Комдив - Берг Александр Анатольевич

«Тигры» приближаются, мы молчим, пехота вообще делает вид, что её здесь нет. И правильно, кстати, делает: всё равно ничего сделать «тиграм» они пока не могут, так зачем нести ненужные потери? Это когда – вернее, если – «тигры» всё же доползут до наших окопов и начнут их утюжить, тогда пехота гранатами и бутылками с зажигательной смесью сможет бороться с немецкими танками, а пока приходится ждать.

Кстати, противотанковые ружья тоже малоэффективны. Хотя они и есть, но толку пока от них нет, если только гусянку немцам сбить и обездвижить их танк, но если это сделать далеко, то немцы просто начнут с места гвоздить по нашим позициям, а мы мало что сможем им сделать в ответ. Вот когда фрицы подползут поближе и наши 85-миллиметровые орудия смогут их уверенно поражать, тогда да, стрелять начнут все, кто только сможет нанести им ущерб. Ну а пока все схоронились как мыши под веником. Над окопами не видно даже голов наших бойцов, все спрятались на дне окопов и нос наружу не кажут, а за противником наблюдают только из укрытий и наблюдательных пунктов.

Вот «тигры» приближаются к нашим позициям, до них уже около полукилометра. Вот теперь пора, сейчас наши орудия уже могут уверенно пробить их лобовую броню. Все цели распределены заранее, танкисты отслеживают приближающихся немцев, причём на один немецкий танк приходится сразу по паре орудий, которые его ведут.

Как только звучит моя команда, следует залп. Пламегасители хорошо справляются со своей работой, вспышки выстрела орудия не видно, только лёгкий дымок сгоревшего пороха вырывается наружу, а потому немцы пока не поняли, кто и откуда по ним выстрелил. Зато результат залпа видно хорошо. Передняя шеренга немцев, состоявшая из одних «тигров», разом останавливается. Правда, некоторые танки ещё немного проезжают вперёд, прежде чем остановиться, но видно, что они больше не бойцы. На нескольких танках происходят мощные взрывы – это рвётся их боекомплект, и башни с них срывает. Над другими остановившимися танками начинает подниматься вверх густой чёрный дым, который очень быстро сменяется огненными всполохами начавшихся пожаров.

Немцы ещё не поняли изменения обстановки. Вторая линия их танков, объезжая погибших товарищей, движется дальше, чтобы вскоре так же замереть, будучи охваченными пламенем. Боекомплекты полные, а потому от огня внутри танков вскоре начинают рваться снаряды, и ещё у нескольких танков взрывами срывает башни. Я с огромным удовольствием смотрю на это, а рядом со мной тихо стрекочет кинокамера – я специально выбил себе кинооператора, и он снимает всё с самого начала. Другой кинооператор у Севастьянова, так что в итоге получится отличный киноотчёт об этой операции. Думаю, в кинотеатрах отбоя не будет от зрителей. Надо не забывать о позитивной пропаганде: ничто в такой степени не поднимет людям дух и настроение, как документальный фильм о наших успехах.

Наши танкисты начинают вести беглый огонь по немцам, и, к сожалению, это демаскирует их. Попасть по ним достаточно трудно, но немцам это удаётся, и вот уже наши танки начинают гореть, хотя над землёй торчит только башня боевой машины. Немцы усиливают нажим, бросая в бой новые силы, и я отдаю приказ на открытие огня из 120-миллиметровых миномётов. Это вся моя артиллерия, всё остальное у Севастьянова. Кроме того, я вызываю авиаподдержку.

Через полчаса под прикрытием истребителей появляются наши бомбардировщики, и на атакующих немцев с неба сыплются бомбы. Всё поле перед нашими позициями в огне и дыму горящих немецких танков. В дело вступает немецкая артиллерия, она бьёт и по нашим окопам, и по ближайшему тылу, пытаясь вслепую нащупать мои укрытые в капонирах танки. Артиллерийские наводчики сейчас малоэффективны, так как всё затянуто дымом от горящей техники, а использовать воздушного разведчика им не дают наши истребители. Я, честно говоря, не ожидал, что немцы так упорно будут пытаться пробить коридор к своим попавшим в окружение камрадам.

