Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве - Коллектив авторов

1. Изменить ли название повести, поскольку в Венгрии мало кто знает городок Петушки и есть ли в форме и названии книжки радищевские реминисценции? Название дано повести без всякой оглядки на Радищева. Да о Радищеве я ни разу и не вспомнил за все полтора месяца писания повести. На мой взгляд, название лучше оставить как оно есть: все, кто пробовал его «улучшить» (одно из американских издательств, шведы, итальянцы, голландцы, – французы только на суперобложке) все сделали это безвкусно в высшей степени[700]. И, говоря между нами, мне очень хотелось бы, чтобы и в Венгрии знали бы пустяковый городок Петушки – место, где ровно 23 года назад родился мой единственный сын, а ровно пять месяцев тому назад – моя первая внучка Настасья Ерофеева[701].

2. Вам кажется нелепым «в назидание народам древности». Так ведь это обыкновеннейшее дуракаваляние и фиглярство. У меня бы не повернулась рука написать тривиальность, вроде «в назидание грядущим народам» и пр.

3. «Игра в сику» в самом деле чрезвычайно азартная игра, вернее самая примитивная из азартных[702]. В народных низах она повсеместна, от Заполярья до афганской границы, я наблюдал. И не только наблюдал: в <19>67 году, например, мне довелось продуть в эту «сику» за один вечер весь свой кошелек плюс два жалованья вперед плюс единственный пиджак[703].

4. Реутово – Никольское. «…девушка с глазами белого цвета – белого, переходящего в белесый». Я не совсем понимаю, что Вы нашли в этом не совсем понятного. Дев с такими глазами Вы не встречали, – ну а я разве встречал?

5. Салтыковская – Кучино. Строки «Я покажу вам радугу!» и «Идите к жемчугам» заимствованы не из самих германских поэтов, а из вариаций нашего поэта Константина Бальмонта на темы немецких романтиков времен Гёльдерлина и Уланда[704].

6. Кучино – Железнодорожная. Четверостишие это – никакая не парафраза, ниоткуда. Это точная цитата из русской поэтессы Мирры Лохвицкой (1869–1904 г.)[705], изысканный эротизм которой стяжал ей в начале века скандальную известность в России.

7. Электроугли – 43 км. «Венец трудов, превыше всех наград» – это из стихотв<орения> Блока «Я их хранил в приделе Иоанна». Этим стихотворением завершается его цикл «Стихов о Прекрасной Даме» и открывается следующий цикл: «Распутья». Стихотворение это написано по очень известному поводу: «Прекрасная Дама», т. е. дочь Менделеева, дала, наконец, согласие обручиться с поэтом. Так что здесь можно усмотреть игривую ассоциацию с восторгом перед вожделенными «сучьими потрохами».

8. Там же. «Королева Британии тяжко больна…» и т. д. Это из английской анонимной баллады 18‐го века «Королева Элинор»[706].

9. Храпуново – Есино. «Тройной одеколон». Я в точности не знаю, почему его называют тройным. Кто-то из моих знакомых эрудитов утверждал, что в нем втрое меньше ненужной для пьющего человека парфюмерии и значит, выше процентное содержание спирта. Среди всех одеколонов он пользуется наибольшим успехом в русском народе, обреченном на полусухой закон.

Кстати об одеколонах. В главе Эл<ектроугли> – 43 к<ило>м<етр>, в рецепте «Слезы комсомолки» надо прибавить «Лосьон „Лесная вода“». А то ведь может создаться впечатление, что речь идет просто о лесной воде.

И еще о рецептах: YMCA-PRESS произвольно исказило рецепт «Сучьего потроха». Никакого «средства от потливости ног» в нем нет. А есть (между резолью и дезинсекталем): тормозная жидкость – 25 г, клей БФ – 8 грамм. Ошибаться в рецептах в самом деле нельзя[707].

10. Храпуново – Есино. «Митрич, не шелохнувшись, весь как-то забегал», т. е. глаза его моргают и бегают «от виноватости» так, что создается впечатление, что у оцепеневшего от страха и раскаяния Митрича бегают и моргают не только глаза, но и все его существо.

11. Есино – Фрязево. «Какое шелестенье вы имеете в виду?» Да очень простое шелестенье. Все пассажиры везут с собой не только спиртное, но и завернутые в газеты нехитрые бутерброды. Оттого-то и «шелестенье» и «чмоканье».

Там же. «Со мной на трассе дядя Коля работал…» Это давно привычное для русского уха сочетание: работать на трассе высоковольтных линий электропередач, на трассе прокладки трубопровода, et cetera. В данном случае речь идет о трассе, линии сооружения телефонных кабелей связи.

12. Фрязево – 61 км. «Идет, как пишет». Это у русских высшая (хоть и не без иронического оттенка) похвала изысканной женской походке. Нынешние циники любят добавлять при этом: «А пишет, как Лева. А Лева пишет хуево». Но граф Толстой здесь ничуть не имеется в виду. Смешная ошибка лондонских и польских переводчиц, которые откомментировали эту поговорку как оскорбительный намек по адресу графа[708].

13. Орехово-Зуево – Крутое. Самое обыкновенное для меня сочетание, да еще через дефис, сочетание нецензурного, бранного, уничтожающего «разъебай» и высокого испанского именования фюрера «каудильо».

14. О цитатах из Горького, Островского и Писарева. Что касается Писарева, в главе Есино – Фрязево, то это не цитата, и кавычки здесь поставлены неизвестно кем[709]. Это вольное толкование одного из пассажей Писарева в статье «Мыслящие реалисты»[710]. У М. Горького пародируется его реплика в одной из статей 20‐х годов: «Должное, высокое отношение к женщине едва ли не первая примета цивилизованного народа»[711]. Ну а у Николая Островского две цитаты из одной хрестоматийной фразы, которую всех наших школьников обязывают в 10‐м классе знать наизусть («Как закалялась сталь»): «Жизнь дается человеку один только раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы … и чтобы, умирая, мог сказать: „Вся моя жизнь, и все силы были отданы самому прекрасному в мире: борьбе за освобождение человечества“». Обе цитаты даны у меня в самом неподобающем и кощунственном контексте. Начало этой фразы предваряет «Ханаанский бальзам», а конец фразы – «Сучий потрох».

А теперь несколько исправлений в тексте (небрежность русской печатницы). В главе «113‐й км – Омутище» камердинер говорит с героем так: «Как ты думаешь, я спал сейчас или не спал?» – «Не знаю, я сам спал в этом вагоне». – «Так почему же, Петр, ты не встал и меня не разбудил?» – «Да зачем тебя было будить? В этом вагоне тебя незачем было будить, потому что ты спал в том. А в том – ну зачем тебя было будить, если ты в этом и сам проснулся»[712].

И еще, в главе «Петушки. Кремль…» Христос не «почивал», а просто «ночевал». И «я во многих душах замечал дым и пепел его ночлега. Пламени не надо, был бы хоть пепел и дым…»[713]

И в самом конце «Они вонзили мне шило в самое горло. Я не знал, что есть на свете такая боль, я скрючился от муки. Густая, красная буква Ю распласталась у меня в глазах, задрожала, и с тех