Как приручить полковника (СИ) - Истомина Аня

– Ну, раз шутишь, значит, жить будешь. – облегчённо выдыхает Николай и прикуривает сигарету.

Это обнадёживает, потому что внутри все горит огнем.

39. Пусто

– Падре! – на крик Николая из кабинетов приемного отделения тут же повыскакивали медсестры и даже охранник.

– Ну что ты шумишь? – выглядывает он из кабинета. – У меня пациент на приеме.

Врач переводит взгляд на меня, и его губы медленно растягиваются в широкой улыбке.

– Татьяяяяна, – тянет он медовым голосом, – как неожиданно.

– Здрасьте, – выдыхаю и морщусь.

– Что случилось?

– Похоже, перелом ребер.

Улыбка вмиг слетает с лица мужчины и он кивает на каталку.

– Ты что, охренел? Кто же человека с переломом вот так транспортирует? А если ей осколок легкие проткнет? Скорую для кого придумали?

– Вашу скорую пока дождешься, – уложив меня, Николай поворачивается к другу, – коньки можно отбросить.

– А ты решил ускорить процесс? – усмехается Падре и манит к себе медсестру. – Везите даму на рентген.

– Я с ней пойду.

– Нет, ты со мной пошли. Расскажешь мне анамнез, пока я деду гипс накладываю. Такой же шубутной, кстати, как твоя мадам. Может, их познакомить? Я ему только на той неделе гипс с другой руки снял, прикинь?

Разглядываю мелькающие светильники на потолке, слушая их удаляющиеся голоса и равномерный стук резиновых колесиков о пол.

После рентгена меня возвращают обратно и оставляют в коридоре. Спасибо, что хоть головой к выходу. Медсестра уходит, бросив меня одну. Озираюсь, приподняв голову. Слышу где-то недалеко голос Падре и тут же ложусь обратно.

– Вот она, женщина-мечта! – нависает он сверху и снова обезоруживающе улыбается.

– Чой-та? – усмехаюсь смущенно.

– Той-та, – передразнивает он меня и, подпихнув лапищу мне под спину, усаживает.

Ойкаю, хватая ртом воздух.

– Хватит придуриваться, симулянтка, – усмехается Падре. – Пошли, укольчик тебе сделаю.

– В смысле: “придуриваться”? – обиженно хмурюсь.

– В смысле: нет у тебя перелома. Так, ушиб да пара трещин.

– Но болит ведь! – не сдаюсь.

– Ну, подумаешь, болит! Я ж говорю, сейчас сделаем тебе обезболивающее и все будет хорошо.

Морщусь, слезая с каталки и бреду за ним в процедурную.

– А то, что дышать больно – это нормально?

– Абсолютно. До свадьбы заживет.

– А где Николай? – сажусь на кушетку и подозрительно кошусь на то, как Падре достает шприц и ампулу. – А можно мне медсестра укол сделает?

– Курит. Нет. – врач сосредоточенно набирает лекарство и оборачивается ко мне. – Давай задницу. Я же должен заценить место, которое очень любит находить приключения.

Со вздохом встаю и спускаю резинку домашних штанов.

– Ммм, ничего такая.

– Доктор, вы хамло, – усмехаюсь и тут же морщусь от укола.

– Спасибо за комплимент, – отстраняется он.

– Что, уже все? – оборачиваюсь.

– А что, понравилось? – подмигивает мне Падре игриво. – Ну, хочешь, подую?

– “А потом пришел поручик Ржевский и все опошлил”, – закатываю глаза. – Это был комплимент вашей легкой руке.

– Видишь, какие мы с тобой культурные: комплиментами друг друга засыпаем. Все, иди, отдыхай. Мебель не двигать, штангу не поднимать. При болях пить обезболивающее. Сексом заниматься можно, только осторожно. Поза наездницы, сбоку. Ну, короче, те, которые не дают нагрузки на грудную клетку.

Чувствую, как заливаюсь румянцем. Но не на ту напал, товарищ доктор!

– Что, и сзади нельзя? – делаю страдальческое лицо.

Падре на секунду замирает, потом задумчиво пожимает плечами.

– Если только стоя и без упора.

– Вы там долго позы будете обсуждать? – слышится из-за двери сердитый рык полковника.

– Иди, Дездемона, – вздыхает врач, – Отелло покурил.

