Танк "Клим Ворошилов-2". Ради жизни на Земле - Анатолий Логинов

На поляне остался сиротливо стоять голый ободранный скелет — корпус, уже мало напоминающий даже те обгоревшие и полуразвалившиеся остатки, которые до того скрывал снег. А уж идентифицировать по оставшемуся, что за машина тут была, смог бы наверное только господь бог. Даже при внимательном осмотре можно было понять только одно — это был легковой автомобиль.

Тиха украинская ночь! Тиха, да не очень. Если вслушаться, то среди звуков зимнего ночного леса можно расслышать посторонний, явно механический шум. Моторы заходящего на посадку Ли-2 шумели знакомо для встречающих. Да, в отличие от завывающих «убью, убью» звуков немецких самолетов, наши работали более мягко. Ориентируясь на свет костров и керосиновых фонарей, двухмоторный изящный авиалайнер, в девичестве американский Дуглас ДС-3, получивший свое советское наименование по фамилии главного инженера завода, выпускающего эти самолеты по лицензии, Лисунова, вышел на посадочную глиссаду. Опытные летчики, не раз летавшие за линию фронта, стремились как можно быстрее зайти на посадку, опасаясь появления немецких ночников, охотившихся за нашими самолетами.

— Ну вот и мы, — расстегивая шлем, просто сказал Степан Семенович Запыленов, командир экипажа.

— Ну и отлично, как часы, — с шутливой интонацией ответил ему командир партизанского отряда, бывший сержант РККА Ивакин: — Быстрее разгружаемся и помогаем грузиться гостям! — скомандовал он окружившим вестника с Большой Земли партизанам.

Построившись цепочкой, партизаны быстро передавали друг другу зеленые деревянные ящики, осторожно укладывая их в стоящие неподалеку сани или сразу унося в выкопанный неподалеку схрон. Едва они успели разгрузить привезенное, как началась погрузка. Опять те же ящики, какие-то замотанные в ветошь или мешки предметы и последнее — нечто громоздкое, габаритное, аккуратно закутанное в мягкий авиационный брезент, с торчащими в самых неожиданных местах выступами. Его грузили осторожно и дольше всего. После загрузки на борт самолета поднялись еще трое сопровождающих. Взревели моторы, самолет, развернувшись, пробежался по укатанному снегу и, медленно набирая высоту, исчез в темном ночном небе. Сейчас же десятки людей принялись маскировать полосу, устанавливая в заранее намеченных местах сухие ветки кустарников и даже целые деревья, так, чтобы с воздуха поляна выглядела простым редколесьем.

Тем временем самолет, набирая высоту, устремился на восток, к неблизкой линии фронта. Полет протекал без неожиданностей, но к фронту самолет подлетел практически к рассвету. Казалось бы, экипаж должны был волноваться, плохо вооруженный (один УБТ, несмотря на крупный калибр — не защита) и не слишком скоростной транспортник при дневном освещении не имел никаких шансов уцелеть, встретившись с «мессерами». Но этому рейсу уделялось слишком большое внимание наверху и неподалеку от линии фронта борт встретили два звена истребителей. Одновременно советские ВВС на этом участке неожиданно нанесли удар по аэродромам, позициям полевой и зенитной артиллерии. Так что люфтваффе было не до одинокого самолета, пусть и охраняемого целой эскадрильей истребителей.

Очередной рейс самолета сто десятого полка к партизанам завершился успешно.

5 декабря 1942 года. Юго-Западный фронт.

Рассматривая в бинокль заснеженную равнину, на которой поспешно окапывались бойцы одной из его мотострелковых бригад, Андрей внезапно ощутил, что все это он уже видел. Заснеженная всхолмленная равнина с несколькими рощицами голых по зимнему времени деревьев, несколькими оврагами и время от времени поднимаемой на ней ветром поземкой. «Де жа вю», — подумал он и вдруг вспомнил: — «Горячий снег». Книга, а позднее фильм. Да, а теперь он почти как командующий армией из той книги готовит оборону против того же Манштейна. Андрей опустил бинокль и повернулся к стоящим у стола с картой и что-то тихо обсуждавшим начальнику штаба и комбригу.

— Кажется, успеваем, товарищи командиры, — сказал Андрей и, машинально погладив по голове сидящего рядом Ленга, подошел к столу.

— Мы — да, товарищ генерал, а вот танкисты задерживаются, — озабоченно сказал Калошин, одновременно прикидывая что-то на карте. Комбриг лишь молча кивнул и озабоченно повернулся в сторону входа. Только что вошедший сержант поспешно откозырял и, смотря на Мельниченко, спросил:

— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к товарищу подполковнику?

— Обращайтесь, — Андрей машинально ответил, продолжая рассматривать карту. Да, к позициям его корпуса рвалась сила. Нет, даже так — СИЛА. Все танковые части, которые сумели вырваться из котла, спешно организованные генерал-фельдмаршалом Манштейном в танковую армию, перли сейчас броней и железом на позиции его мотострелковых бригад. А танкисты запаздывали, слишком плохие дороги, да и с газойлем перебои.

