Поваренная книга Мардгайла - Андрей Синицын

— И чтобы он никому не рассказал о твоей затее, ты решил его убить, — сделал вывод Люч.

— Я не убивал Дельфа, — замотал головой Патакон. — На следующий день я собирался поговорить с ним и сказать, что согласен. Да и зачем мне было его убивать? Ведь он должен был подтвердить, что я умер. А так мне пришлось все сделать самому, без чужой помощи. Когда убили Дельфа, я понял, что следующим убьют меня. Я самый слабый среди вас. А в таких ситуациях выживает сильнейший. Я понял, что смогу спастись только в том случае, если умру. Вот я и рассказал вам легенду о душах с погибших планет. Она достаточно известна, я думал кто-то из вас ее знает и подтвердит. Это было бы мне на руку.

— Поддон с Дельфом ты выдвинул? — спросил Дершог. Патакон кивнул головой.

— Завтра я собирался снова привлечь ваше внимание к своему трупу.

— Чем ты думал питаться? Ведь Дельф мертв, — спросил Люч.

— У меня оставались два комплекта сухого пайка. Сначала я хотел придержать их сколько было бы можно, а потом поделить между всеми. Это могло подбодрить нас. А когда Дельф умер, мне пришлось оставить их себе.

— Так кто же убил Взбрыка? — осторожно спросил я.

Все молчали. Люч выглядел очень глупо. Он поторопился

с извинениями. Среди нас все равно был убийца. Скорее всего, Люч пытался локализовать эмоции, которые могли появиться у Маринга и Дершога. Получалось так, что он провел между нами черту. Я и Люч с одной стороны, Маринг и Дершог с другой. А это раскол. Следующий шаг — стенка на стенку.

— Ну вот, что… Коллеги, — сказал Люч, — мне кажется, всем нам пора задуматься. Среди нас действительно есть убийца. Я не хочу сейчас обсуждать его поступок. Давать оценку его мотивам… сейчас не время для этого. Нам всем нужно думать, как выжить, дождаться спасательного корабля. Если мы будем ненавидеть друг друга, нам это не удастся. Я не прошу виновного или виновных в убийстве или в убийствах признаваться. Я прошу остановиться. У нас в морге два трупа. Мне кажется, этого достаточно. И я предлагаю обсудить одну очень важную тему. Обсудить и определиться с этим вопросом раз и навсегда. Чтоб больше не поднимать этот вопрос.

Да, к нам идет корабль. У нас есть шанс на спасение. Но этот шанс достаточно призрачный. Нам нужно продержаться пять недель. Возможно, кто-то не выдержит, возможно у кого-то произойдут необратимые изменения в организме или мозге. Я думаю, именно эта опасность подталкивает некоторых из нас к странным мыслям. Я имею ввиду возможность употребления в пищу тел Взбрыка и Дельфа. Не перебивайте меня. Прения чуть позже. Да, черт возьми, для цивилизованного общества это дикость. Дикость в обычной жизни. Мы же переживаем катастрофу. И от решения, что делать с мертвыми, зависит судьба живых. Поэтому аргументы этично — неэтично прошу оставить до лучших времен. Маринг, каково твое мнение?

— Наверное, не открою великую тайну, — пространно начинает бубнить Маринг, — если скажу, что каждый из нас уже обдумал эту тему с разных сторон. Не раз и давно. Плоть она и есть плоть. Материя. Вещество. По химическому и молекулярному составу она практически не отличается от плоти домашних животных. Она точно так же переваривается в желудке. Точно так же подвержена тлению. Взбрык и Дельф не умерли своей смертью. Их убили. По типу смерти это то же самое, что забить домашнюю скотину. Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы думаете, что это я убил их. А мне плевать на ваши догадки. Точно так же, как вам плевать на мои. Хотя я почти наверняка знаю, кто убийца, обвинять его я не буду. Я считаю, что это совершенно разные вещи: убить математика Взбрыка, с целью употребления в пищу, или употребить в пищу плоть визийца. Что мы считаем важным в живом, мыслящем существе? Разум. Во всех религиях Галактики он называется душой. Все религии считают, что после смерти душа покидает тело. Именно поэтому они призывают при жизни меньше заботиться о бренном теле, а больше о душе. У нас очень тяжелая ситуация. Прибытие корабля может задержаться. С ним могут случиться непредвиденные случайности. Взбрык и Дельф уже мертвы. А мы живы. Я думаю, мы имеем и моральное, и этическое право употребить в пищу тела Взбрыка и Дельфа. И мне кажется, что они сами, раз уж так получилось, что они мертвы, были бы не против, если мы спасем свои жизни таким, как может кому-то показаться на первый взгляд, диким способом. К тому же существует практика завещания своих тел для науки. Уж чему они после этого подвергаются, не идет ни в какое сравнение с нашими намерениями. Так что… Я за.

