Последняя страсть Клеопатры. Новый роман о Царице любви - Наталья Павлищева

Почувствовав, что первый шаг сделан верно, Клеопатра добавила, принявшись расспрашивать неверного любовника. Но не об его женитьбе или предательствах, а об успехах, которых, правда, набралось не слишком много. И все же ему попутно пришлось упомянуть об Октавии. Как важно заставить мужчину чувствовать свою вину, не укоряя при этом. Лучше, если он сам поймет совершенную им подлость.

Клеопатре это с блеском удалось! После первых же фраз, поняв, что возлюбленная еще краше, чем прежде, Антоний начал каяться, он обвинял в своей женитьбе сложившиеся обстоятельства и Октавиана. Клеопатра молча позволяла ему это, она не поощряла, не подсказывала, не выговаривала, она просто ждала, когда он сам обвинит себя во всем. И дождалась, Антоний принялся целовать бывшей любовнице руки, умоляя простить совершенную подлость.

Осознав, что дальше продвигаться пока не стоит, иначе потом Марк просто возненавидит ее за собственное унижение, царица улыбнулась и ласково произнесла:

– Что было, то прошло. Пора к детям.

На лице Антония отразилось настоящее смятение. Мужчина, который не боялся ни вражеских мечей, ни стрел, ни боли от ран, страшился встречи с собственными детьми! Дурацкая ситуация: отказаться от этой встречи Марк Антоний не мог, ведь Клеопатра ничего от него не требовала, просто привезла показать рожденных близнецов.

Царица, почувствовав его мгновенное замешательство, напомнила:

– Нас ждут.

Впереди ее небольшой свиты стояла Ирада, держа за руки двух прелестных трехлетних малышей. Даже не зная об их связи с Марком Антонием, можно с первого взгляда сказать, что это его дети.

Ирада сделала шаг навстречу консулу, а Клеопатра в свою очередь тихонько подтолкнула в спину отца своих малышей:

– Александр Гелиос и Клеопатра Селена…

Едва ли Антоний задумывался над последствиями того, что делает, он подчинился душевному порыву. Поднятый его сильными руками мальчик вознесся над стоявшими придворными, римскими и египетскими.

– Нарекаю тебя Александром Гелиосом.

Теперь пришел черед девочки. Ее синие глазенки восторженно заблестели, когда отец поднял и ее:

– Нарекаю тебя Клеопатрой Селеной.

Теперь любые злопыхатели могли говорить все, что угодно, Марк Антоний признал детей своими!

Но Клеопатра лишь сдержанно улыбалась, она-то понимала, что это только начало. Нет, дорогой, я слишком долго терпела и многое вытерпела, чтобы обойтись только этим… Ты мне заплатишь сполна!

Как она сейчас радовалась, что потратила столько времени и сил, чтобы вернуть былое очарование! Марк Антоний постарел не больше ее, но она-то с чисто женской предусмотрительностью сумела почти вернуть молодость, а он нет. Царица слышала, как Марк прошипел Капитону:

– А ты сказал, что Клеопатра постарела…

Пока все шло, как она рассчитывала. Клеопатра не спешила в объятия возлюбленного, ни к чему, тем более он сам просил о чисто деловой встрече.

Марк Антоний сходил с ума от ревности и желания, не подозревая, что в этом помогают и несколько капель зелья, добавленного в вино. На сей раз Клеопатра не стала пользоваться средством жрецов из Серапеума для обольщения, которое так хорошо помогло когда-то в Риме и потом в Тарсе. Теперь царица была в себе уверена. Но разжечь просто любовное желание в мужчине никогда не помешает. Вести с ним деловые переговоры, пока он не способен думать ни о чем, кроме своей страсти, много легче.

– Так ты все же решил идти на Парфию? Давно пора, парфяне стали слишком назойливы.

– Да, Божественная.

Едва ли он в ту минуту думал о назойливых парфянах. Мысли занимала упругая грудь, видная сквозь тонкую ткань. Клеопатра заметила этот интерес, постаралась, чтобы из-за легкого поворота туловища грудь обрисовалась четче.

– Тебе нужна помощь Египта.

– Конечно.

Ему было все равно, о чем она спрашивает, только бы снова почувствовать под руками ее шелковистую кожу, вдохнуть запах волос, губами нащупать упругий сосок…

– Но тогда и ты должен мне помочь.

– Все, что потребуешь.

– Я не требую, я прошу. Есть места в Сирии, Финикии, Иудее, которые мне хотелось бы иметь. Ведь ты знаешь, что у Египта мало плодородных земель…

Как ни был очарован Марк Антоний, как ни был увлечен, голову он совсем не потерял, напрягся. Царица снова улыбнулась.

