Страна отходов. Как мусор захватил Россию и можно ли ее спасти - Андрей Сергеевич Яковлев

первой забастовки в одну из пятниц вместе с Гретой бастовали полтора миллиона детей [83]. Вскоре Тунберг стала символом борьбы за экологию во всем мире.

В Америке разработана десятишаговая программа работы с экотревожными людьми в группах. Она немного похожа на программу 12 шагов для людей с разными зависимостями, только шаги другие. Каждый связан с определенным чувством: агрессией, апатией, страхом и другими. Например, есть такой, в котором нужно принять мысль, что человек – одновременно и причина, и решение экологической катастрофы.

Воронкова признает, что в последнее время стала меньше беспокоиться из-за экологии. «Мне кажется, что человек не настолько велик в рамках вселенной, чтобы брать на себя ответственность за все. Если человечество погибнет как вид из-за собственного поведения, то от этого не погибнет планета. Это проблема не планеты, а проблема того, что мы хотим жить в более-менее качественных условиях. В рамках вселенских процессов и истории планеты наше существование, возможно, мелочь». Сама она сейчас если и нервничает, то из-за невежества людей: «Я очень переживаю, когда разные лидеры мнений и экологические блогеры позволяют себе неактивные минимальные действия: типа, я хожу с бутылочкой в магазин, и этого достаточно». Однажды Асю сильно разозлило, что одна блогерша не поддержала акцию по уборке во всемирный день чистоты.

Главное мое открытие из разговора с Асей – это то, что тревожиться на тему экологии – нормально, а вот не тревожиться странно. «Тревога нам нужна для инстинкта самосохранения. Если вы видите перед собой медведя в лесу – вы же испугаетесь», – говорит она. Британский психотерапевт Кэролайн Хикман подтверждает ее слова и так же считает, что экотревога – не патология, а логичная реакция на эволюционную угрозу. А не тревожатся, по мнению Аси, люди, которые либо не готовы принять информацию, либо не обладают ей. Они и дальше идут по жизни с одноразовым стаканчиком с кофе.

В конце нашего разговора Ася высказала интересную мысль. Если мы будем тревожиться в меру из-за экологии, то мир вокруг станет лучше. Люди, которые ходят на занятия, не избавляются полностью от своей тревоги. Ася даже не хочет, чтобы они переставали тревожиться.

Часть V

Принятие

В которой за мусор берутся художники, благотворители и предприниматели, ученые, черви и бактерии, а опыт других стран показывает, что перемены к лучшему все-таки возможны

Мусор – как и красота – определяется субъективно.

Когда летом в Карелии я водил детей в походы, мы очень ценили любую еду. За день все уставали, и даже самые худые ребята просили добавку. Еды хватало, просто мы тратили много энергии и несколько недель жили на свежем воздухе – все это прибавляло аппетита. Каши, крупы, макароны, тушенка, сайра – съедали всё. Хлеб был в особом почете – его брали по несколько кусков и добавляли к любой пище. Ели с солью, сгущенкой и просто так, без всего. На одной из стоянок я жирно намазал горбушку белого хлеба маслом и тут же уронил ее на землю. Все десять пацанов из отряда повернули головы в мою сторону. Масло на бутерброде было облеплено землей, сухими желтыми иголками, мелкими прутиками и, возможно, насекомыми. У меня пропало желание есть бутерброд, у ребят – нет. Они бросили жребий, победитель слегка отряхнул грязными пальцами прилипшую сверху шелуху и все съел.

…Я сижу на интервью в рюмочной, на столе – тарелка с сыром. Если я положу сыр из тарелки на стол, то его статус радикально ухудшится. На стол ставили другие предметы, клали грязные руки, поэтому сыр вроде как тоже становится грязным. Многие не станут такой есть. Для них сыр на столе стал мусором. Если же он упадет на пол, то все, теперь это мусор и для всех остальных, больше его есть нельзя. Хотя на самом деле сыр можно сполоснуть, протереть или обрезать, и он перестанет быть мусором.

Большинство людей относятся к отходам так же брезгливо, как к экскрементам. Психоаналитик Глеб Напреенко рассказывает мне о фрейдовской теории орально-анальных объектов. Посыл простой: мы отторгаем от себя мусор (как и кал), от него хочется избавиться. Отсюда и отношение к мусору как к чему-то инородному, мерзкому. Напреенко говорит, что у людей часто вызывает отвращение то, что раньше казалось привлекательным: «Сегодня мне эта газета казалась интересной, а завтра она лежит в мусорном ведре и вытащить ее оттуда я побрезгую».

…8 марта 2020 года. Я поздравил фотографа Катю с праздником, и мы поехали на свалку копаться в мусоре. Я решил насобирать там кучу вещей и дать им второй шанс: продать или использовать самому. Найти хорошую одежду или обувь, которую я бы мог носить сам, оказалось сложно. Вокруг меня были одни лишь пакеты, доски, бутылки, куски пластика и разные предметы, испорченные до неузнаваемости. В одном месте лежал ботинок без подошвы, в другом – подошва без ботинка. В местах, где я бродил, находился не самый свежий мусор – отсюда уже забрали ценный черный и цветной металлы, поэтому, может быть, и хорошую одежду унесли тоже. Если одежда и попадается, то она обязательно порвана надвое, покрыта мхом или настолько пропитана влагой, грязью и соседними отходами, что потеряла цвет, форму и свойства ткани. Стала тряпкой.

Я пытаюсь угадать, чем была та или иная тряпка раньше: модной курткой, брюками или майкой. Мне попадаются несколько рваных жеваных ковров, синий рабочий комбинезон с дыркой между ног в полметра, черная куртка с колонией из полусотни зеленых жуков размером с ноготь, несколько пар хозяйственных перчаток в удовлетворительном состоянии. Пока я ищу одежду, мои синие кроссовки почти полностью покрываются желтой свалочной грязью. Они уже и сами выглядят не лучше вещей, в которых я роюсь.

В итоге я забрал со свалки двое штанов с плесенью и легкую куртку, по которой полз червяк. Моя девушка была против того, чтобы я стирал эти вещи в стиральной машинке. Она потребовала сначала купить таз, в котором я постираю эти вещи, потом прокипятить их, а потом еще раз постирать. Таз, по ее мнению, после этого нужно было выбросить. Выбрасывать таз я, конечно, не стал, но в остальном послушался. Сначала промыл вещи от песка, десять раз меняя воду в тазу. Потом постирал их руками с порошком два раза, а после ошпарил кипятком. В первый раз вода в тазу была чернее ночи. Спустя полтора часа ручной стирки вода наконец стала казаться прозрачной. В конце я засунул вещи в стиральную