Эликсир равновесия (СИ) - Кисель Елена Владимировна

Когда мы влетели внутрь, человек не спеша поднялся с кресла.

— Здравствуй, папа, — в голосе Веслава отсутствовал даже намек на теплоту.

Человек сделал шаг вперед и вдруг оказался приземистым, широкоплечим, с длинными, как у гориллы руками — словом, у них с Веславом не было никакого сходства. В лице тоже: в узко посаженных глазах Аскольда и выдающейся вперед челюсти было что-то волчье. Только глаза были черными, но не живыми и тревожными, как у сына. В них отражалось пламя Глэриона и больше ничего. Ни намека на выражение или внутреннее содержание.

— Забыл мою науку? — голос был низким и хриплым, а тяжелые сивые патлы после первых же слов упали на лицо — и лицо приобрело вдруг сходство с чертами Веслава, но какое-то вывернутое, исковерканное, как если бы алхимик посмотрел в кривое зеркало. — Не сметь меня так называть! Наставник и ученик…

— Вех тебе на постном масле, Аскольд, — отозвался Веслав пренебрежительно. — Хватит играть в высшее образование. Ты меня нашел, я знаю, зачем, так что говори, что хотел сказать, а потом заговорю я.

— Я доволен тем, как ты прошел полосу, — сухо заметил Аскольд, делая еще шаг вперед. Нас он как будто и не замечал. — Применение Тени было настолько точным, что я не заметил…

— Ну, наверное, это потому, что я ее ни разу не применял, — Веслав слегка кивнул в нашу сторону. — Забыл познакомить. Тебе, конечно, говорили о Серой Дружине, так вот…

— Не перебивать! — пламя Глэриона словно расширилось и полыхнуло в глазах, хотя меч горел ровно. — Сражались они, но прикрывал их щитами ты. Так точно и незаметно, что…

— …что на, покушай лекарства от глюков. Во второй раз говорю: я ничего не применял!

Аскольд приподнял клок волос с лица и вздернул одну бровь.

— Нет?

— Сказано тебе!

— Но кто из этого сброда мог поставить щиты такой мощности? Это не могла быть обычная стихия…

— Не я! — дружно отмазалась четверка из Дружины.

— И почти не я… — едва слышно добавил Эдмус с очень виноватым видом. — Здрасьте.

— У тебя нет стихии! — выпал в осадок Аскольд, как и все, кто хоть раз смотрел на ауру Эдмуса. Действительно, стихия любви себя почти никак не показывала — разве что обрисовывалась светлыми тонами у сердца, но этого почти никто никогда не замечал. До того, как у Эдмуса не появлялись стихийные крылья и какой-нибудь нихилл не становился лужицей на земле.

— Эдмус! Ты применил стихию? Как? — шепотом удивился Йехар. — Мы же не в городе, откуда ты ее взял?

— Секрет. Не могу сказать, а то сначала Веслав меня отравит, потом Оля заморозит, а потом придет Виола и поглумится над моим трупом… ой-ёй, извините…

Почему-то он попятился в основном от Виолы.

Челюсть Аскольда и он сам криво смотрели на нас. По раздельности: челюсть в одну сторону, Аскольд — в другую. Веслав скривился.

— Двадцать лет прошло, а ты не нашел себе целителя или хоть стоматолога?

Аскольд поправил челюсть, которая оказалась искусственной. Судя по глазам мага Хаоса, к этой челюсти как-то был причастен Веслав. Наверное, они многое хотят сказать друг другу…

Но общение этой парочки было очень лаконичным. И деловым.

И с кучей недоговорок, потому что мы поняли с пятого на десятое.

Они начали в один голос и с одного вопроса:

— Зачем ты искал меня?

Ответил Веслав:

— Равновесие.

— Хочешь восстановить? — хмыкнул его отец.

— Не мешало бы. Знаешь что-нибудь…?

— А с чего ты решил, что сможешь?

— Я родился алхимиком.

— И думаешь, что я буду тебе в этом помогать?

— Это возвращает нас к вопросу: зачем ты искал меня?

Аскольд протянул руку, и прямо перед Веславом из ниоткуда возник невысокий столик, а на нем — одинокий стакан, наполовину заполненный темной, похожей на нефть жидкостью. Эффектная магия.