Бл…, тут поневоле вспомнишь приказ «Стоять на смерть». Что еще сделаешь? Ничего. Погода нелетная, да и будь она летной, немцы тоже не дураки, прикрыли бы наступающих истребительным зонтиком и зенитками. Зенитных самоходок из старых моделей танков они уже сейчас наклепали много, больше, чем в нашей реальности. Так что остается только стойкость. Ну и сюрприз в виде самоходно-противотанкового резерва и подтягивающихся танковых бригад. До их прихода надо задержать фрицев на берегах этого ручейка. Вот и долбят замерзшую землю, поглядывая запад, откуда доносился ослабленный расстоянием грохот боя, солдаты двух бригад, а впереди, вместе с отходящими стрелками, героически гибнет мотоциклетный батальон, вместо разведывательных налетов и быстрого отхода цепляющийся сейчас за каждый сантиметр степного пространства. Мотоциклетный батальон, рота танкосамоходного батальона и остатки стрелковой дивизии против танковой и моторизованной дивизий. Как говорится, почувствуйте разницу. «Бл…, ведь предлагал же сразу выдвинуть его корпус на это направление! Рано, разведка не обнаруживает никаких признаков подготовки наступления, противник ошеломлен нашим ударом и отходит, сейчас важнее внутренний фронт обороны, чтобы враг не вырвался. Стратеги, иху мать!» — злость искала выход, но на кого злиться? На командование бесполезно, на немцев бессмысленно. На войне, как на войне. Но если подумать, то героизм на войне, это в принципе, исправление чьих-то ошибок. Иногда сиюминутных, как в данном случае, иногда заложенных несколько веков назад, как в сорок первом. Андрей отвлекся на внезапно заволновавшегося Ленга и не сразу понял, что изменилось вокруг. И лишь спустя несколько мгновений до него дошло, что исчезло звуковое сопровождение — звуки отдаленного боя, создававшие фон всем действиям пропали, словно выключенные. «Вот и все», — успел подумать Андрей, когда резко зазуммерил телефон. Связист ответил, затем передал трубку Калошину. Поговорив, полковник подошел к Андрею, опять пытавшемуся разглядеть что-нибудь на заснеженной равнине.

— Товарищ генерал, прибыл армейский истребительно-противотанковый артполк. Я выдвинул три его батареи в противотанковый район номер три, как самый уязвимый, а две оставил во втором эшелоне.

— Правильно. Стой, а вот и наши похоже появились.

Но Мельниченко ошибся. Плохо различимые издалека мотоциклисты, мчащиеся по укатанной дороге, оказались немецким передовым отрядом. Только когда наше охранение их обстреляло и, бросив один подбитый мотоцикл, они откатились назад, Андрей понял, что ошибся. Ошибся, подспудно ожидая, что кто-нибудь из сражающихся впереди все же успеет уйти. Но в районе, просматриваемом с командного пункта, так и не появился никто. Позднее поступило донесение, что на участке тридцать третьей бригады вышли полторы сотни бойцов и три самоходки, все, что осталось от задержавших фашистов почти на день передовых частей. Но Андрею было уже не до того, вовсю шел бой.

Немецкие танки, угловатыми коробками вылезли откуда-то из-за холмов и, набирая скорость, поднимая снежную пыль, поползли вперед, огибая овраги. Они не стреляли, но в бинокль было видно, что то один, то другой из них ненадолго замирал, поводя стволом, словно обнюхивая пространство перед собой. Впереди железными монстрами ползло четыре огромных коробки. «Тигры» вдруг остановились, и залпом выстрелили. Кажется, немецкие разведчики успели таки засечь и основную линию обороны, столбы разрывов встали в опасной близости от капониров противотанковых орудий. «Тигры» двинулись вперед, но один из них внезапно замер на месте, скорее всего от какой-то неисправности. Отсановивишийся танк выстрелил, потом еще. Его постепенно обтекали танки второй линии.

Мельниченко отвернулся, разыскивая взглядом начальника артиллерии корпуса, но сказать ничего не успел. Правильно уловив момент, тот успел скомандовать, и сидящая у телефона связистка бросила в трубку короткую кодовую фразу. Андрей поморщился, как от зубной боли. Ну, просил же не брать ее с собой. Но если уж Елена Горобец чего-нибудь решила, то добьется наверняка. «Чистая пиратка», — отвлекшись на секунду, подумал про себя Мельниченко. В памяти промелькнули, словно кадры в кино, воспоминания о том, как они познакомились. Тогда, еще не совсем отошедший от встречи с наркомом и их разоблачения, Андрей согласился поехать в гости к прокурору фронта, ранее шапочно знакомому, подполковнику Горелик. Там он и встретил эту настойчивую «комсомолку, спортсменку и просто красавицу», эвакуировавшуюся из Харькова племянницу прокурора. Как то незаметно для себя он согласился принять ее добровольцем в корпус, тем более что она успела один год поучиться в техникуме связи. Теперь он мог признаться себе, что она ему понравилась.