У консула мелькнула мысль, что она умеет улыбаться, не показывая кривых зубов. Зазвучал глубокий, ласковый голос, удивительно контрастирующий по тембру со звонким, словно серебряные колокольчики, смехом Клеопатры, ее нежные пальчики легли на его обветренную грубую руку:

– Не беспокойся, я не прошу у тебя целые страны и не намерена никого лишать их земель. Я прошу только те места, где нет правителей. Тебе ничего не будет стоить такой подарок, например, земли Баальбека и Галилеи для новых полей египтян, которые вырастят хлеб для твоего войска. Выгодно и тебе, и мне. Эти земли из-за многочисленных стычек пустуют, зарастают травой, мои люди их возродят и вырастят хлеб для тебя. Египтяне очень трудолюбивы.

– Ну да, ну да…

Так… пора подливать еще средство, что-то консул заупрямился. Неужели придется жертвовать собой?

Царица махнула рукой:

– Не хочешь, не надо! Выпей вина, это хорошее вино, я помню, что тебе такое нравится.

Это было первое упоминание об их совместной жизни. Вскользь, совсем вскользь, но сколько всколыхнуло чувств в душе! Так хорошо, как с ней, ему ни с кем и никогда не было, даже с неистовой Фульвией в лучшие годы жизни. И вино действительно хорошее, Клеопатра всегда знала толк в пирах.

Чего она там хочет? Баальбек и Галилею? Почему бы не отдать, пусть берет, все равно это не его земли, какая разница, кто на них сидит? От Египта он может получить средств куда больше, чем от галилеян, допустивших, чтобы земли заросли травой.

К концу пира, устроенного в честь близнецов, Клеопатра уже имела все, что перечислила: кроме пахотных земель в Баальбеке и Галилее поместья в Киликии и на Крите, города на побережье, Тир, Сидон, Халкидис, порт Акко (нужно же как-то вывозить хлеб), леса Ливана (мне нужен лес для строительства флота тебе в помощь!) и еще много что… Только плантации вокруг Иерихона вызвали сопротивление.

Иудеей правил Ирод, союзник Марка Антония, причем такой, терять которого он не решился бы. Клеопатра на время отложила свои атаки. Ничего, дорогой, зелье еще не все выпито, ты отдашь мне самые лучшие земли Иудеи! Ты глупец, если думаешь, что я притащилась сюда только ради твоих глаз или объятий. Возможно, будут и объятия, но только теперь я знаю им цену!

Антоний действительно заплатил египетской царице немыслимо высокую цену за ее объятия, она получила лучшие земли, лучшие леса, лучшие порты… Только плата эта была не из кошелька самого Антония, он дарил то, что принадлежало Риму.

Антиохия – великолепный город, больше похожий на просторную Александрию, чем на тесный Рим. Четыре больших района города окружены каждый своей стеной и все вместе общей. Этот город считался третьим после Александрии и Рима, хотя ни тот, ни другой не признавали равенство себе ни в чем. Расположенная на перепутье торговых путей Запада и Востока, Антиохия быстро росла и богатела. Широкие улицы, большие дома, лавровые и кипарисовые рощи прямо на территории жилого района Дафна и, что важно для Клеопатры, свой Музеум с богатой библиотекой, любимые ею научные диспуты…

Но на сей раз никаких развлечений, даже свитки из библиотеки приносили к царице в ее покои. Конечно, давали без восторга, вдруг заберет и не вернет? Клеопатра возвращала, но применила все ту же излюбленную тактику александрийцев – за срочное копирование были посажены десятки писцов. Антоний ворчал:

– Всем нашла работу, центурионы жалуются, что грамотея не найдешь, чтобы письмо домой отправить, все заняты перепиской книг для египетской царицы.

Клеопатра пожимала плечами:

– Книги нужны для библиотеки Александрии, а письма нужно писать самим. Заставь центурионов взять в руки стило.

– Они должны держать мечи. А книги проще забрать. Заплати ты этим антиохейцам и не мучайся.

– Нельзя.

– Отдадут, никуда не денутся!

– Одну заберу, остальные спрячут.

Марк Антоний только махнул рукой, он тоже любил читать, ценил науку, но куда больше ценил умение завоевывать новые земли и развлекаться. Но если египетской царице нравится возиться с книгами, пусть возится.

Марк Антоний вспомнил, что у него есть роскошный подарок для царицы. Ему не хотелось дарить алмаз прежде времени, не потому что жалел, а чтобы не выглядеть нашкодившим мальчишкой, покупающим прощение. Но Клеопатра с самого начала повела себя так, словно и не помнила о его подлости, была приветлива. Даже ласкова, но в объятия не рвалась. Неужели она больше не хочет меня? Неужели нашла кого-то более горячего, сильного, ласкового? Чем дольше тянулась неизвестность, тем горячее становился сам Антоний и на большее он был готов. Консул уже подарил царице все, что та ни просила, кроме Иудеи. Оставался алмаз.