— Дершог?

— Таркары не питаются падалью, — уверенно сказал Дершог. — Мы охотники, а не могильщики. Я не буду высказывать свое мнение по этому вопросу именно потому, что сам отказываюсь от подобной пищи. Что делать вам — вам и решать. Но есть тела коллег я не стану.

— То ты рассказываешь, как прекрасен тушеный артулунк, — говорит Люч, — то возмущаешься от непристойного предложения съесть визийца. В чем разница?

— В том, что убийство с целью пропитания и пропитание убитым несколько дней назад, это разные вещи. К тому же неясно, как умерли Взбрык и Дельф. Если мгновенно, это одно дело. Если смерть наступила после того как организм не смог бороться с повреждениями, несовместимыми с жизнью, это совсем другое. В материи могли произойти изменения. Вплоть до появления трупного яда. Но дело каждого решать, что ему делать. Если бы не было катастрофы, я бы, может, и осудил вас. Сейчас же я не имею права этого делать. Потому что знаю, насколько тяжела наша ситуация. Решайте. Делайте, что сочтете нужным. Я пас.

— Патакон?

Патакон медленно переводит взгляд с одного на другого, подолгу смотрит, пытаясь заглянуть в глаза. Его никто не осчастливил такой возможностью.

— Я против. Я знаю, что после этого вы меня самого съедите, но я против. И вообще, все что вы тут собираетесь сделать — мерзко. Все сказки о сложной ситуации и об отсутствии выхода — всего лишь жалкая попытка оправдать отвратительный поступок, который вы с самого начала хотите совершить. Съесть представителя другого биологического вида — это, конечно же, не то же самое, что съесть своего собрата. Но Взбрык и Дельф не просто представители других цивилизаций, других планет. Они наши братья. Братья по несчастью.

Еще пять дней назад они были просто учеными. Им, в общем-то как и нам, не было никакого дела до других членов экипажа космической станции. Но когда взорвался кислород, Дельф, давая возможность коллегам уйти из горящих отсеков, думал не о полыхнувшем на нем халате, а о втором огнетушителе, который я не успевал ему поднести. Когда сработала аварийная сигнализация, и пока все спрашивали, что случилось, Взбрык не спешил уйти в жилой модуль, как это предписано правилами поведения в экстренных ситуациях, а пытался отправить на пожар всех андроидов. Еще два дня назад мы были готовы отдать им половину своей и без того скудной порции, если бы возникла в этом необходимость. А теперь вы собираетесь обглодать их кости, рассуждая за обедом об отсутствии морали у кузейеров и недостаточно высоком развитии уровня их интеллекта, чтобы принять их в Галактическую федерацию и признать за ними право голоса на Галактическом совете. Делайте что хотите, только знайте: если вы их тронете, я вам после этого лапы не подам.

Люч выдержал длинную паузу, прежде чем спросить меня.

— Сергей.

— Я не думал над этим вопросом. Сама идея мне кажется невероятной. Невозможной. Да, я слышал о подобных случаях на Земле. Больше того, я точно знаю, что по крайней мере один раз мясо погибших людей помогло выжить их товарищам, попавшим в авиакатастрофу. Даже если предположить, что артулунк — это обычный поросенок, которых тысячами едят на Земле, я все равно считаю, что съесть поросенка и съесть Патакона — это не одно и тоже.

— Ты говоришь совершенно не о том, — перебивает меня Люч. — Патакон жив.

— Сейчас жив, вечером мертв… Может, когда начну загибаться от голода, я и доползу до морга чтоб обглодать Взбрыку ноги, но я пока что не загибаюсь. Так что можете считать, что я воздержался.

Я замолчал. Почему-то мне кажется все меня считают идиотом. Все, кроме Патакона. Для него я шанс. Смешно. Взбрык думал про меня то же самое.

— Ну что же, — говорит Люч. — Теперь моя очередь. До вчерашнего дня я тоже считал, что даже мысль о том, чтобы съесть кого-либо из коллег — дикость. Теперь я так не считаю. Да-да, я изменил свою точку зрения. Не спрашивайте меня, почему я ее изменил. Главное, что теперь я допускаю такую возможность. Я не собираюсь волевым решением разрешать или запрещать есть тела наших погибших коллег. Мой голос по данному вопросу весит ровно столько же, сколько голос Дершога или Патакона. Поэтому мы имеем два голоса за, два голоса против и один воздержавшийся. И пока я считаюсь руководителем экспедиции, мы не тронем тела погибших коллег. Если, конечно, Сергей не изменит свое мнение.