Стратегия. Экспансия - Вадим Денисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генератор запустили, Гоблин крутит клеммы, ставит блок связи в закрытом телефонном режиме, запитывает «Северок».
Рядом с ним сидит Рольф Холландер, матерый профессиональный вояка, капитан 232-го горного батальона 23-й бригады альпийских стрелков, из города Бишофсвисен. Тот еще волосан. Почти копия нашего Гонты. Повоевал и в Сомали, и в Афгане. Во многом именно наличие такого волкодава уберегло анклав от полной потери жизнеспособности. На нем – армия германцев, он ее и организовал, в общем-то.
Такой же жилистый и «плетеный», как Сомов, но Мишка выше немца на полбашки. По-русски говорит, хоть и не на «пять», но почти все понимает, и мысль выражает внятно, даже с юмором. Как оказалось, у немцев с русским нормально, есть выходцы из ГДР, которые еще помнят Родину, так что проблем не имеем.
Наше знание немецкого – туши свет. Мы ж гордые русские люди, языков не учим, даже если их вбивают плеткой. Как только зашли, Гоблин выдал единственное, что помнил из школьного курса, бодро сказав фрицам: «Юбераль кенте манн роте фанен зеен!» Чем вогнал их в задумчивость…
С Гоблином Рольф скорешился на раз.
Мишка сидит в любимой вэдэвэшной майке, немец – в черной. Но Рольф всего лишь капитан, а Гоблин – целый старшина, пенделем выгнанный из «Войск Дяди Васи» за мордобойство какого-то старлея. Изгнанный прямиком в братки: а куда б он еще пошел с такими данными и умениями? Правда, потом Сомов остепенился, занялся художественной керамикой, в смысле санфаянсом – унитазами начал торговать, магазин завел. А теперь вот опять в душегубцы обратился.
У обоих есть партаки. У Мишки на сгибе локтя надпись: «Крови нет, один чифир». Немец попросил уточнить – что есть «чифир»? Чаю в Германии нет, пьем наш, из судовых запасов, берлинцы им никак напиться не могут. Так что чифир изобразить нельзя: расточительно.
Рольф продемонстрировал свою интернациональную татуировку: «Killing is not Murder» – умерщвление не есть убийство, типа… А че, философия. Но Гоблин не сдался и показал еще одну, сделанную на загривке: «А тебе дорога вышла – бедовать со мною, повернешь обратно дышло – пулей рот закрою». Тут мне с поясняющим переводом пришлось потрудиться.
Время идет, а решения Ставки нет.
Потому что нет связи с Замком. То ли грозы, всю ночь колотившие мистическими молниями по германскому «шпреефельду», то ли в принципе проходимость никакая, а может, предел дальности радиостанции оказался меньше заявленного и ожидаемого. На «штырь» мы донжона не взяли, теперь так пробовать будем.
Вот и опять за окном бабахнуло, по серым стенам зала блики проскочили, а ведь только что показалось, будто в небесах затихает. Ну все, даже смысла пробовать нет, еще подождем – должна же эта гроза прекратиться. Вот только Новый Берлин ждать не может. Точнее, может, конечно, если оставить все по-старому: жили ведь они без нас. Но мы намерены стратегическую ситуацию вокруг германского анклава изменить – радикально и прямо сегодня.
В принципе в однозначном решении Сотникова мы с Гобом не сомневаемся, поэтому постановили главное сделать самовольно.
– Ладно, камрады, – объявил Гоблин, подвигая стул ближе к столу и подтягивая к себе брезентовые мешки и сумки, притащенные нами с парохода. – Давай начнем делиться по-людски…
В огромной комнате, почти такой же, как у Сотникова, кроме нас с Мишкой сидят четверо немцев: бургомистр – глава немецкой общины, капитан-армеец, радист-любитель, как я понял, и инженер-смотритель – что-то вроде нашего главного инженера. Бургомистр тоже шпарит по-нашему весьма сносно, но с ними две женщины-переводчицы. Русский язык последние знают хорошо, но лексики Гоблина осилить не могут, – периодически выступаю в роли сопереводчика.
После того как я объяснил соседям, что и генератор, и рацию мы оставим им, как коммутационный комплект, бургомистр посчитал нужным честно предупредить гостей:
– Господа, сразу вынужден сказать, что в ближайшее время заплатить за это мы не сможем: просто нечем.
Гоблин было сразу взвился со своими «понятиями», но я его удачно притушил жестом и отреагировал вполне дипломатично, как мне показалось:
– Нам не хочется употреблять словосочетание «гуманитарная помощь», тем более что, и в этом мы не сомневаемся, со стороны администрации русского анклава в случае необходимости будет оказана и помощь военная… Посчитайте это просто даром братского народа, желающего, как и ваш, идти цивилизационным путем, а не бандитствовать по рекам и лесам.
Нормально сказал?
А Сомова в таких ситуациях лучше немедленно задвигать за спину.
