лентой усилителя, кивнул и растворился в пестрой, гомоняще-радостной толпе, надвинув на глаза темную шляпу.

И еще долго после этого мне чудился пронзительный взгляд небесно-голубых глаз, и эхом отдавалась в ушах фраза, тихо сказанная на прощанье:

— Не забудь, ты будешь молчать. Что бы ни случилось.

Эрик смотрел, как она медленно бредет прочь от корабля, потерянная и чужеродная среди беспечных женщин в ярких нарядах и их гогочущих кавалеров. Случайность… Как же ты портишь нам жизнь. Чего стоило пройти мимо, не заметить, не узнать этот проклятый усилитель — и весь последующий спектакль оказался бы ненужным. Бездарный и никому не нужный спектакль…

Кажется, учтено все — даже время на ее маленькие служебные диверсии — только бы ничего не увидеть случайно, только бы поддерживать для нее хрупкую иллюзию его собственного незнания. И вот теперь такая комбинация погибает… Случайно.

Он поднял воротник, поправил шляпу и пошел прочь, углубляясь в толпу.

Отражение седьмое

Три месяца спустя.

Три тысячи отборных силовиков стояло, вытянувшись в струнку, уже второй час.

От черной брони в глазах темнело не хуже, чем после спецгаза А-34, полученные только утром новые шлемы нещадно бликовали, пуская солнечные зайчики в глаза. Однако из всех недоделок эта была не самой фатальной, и теперь суровые здоровяки стояли и потели в парадной амуниции, вовсе не рассчитанной на духоту, созданную тысячами глоток, и боялись даже на волосок отклониться от парадно-выходной вертикали, дабы ничего больше замечено не было.

Взгляд оторвался от сверкающе-черных рядов, уходящих в бесконечность, и заскользил вверх по стенам, не дойдя до потолка самую малость, ради которой, однако, пришлось бы недопустимо задрать голову вверх.

Поясница немилосердно ныла, по бокам стекали тонкие струйки пота, но тело послушно сохраняло заданное положение, жалуясь исключительно своей владелице.

Я глубоко вздохнула, едва заметно повела шеей, пытаясь ослабить мокрый от пота воротник-стойку, и скосила глаза на коллег. Плотный строй господ оперативников потел в парадных черно-желтых мундирах ничуть не меньше, чем расположившиеся напротив силовики в своей броне. Первый ряд черной завистью завидовал тем, кто стоял дальше от белоснежной дорожки мягчайшего коврового покрытия, — задние ряды могли себе позволить маленькие вольности вроде расслабленных плеч или переступания с ноги на ногу.

Я стояла не просто в первом ряду. Я стояла у самого трапа.

Полагаю, мне припомнили то самое дело, над которым вот уже половину сезона потешается весь отдел.

Ну Командор, ну сволочь мстительная!

Проводив тоскливым взглядом очередного уполномоченного, выплывающего из челнока, стоящий по ту сторону дорожки подполковник силовиков уставился стекленеющими глазами куда-то в район моего правого уха. Я поборола непереносимое желание зевнуть во всю челюсть и с тоской подумала о милом, уютном кабинетике, дивном креслице с противонагрузочным массажером, стопочке замечательных, красочных изданий, прекрасно расслабляющих натруженный сверх меры мозг… Наверное, мои глаза заволокло слишком явной мечтательной дымкой, ибо взгляд подполковника стал откровенно недоумевающим. Я вернулась в исходное состояние, радуясь только одному — весь остальной первый ряд был вынужден стоять по стойке «равняйсь», созерцая грудь четвертого человека. Впрочем, по мнению абсолютного большинства коллег мужского пола, мою грудь можно было и посозецать…

Но не два же часа к ряду! Что они там себе думают?

Я попыталась заглянуть в распахнутый люк челнока, но, поскольку подвижность глаз у гуманоидов ограничена, дальше трапа дело не пошло. А уполномоченные все выходили и выходили…

Корпус встречал ревизию.

Отборные части, представители всех отделов — все сгрудились на четвертой посадочной палубе, молясь всем богам оптом и в розницу, чтобы для их отдела дело торжественной встречей и окончилось. Я была осведомлена о кое-каких тонкостях несколько лучше большинства присутствующих, посему особых иллюзий не питала. Трясти будут всех, причем так, что искры из глаз посыплются. А Эрро — больше, чем всех нас, вместе взятых.

Кстати… Вот уж кому проводить тренинг по самообладанию — стоит у трапа, улыбается, рассыпается в велеречивых приветствиях и не выказывает ни малейших признаков беспокойства. А ведь знает, что копают под него…

— Ello! — внезапно выстрелило из громкоговорителей. Вся многотысячная толпа выдохнула и вытянулась в струнку, подхваченная одним бурным порывом. У меня глаза полезли из орбит — Наместник из Союза?! У-у-уу…

Подобные масштабы происходящего стали сюрпризом даже для меня. Я обеспокоено покосилась на Эрро. Любезная улыбка застыла маской, и без того бледное лицо начало стремительно сереть. Могу поспорить на что угодно, весь офицерский состав сейчас с профессиональным цинизмом высчитывает, кто станет новым Командором. Мда, расклад оказался с сюрпризом…

Командор опомнился первым, безукоризненно расшаркавшись с наместником и сразу же заманив его на некую «конференцию в неофициальной обстановке», чем заслужил мое безграничное уважение.

Через пятнадцать минут Наместник со свитой, сопровождаемый Командором и высшими чинами командования, скрылся в закрытых переходах первого уровня. Транспортный челнок, доставивший дорогих гостей, отбыл обратно на корабль, оставшийся на орбите «Полюса», и, наконец, была дана команда на роспуск торжественного построения. Силовики скрылись первыми, благо их отдел занимал нижние уровни, нам же пришлось еще припустить впереди себя снабженцев. Наконец и оперативные отряды всех мастей двинулись к выходу, делясь впечатлениями. Рядовые развлекались вовсю, высказывая самые нелепые теории, офицеры же помалкивали, предпочитая обсуждать такие вопросы за закрытыми дверьми своих кабинетов, всеми мыслимыми и немыслимыми способами защищенных от прослушивания.

— Нас почтили? — раздалось над ухом.

— Ты уже видел? — безрадостно отозвалась я, оборачиваясь.

— ЭТО трудно не увидеть. Время есть?

— Найдется, — агрессивнее, чем хотелось, отозвалась я и подозвала своего лейтенанта: — Чезе, я буду у себя. Если хоть малейшее слово со стороны Командора — галопом ко мне. Со стороны ревизионеров — то же самое.