С тоской вспомнились дежурные шуточки Эдмуса о менталитете дружинников, вроде: «Веслав: стакан наполовину пуст; Йехар стакан наполовину полон; Виола: стаканом удобно бить людей…»

Аскольд изобразил вопросительный кивок.

На секунду мне показалось, что Веслав смотрит на него с жалостью. Потом он пожал плечами и прищелкнул пальцами по краешку стакана.

— Я пью, а ты рассказываешь мне всё, что знаешь, о формуле Равновесия. Как тебе?

Аскольд немного поразмыслил — для вида. Потом кивнул еще раз.

— Слово жизни.

Веслав хмыкнул и взял стакан.

— Опомнись! — воззвал к нему Йехар. — Ты не знаешь, что это и как это может воздействовать на тебя…

— Я знаю, что это. Это меня не убьет, — здесь он предупредил мой вопрос и смотрел тоже на меня, но с каким-то странным выражением. Не убьет, враз поняли все. Но и ничего хорошего не сделает тоже.

— Но хоть закусить можно? — попытался развеять тяжелое молчание Эдмус. — Мы бы принесли тебе… ну, огурчик.

Веслав качнул головой. Еще секунду он смотрел на емкость, будто что-то просчитывая или решая, потом зажмурил глаза и разом опрокинул стакан с видом «ну, последний, на посошок». Скривился. Стакан поставил на место. Глубоко вздохнул, сделал четко выверенный шаг назад и упал без сознания на руки Йехара.

— А я говорил — закусы…

Эдмус заткнулся без напоминаний с нашей стороны. Все вместе, одновременно, мы бросились к Веславу, которого Йехар держал без малейших усилий.

Он не дышал.

У него было лицо человека, который наконец решил выспаться после дальней и утомительной дороги, а потом подумал — да ну ее, эту жизнь. Сон приятнее и безопаснее. Грудь не вздымалась, Тень не показывалась, а когда я попыталась поднять его с помощью целения — оказалось, что это невозможно.

Первыми к Аскольду, как наиболее импульсивные, обернулись Виола и Андрий, а мы подоспели когда услышали их сдавленные восклицания.

На полу, где было нарисовано что-то вроде алхимического контура, пролегла неяркая желтая светящаяся полоса. Круг был теперь разделен надвое, а на каждой половине стояли… ну да, Веславы.

Двое. Андрий протер глаза, Эдмус брякнул, что ему тоже закуска не повредила бы, я же посмотрела на того, которого Йехар только что осторожно опустил на пол… И ничего делать не стала.

Потому что все трое — мертвый и живые — отличались друг от друга разительно. Все были Веславами, не спорю, но вот те, в круге…

Один из них был алхимиком. Чистым алхимиком, а не той пародией на него, что мы привыкли наблюдать в исполнении Веслава. Никаких эмоций на лице. Глаза — не глаза, а холодные куски гематита. Уголки губ застыли в одном изгибе, как парализованные — таким он не был никогда, даже когда приходил в состояние обычной алхимической бесстрастности. Кровавого венца вокруг головы не было, а волосы не свисали на лоб, а лежали ровно, прилизанно и не думали кудрявиться.

— Фу! — возмутилась Бо, которая тут же выскочила из триаморфини. — Ему не идет эта прическа! Ой…

Она перевела взгляд на второго Веслава и смолкла.

Этот был в черном — воплощение Тени. Волосы казались клубящейся дымкой мрака, как и одежда, глаз было почти не видно из-за сочащейся из них черноты, и только кровавая полоса посреди лба была видна четко, как никогда. В точности по предсказаниям: в плаще из тьмы и в кровавой короне.

Ничего человеческого не было ни в том, ни в другом. И совершенно ясно было, что оба Веслава до крайности не нравятся друг другу. Во всяком случае, тот, который выступал за Тень, проникся к противнику самыми нехорошими чувствами. По лицу же второго просто ничего нельзя было сказать.

— Уйди, — наконец сказал Тень уже знакомым низким, жестким голосом. В ответ прозвучал голос повыше, но полный такого холода, что его можно было использовать для производства морозильников.

— Это было бы нелогично.

— Что вы с ним сделали?! — взорвалась я, не давая больше никому сказать ни единого слова. Веславы на меня не обратили внимания и продолжили обмен взглядами, а Аскольд довольно любезно пояснил:

— Это его натуры. Пришло ему время разобраться в себе. Один должен уйти.

— Уйдешь ты, — сообщил Тень Алхимику. — Ты не был с ним всё это время.