У меня почти уже закончились снаряды к орудиям и мины к миномётам, когда немецкая атака наконец выдохлась. Бои велись уже практически у самых окопов, в ход пошли и противотанковые ружья, и гранаты, и бутылки с зажигательной смесью, а под прикрытием всего этого и немецкая пехота смогла, укрываясь за остовами подбитой техники, практически в упор подойти к нашим позициям. Но и тут решающую роль сыграло автоматическое оружие. Подавляющее преимущество в автоматах позволило нам не допустить немецких солдат до окопов, давя их огнём, так что в итоге они не выдержали и отступили.

Сняв фуражку, я вытер платком вспотевшую голову. Такого накала страстей я никак не ожидал. Теперь надо подготовиться к новой атаке: поправить окопы, которым снова хорошо досталось, пополнить боекомплекты танков, подвести мины к миномётам. А самое паршивое – подсчитать свои потери.

Уже вечером я слушал соответствующий доклад. Настолько серьёзных потерь у меня прежде не было. Было потеряно почти сорок процентов танков: из своих шестидесяти Т-43 я потерял двадцать пять штук, причём двадцать два безвозвратно, а три танка отделались сквозным пробитием башни. Правда, экипажам досталось: из всех подбитых танков выжила лишь примерно треть экипажей, остальные погибли.

Однако, как бы цинично ни звучало, эти потери более чем окупились. Всё поле перед нашими позициями было заставлено сгоревшей немецкой техникой. Кроме танков тут было и множество самоходок, в том числе старые «Штуг-3», правда, с новой пушкой, всё той же KwK-40, что ставилась и на новые «четвёрки», а также и новые немецкие самоходки[33]. Если учесть, что из тяжёлой бронетехники у меня было всего два батальона танков (один мой собственный, а второй из бывшей дивизии Севастьянова), а противотанковой артиллерии вообще не было, то результаты более чем хорошие, так как только по первоначальным прикидкам немцы потеряли в этом сражении около восьми десятков танков и самоходок, и это не считая бронетранспортёров, которых тоже будет с полсотни.

Почти все мои бронетранспортёры целы, однако против танков их не бросишь. Правда, трофейщики обрадовали: притащили немецкие противотанковые пушки, не все они были уничтожены, когда я немецкий коридор схлопывал, у многих просто расчёты перебили, а сами орудия остались целы. До ночи я наскрёб на них расчёты, и тут помогло то, что у нас при выписке из госпиталей бойцов направляли не назад в свои части, а куда люди нужны, причём их воинские специальности практически не учитывались, так что артиллерист мог спокойно попасть в пехоту, вот и получилось, что некоторые пехотинцы прежде были артиллеристами. Главное, мы смогли найти достаточное количество наводчиков, а заряжающих и подносчиков взяли из тех, кто в артиллерии не служил.

Ночью выкопали для орудий позиции и тщательно их замаскировали. Трофейных боеприпасов хватит на один, максимум два хороших боя. Но, думаю, если не завтра, то послезавтра точно наша армия полностью уничтожит попавших в ловушку немцев, и тогда помощь будет в полном объёме. Да и немцы хорошо получили от нас по зубам, так что без дополнительных сил атаковать не смогут, а на это им потребуется время.

Вечер того же дня. Штаб дивизии «Великая Германия»

Генерал-лейтенант Вальтер Хёрнляйн[34], который буквально накануне стал командиром дивизии «Великая Германия», сменив на этом посту генерал-лейтенанта Германа Балька, угрюмо выслушивал доклад начальника штаба.

Доклад начальника штаба не радовал. Согласно полученному приказу командира 4-й танковой армии генерал-полковника Гота, его дивизия должна была усилить 24-ю танковую дивизию, которая смогла наконец прорвать оборону русских и пошла в прорыв, где снова встретила сильную оборону противника. Его дивизия была уже на подходе, когда русские захлопнули пробитый коридор, в результате чего 24-я танковая дивизия оказалась в окружении. Попытка деблокировать её, снова пробив коридор, не увенчалась успехом. Удар двух моторизованных полков, танкового батальона, дивизиона штурмовых и дивизиона противотанковых самоходок не смог пробить оборону русских, зато дивизия в тяжелейшем бою потеряла почти всю свою тяжёлую бронетехнику.