Сразу же учудил, не успели мы и шкуру отряхнуть после схода на причал. На каменной площадке нас встречала целая делегация, а со стен все жители замка смотрели на прибывших. Ну вышли, поприветствовали, представились – кто, зачем и почему. Кратко предъявили словесную «визиточку» нашего анклава – все давно отработано, регламентировано.
Сам бургомистр стоял в центре, он и произнес первое ответное приветствие, кратко посетовав, что берлинцы не могут встретить русских так, как положено добропорядочным бюргерам: обстоятельства не позволяют, трудности быта. Трудности мы заметили еще при встрече звена охотников, да и в пути успели кое-что услышать.
Ну а так как я, оглядываясь по сторонам, откровенно упустил момент, то вперед вылез Гоблин и прекраснодушно заявил, по-лобовому, без всякого, мать его, политеса:
– Камрады, да на фига ж так мучить людей? Присоединяйтесь к нам, вместе будем преодолевать, союзно! К нам в анклав уже и белорусы влились, и словенцы, словаки, сербы, чехи есть. И даже французский венгр имеется! – гордо финишировал Сомов, подняв палец вверх так, будто в Замке Россия поселился сам Саркози.
Я ему тут же легонько, но чтоб спазмик-то пробил, вмазал по правой почке, чтобы это безобразие прекратить. Вот паразит! Кто тебя просит тут полномочным диппредставителем выступать, да с такими резкими движухами? Напугать людей хочешь? Ну падла, я тебе дам наедине… Ну и что, что мы тысячу раз обсуждали, как хорош был бы русско-немецкий союз и какого толстого анкерного болта можно такой бригадой ввинтить в самый пуп этой планеты? Ты кто таков, чтоб такие предложения кидать?
Бургомистр пристально посмотрел на этого урода и спокойно спросил:
– Это официальное предложение вашего руководства?
Гоблин косяк прорубил и тут же заерзал:
– Ну это я…
Но добазарить до окончательно глупого Коломийцев ему не дал. Он буквально сдернул его со сцены и на прекрасном немецком заявил:
– Наш друг в эмоциях и по-человечески полон желания помочь. Сейчас, как мы понимаем, не до политики, надо решать самые насущные проблемы. И мы готовы содействовать вам.
На большом «сотниковском» столе еда двух видов: наша и местная. Вот такой русско-немецкий стол. Вернее, его жалкие остатки: тут у Штаба завтрак был, корпоративный. Пока мы рассказывали немцам об этом мире и способах жизни в нем – они мало что знали, – почти все и умяли.
Немцы выставили жареное мясо косули, копченую рыбку, какие-то соленые травки и морс. Косуля с вертела: как мы прибыли, так ее и насадили. Жаренье на вертеле – целая наука: чтобы тушу пропечь, но не спалить, опыт требуется, терпение и многие часы контроля. Мясо рублено крупными кусками. Так и хочется в духе антуража грызть и бросать разбитые обухом крепкого ножа кости на пол, радуя господских охотничьих псов. Но собак у немцев нет и кошек нет. И птиц нет – ни курочек, ни гусочек. Ни «бе-бе», ни «му-му».
Однако они сразу и с чистой душой предложили нам зарезать и зажарить молодого поросенка. От такого предложения мы с Мишкой чуть сознание не потеряли! У них есть свиньи! Давай расспрашивать, что да как, – точно, три свиньи и восемь поросят.
Как их можно есть! Может, это последние свиньи на Земле-5.
С нашей стороны – картоха, сгущенка, колеса «Пражской» колбасы, квашеная капуста, хлеб, чай, сахар и кофе. И красненький блок гордеевской «Примы». В итоге из шести берлинцев не курят лишь двое – остальные периодически дымят у бойниц, выходящих на реку, с непередаваемым кайфом. Оказывается, немцы все еще курят!
Вот молодцы они… Увидели наши запасы провианта – и никакой алчности во взглядах, достойно держатся, это дорогого стоит. Но я, заметив блеск в усталых женских глазах, сказал: «Извините-ка, мужики…» – и сразу подвинул сгущенку им. Еще три банки ушли к оставшимся в Берлине детям.
Встретили нас… Не знаю, как вам и сказать, ребята.
Нет, не как братьев, это слишком банально и слишком неполно. Знаете, как будто к матушке в гости приехал, в маленькую деревню, где ты вырос и где, по-чудачески, не был года три, исправно находя оправдания. Вот вся деревня и бегает теперь из дома в дом, радуется, вкусненькое несет. Вот уж действительно как к родным. Такое всегда чувствуешь, этой ауры искусственно не сотворишь.
В зал постоянно входят мальчишки-посыльные, но тяжелые дубовые двери ни разу не грохотнули, а все распоряжения бургомистр отдает не свистящим громким шепотом с матами и переспросами, а в письменном виде, отрывая листочек за листочком из маленькой записной книжки. Только глядя на эту щедрость и понимая, каков дефицит бумаги в этом мире, можно понять всю экстраординарность визита русского флота на Шпрее.