Воспоминания военного министра - Владимир Александрович Сухомлинов

В Киеве было очень много работы по таким вопросам, в которых я не был достаточно компетентен. К таковым принадлежало водоснабжение города из артезианских колодцев, тесно связанное с холерной эпидемией и мерами по борьбе с нею. В двух случаях я удостоился даже особой благодарности населения за успешно принятые мною меры.

Один из притоков Днепра, Рось, ежегодно затоплявший громадную площадь пахотной земли и садов, был, по моему ходатайству в Петербурге, углублен и с тех пор не беспокоил наводнениями. Обнаженная почва оказалась занесенной таким илом, что плодоносность ее превзошла всякие ожидания.

Когда я покидал Киев, депутация от населения поднесла мне трогательный благодарственный адрес. Наибольшую же благодарность заслужил мой чиновник Григоренко, обративший мое внимание на это обстоятельство и взявшийся с большой энергией за проведение улучшений.

* * *

В другом случае мне пришлось встать на сторону крестьян против крупного землевладения, поддерживаемого бюрократией.

В течение многих десятков лет громаднейшее имение Балашова по Днепру округлялось, в результате чего масса крестьянских усадеб превратилась в так называемые «садки», оказавшиеся в условиях, сходных с осажденными.

У них не было свободного выхода ни к воде, ни на большую дорогу; скот беспрестанно попадал на помещичью землю, в чужой лес, посевы и прочее. В течение 40 лет крестьяне ходатайствовали, чтобы их переселили куда-нибудь на окраину балашовских владений, но безрезультатно. Дело это было в руках исключительно недобросовестных управляющих, которые на такой обмен не соглашались, а Балашову объясняли его в виде каких-то каверзных и назойливых требований обнаглевших крестьян, которые ни под каким предлогом удовлетворению не подлежат.

Этой тактики господ управляющих я никак понять не мог. Закулисная сторона этого дела заключалась, быть может, в личных их интересах, или наверняка они рассчитывали, что крестьяне и без обмена уйдут, не выдержав осады. Когда же я поинтересовался мотивами отказов, то выяснилось следующее: по закону споры между владельцами имений и крестьянами разбирались губернскими по крестьянским делам присутствиями. Только единогласные решения считались состоявшимися.

Достаточно было одного голоса, чтобы такое ходатайство отклонялось. Благодаря этому сорок лет и могла иметь место подобная невероятная волокита.

На высочайшее имя и в Сенат подавали жалобы, но все это возвращалось в то же присутствие, и тот же один голос проваливал дело.

У меня явилось непреодолимое желание с одним этим голосом справиться и побороть канцелярщину, способствующую торжеству вопиющей несправедливости. Мне это удалось.

Так как губернское присутствие хронически дело отклоняло, то я признал целесообразным разобрать его в генерал-губернаторском присутствии по крестьянским делам Юго-Западного края. На самом деле такого присутствия не существовало, но фактически не признать его было трудно, ибо оно составлено было в точности в духе Положения о губернском присутствии.

Разница заключалась лишь в том, что состав его был повышен в ранге.

К заседанию явились десять человек депутатов от крестьян, со своим защитником Тальбергом, а защищать интересы Балашова прибыл управляющий имением. Дело было подробно доложено начальником канцелярии генерал-губернатора. Каждая из тяжущихся сторон высказала свои доводы и ходатайства, причем манера и мотивы защиты управляющего балашовским имением произвели весьма неблагоприятное впечатление.

Единогласное решение состоялось в пользу крестьян и произвело на них такое сильное впечатление, что самый старый от радости и волнения скончался…

* * *

По существу вопрос о хуторном хозяйстве, так называемых отрубах, решен был высшей инстанцией – П.А. Столыпиным, а мне как генерал-губернатору оставалось лишь осуществить его.

Реформа Столыпина в высокой степени отвечала нуждам крестьян. Их наделы в общинном владении со временем стали столь малы, что их трудно было высчитать. Новое положение дало им собственность. И все же некоторые из крестьян относились к системе хуторного хозяйства настолько враждебно, что не останавливались перед поджогами хуторов своих же односельчан. Насколько в этих случаях мужицкое упрямство и недоброжелательность предопределяли их поведение, мне не удалось установить. Несомненно, что и то и другое играло известную роль, так как наш революционный элемент прекрасно сознавал, что столыпинская аграрная реформа создает неблагоприятную для восприятия их идей и лозунгов почву, в то время как мужики, не доверявшие правительству и его органам, видели в ней какое-то тайное, мужицкой массе вредное намерение. На самом деле крестьянам угрожала лишь опасность, что ведомства, наделив их землей, бросят потом на произвол судьбы.

Я посетил один очень оригинальный хутор, принадлежавший двум братьям, решившим не обзаводиться семьей. Необыкновенная чистота и уютная обстановка не могли не броситься в глаза. На столе была хорошая лампа с зеленым абажуром, на белой полке стояли хорошие книги, а в шкафу за стеклом – прекрасная посуда. Все как полагается у маленького буржуа, даже венская мебель украшала этот дом. Оказалось, что они уже два года хозяйничают и на своем поле выращивают только свеклу.

В предыдущем году они так хорошо заработали, что выплатили полностью за свой отруб и, сверх того, триста рублей внесли в сберегательную кассу. Вблизи находящийся сахарный завод заключил с этими братьями благоприятный для них контракт и на будущий год.

Существенный недостаток системы хуторного хозяйства заключался в том, что хутора, удаленные от крупных поселков, были лишены не только некоторых удобств, но должны были отказаться от удовлетворения повседневных потребностей жизни.

Чтобы помочь этому обстоятельству, я предполагал в своем округе располагать хуторные постройки так, чтобы они более или менее группировались, тогда появилась бы возможность образовать центральные пункты, в которых находились бы церкви, школы, больницы, общественные управления, полиция, почта – и все это, по возможности, на одинаковом расстоянии от всех хуторов.

Крестьяне, с которыми я по этому поводу говорил, считали даже возможным найти средства, чтобы на зиму вблизи школы помещать детей под наблюдением воспитателя.

Среди участников упомянутого уже мною съезда сведущих людей находились многие горячие сторонники этого благотворного дела, работавшие и на литературной почве в его пользу. Вообще я особенно обязан этому собранию потому, что при недостатке личного опыта в новом для меня деле не только были выяснены определенные вопросы, но я знал, к кому мне непосредственно обратиться за советом по известным специальностям на случай необходимости.

Столыпин скончался[22]. Проведение в жизнь его реформ, способствовавших мирной внутренней политике, прекратилось.

В стране началось брожение. Многие помещики покинули свои земельные угодья и перекочевали в города. Что касается моего округа, то, чтобы удержать это бегство, в течение круглого года войска производили занятия на местности и упражнялись в полевой службе. Учебные команды кавалерийских полков появлялись всюду и встречали радушный прием со стороны помещиков и в усадьбах вообще. Постоянная