Выхожу из процедурной и напарываюсь на хмурый взгляд Николая.

– И? – коротко бросает он, скрестив руки на груди.

– Ничего серьезного, – выходит следом за мной Падре. – Трещины. На обезболе пару недель посидит и все пройдет.

– То есть, с вывихом ты ее предлагал в больничке подержать, а с трещинами пусть ходит? – щурится Николай.

– С сотрясением, – поправляет его мужчина. – Да и тогда эта прекрасная дама была свободна, а сейчас, я так понимаю, нет.

Мы с полковником одновременно вскидываем брови и молча смотрим на Падре.

– Ой, да не пиздите, – отмахивается он с улыбкой и выходит в коридор. – Если больничный нужен, идите к медсестре за справкой, вечером оформлю. Кто тут у нас следующий?

– Блин, Таня! – Николай подхватывает меня на руки. – Ты же без обуви. И молчишь.

Смотрю на него во все глаза и не могу оторваться. Хорош.

– Нам можно сбоку и в позе наездницы, – тихо усмехаюсь, разглаживая пальцем хмурую складку между его бровей, а полковник тяжело вздыхает и закатывает глаза.

– Тебе можно больничный и постельный режим, поняла?

– А доктор сказал: все, кроме штанги.

– И мебель не двигать. – раздается бас из коридора, и я, глупо хихикая, прячу лицо на груди полковника.

– Больничный, я сказал, – снова сердито хмурится Николай. Послушно киваю, потому что совершенно не хочу с ним спорить.

И уже как-то плевать на недовольного начальника. И на годовую проверку. Сделаю я свои отчеты попозже, никуда они не убегут. Успею еще наработаться. А вот насладиться заботой, которой окружает меня мой мужчина, очень хочется. Я уже так давно не была слабой девочкой, что уже и забыла, как это приятно.

Когда мы приезжаем домой, боль успевает притупиться, и я чувствую себя достаточно сносно.

– Давай обед погрею, – смотрю на Николая с улыбкой.

– Танюш,.. – смотрит он на меня серьезно, – мне нужно домой. Меня Тимон не видел два дня, считай.

– Да, конечно, я понимаю, – вздыхаю, опуская глаза. – Прости, пожалуйста.

– Да за что простить-то? – усмехается Николай, приподнимая мое лицо за подбородок и нежно целуя в губы. – Давай это я сейчас погрею тебе борщ, а завтра вечером после работы заеду, проведаю.

Господи, как не хочется его отпускать, кто бы только знал!

– Ну поешь со мной, пожалуйста, – прижимаюсь к нему. – Всего десять минуток займет. Хотите, с Тимоном к нам приходите на ужин? Я приготовлю что-нибудь.

– Я тебе сейчас жопу надеру, – многообещающе кивает мне полковник. – Готовить она собралась. Постельный режим. Ясно, хулиганка? Приду – проверю. Дочка пусть готовит пока. Если нет, позвони, я закажу вам что-нибудь. А про Тимона… Ты же сама предложила детям пока не говорить. Я думаю, это правильно. Не будем торопиться.

Пока греется обед, Николай помогает мне заправить свежее постельное белье и загрузить стирку.

– Пусть дочка вывесит, – напутствует он меня перед выходом, а я послушно киваю. – Завтра вечером заеду.

Получив страстный поцелуй и облапав Николая везде, где смогла дотянуться, я закрываю за ним дверь, провожаю взглядом отъезжающую от подъезда машину и бреду в комнату.

Усевшись на кровать, растерянно оглядываюсь по сторонам.

Так пусто. И грустно.

Отзвонившись Юле и отчитавшись о том, что все самое страшное позади, я прошу ее отправить Олю домой, а сама включаю сериал.

Но, как бы я ни пыталась сосредоточиться на героях, мысли витают далеко-далеко.

Потому что я уже скучаю. И уже хочу, чтобы поскорее наступил вечер завтра. И чтобы Николай пришел к нам на ужин. А лучше, чтобы он взял с собой сына. И больше никогда не уходил.

40. Сложные отношения

Конечно же, я вывесила бельё сама. И ужин приготовила сама. Потому что мне так проще. Это при Николае мне легко удаётся быть покладистой, а наедине с собой я всё та же "тётя-лошадь", которая привыкла пахать.