Концлагерь «Ромашка» - А. Ш.

Сегодня напряжение чувствовалось не так, как накануне – все были в приподнятом настроении, поскольку администрация дозволила создать отряды безопасности. Парни, сидящие со мной в малиннике, шутили и перешёптывались. Олещук время от времени призывал не шуметь, но без особой охоты и к тому же сам улыбался.

Шипов появился на тропинке с небольшим опозданием – и только тут все притихли.

Это был совершенно другой тип бойскаута, нежели Берёза. Он шёл достаточно оживлённо, оглядываясь по сторонам, и, если не считать сурового от природы лица, в его внешности не было ничего, что могло бы вызвать подозрение или беспокойство. Это была обычная походка и обычная внешность человека, направляющегося куда – то по своим делам. Довольно спокойно я наблюдал, как Шипов приближается к зарослям малинника, в которых притаилась Даша.

В нужный момент кусты начали шевелиться, и из них – на сей раз довольно грациозно – выбралась Даша. Девочка держала в одной ладони малиновые ягоды, а другой красивым жестом поправила прическу.

– Отлично. Моя работа, – кивнул Андрей, неотрывно глядя на происходящее.

Увидев девочку, Шипов в первое мгновение как будто остолбенел. Он почти остановился, затем начал озираться по сторонам, и на лице его появилось довольно странное отстраненное выражение, будто он был мыслями где-то далеко… Затем Шипов прибавил шагу и стал скрадывать расстояние до девочки, которое изначально было в двадцать шагов.

Олещук подался всем телом вперед и стал напоминать тигра, готовящегося к прыжку. Одновременно он поднес указательный палец к губам, чтобы никто не пикнул раньше времени.

Даша шла по тропинке, не ведая никакой опасности, и раз в несколько секунд клала по ягоде в рот. Вероятно, она вскоре услышала шаги позади себя, но не подала виду, что встревожилась. Шипов, между тем, подошел вплотную к ней. Я перестал моргать и не замечал слепня, который сел на мою шею.

Внезапно молниеносным движением Шипов прыгнул на Дашу сзади, схватил ее поперек туловища и зажал рот рукой. Бедняжка не смогла издать ни звука – только быстро – быстро стала бить ногами, пытаясь высвободиться. Шипов мотнул головой влево, высматривая овражек или ложбинку, куда можно было затащить девочку, но в этот момент из трех засад одновременно вылетели бойскауты и бросились ему навстречу.

Шипов моментально отшвырнул девочку в сторону, да с такой необыкновенной силой, что та полетела, как тряпичная кукла. Послышался визг Даши, упавшей на землю. Шипов со всех ног бросился удирать на северо – запад, в единственном направлении, где, как ему казалось, можно избежать окружения. Несколько десятков секунд продолжалась напряженная погоня, но Шипову было не суждено уйти – среди преследователей были лучшие в лагере бегуны. Шароголовый Игорь первым догнал Шипова, дернул его сзади за бойскаутскую куртку, и Шипов, потеряв равновесие, кубарем покатился на землю. Вторым оказался Олещук – он двумя короткими резкими движениями ног ударил Шипову в пах и в живот. Тот заскулил, свернулся калачом и прикрыл руками голову. Однако, парни не собирались сразу бить Шипова. Подбежавшие бойскауты заткнули ему рот кляпом и связали руки. Затем, по знаку Олещука, все отошли от Шипова, лежащего на земле, на шаг назад. Олещук подозвал Игоря:

– Отведи Дашу в городок, к медсестре. У нее много ушибов. Уводи сейчас! Она не должна этого видеть.

Шароголовый Игорь кивнул, бросил короткий свирепый взгляд на Шипова и отошел. Остальные бойскауты плотнее встали в круг. Я слегка вспотел: было ясно, что сейчас начнется расправа, однако промолчал. Если бы я попытался воспрепятствовать парням, то был бы немедленно избит вместе с Шиповым.

Тот лежал с затравленным видом и даже не мычал от испуга. Шипова трясло, глаза его перебегали от одного парня к другому. Так прошла минута, может быть больше. Затем Олещук присел на корточки, поднес к лицу Шипова руку и провел пальцем по его щеке. Шипов дернулся, точно его ударило электрическим током. Из глаз его брызнули слезы.

– Х-ха, посмотрите, какой наш маньяк чувствительный, – проникновенным, но очень недобрым голосом произнес Олещук. – Любишь необычные ощущения, да? Я вот тоже люблю. Секс – он такой разнообразный, детка. Вот ты думаешь, что тебя возбуждают только девочки? Да ты просто не пробовал всего остального. Сейчас мы тебе покажем.

Олещук вытащил изо рта Шипова кляп, затем распрямился, снял со своей правой ноги ботинок и темно – синий носок. Остальные парни глядели на происходящее с хищными улыбками.

– Полижи ее, – сказал Андрей, подсовывая Шипову под нос свою потную ступню.

Шипов мотнул головой.

– Лижи, я сказал! – добавил Андрей тоном, не терпящим возражений.

Давясь и плача, Шипов начал лизать ступню Олещука. Андрей испытывал явное наслаждение от этого процесса, он слегка поворачивал ступню, выгибал ее, затем заставил Шипова облизать каждый палец.

– Вот и славно. Жаль, что у нас мало времени, дружок, а то мы бы, конечно, занялись тобой основательно.

– Ну что, Андрюха, раком его?

– Да, несите вон к той березе.

Олещук указал на березу с раздвоенным стволом, росшую неподалеку.

Шипова начало трясти, как в лихорадке.

– Не надо, прошу вас… Пожалуйста… Нееет…

– Заткнись, а то хуже будет, – огрызнулся один из парней, тащивших Шипова к дереву.

Там трясущееся тело бойскаута положили животом вниз в образованную стволом рогатку, а затем еще раз, более тщательно связали ему руки. Один из парней сдернул с Шипова брюки и трусы, оголив его белый зад.

– Можешь поучаствовать, если хочешь, – ухмыльнулся Олещук, обращаясь ко мне. – Когда еще такая возможность представится?

Я отвернулся.

– Ну, как знаешь.

Через несколько секунд Шипов завизжал, как раненый поросенок. Послышалось чье – то удовлетворенное сопение. Звуки ударов. Стоны и мычание, заглушенное кляпом. Злобный смех и снова плач и стоны. Я отошел на безопасное расстояние и старался не оборачиваться. Сгущались сумерки.

Ровно через час, когда в мир пришла ночь, я обнаружил себя сидящим на каком – то пне. Я сидел, обхватив руками колени, и дрожал. Холодно не было – я дрожал от осознания произошедшего в лесу несколько минут назад. Сперва я понял только, что стоны и визг Шипова, давно притихшие, вдруг совсем оборвались. Мне подумалось, что парни закончили и оставили Шипова в покое. Я ошибался. Откуда – то из темноты вынырнул Олещук и приблизился ко мне почти вплотную. В свете карманного фонарика его лицо было бледным, как лик призрака.

– Шипов всё, – безо всяких эмоций произнёс Андрей.

– Что значит всё?

– Умер. Не выдержал. Слабый оказался наш маньяк, совсем слабенький.

Я перестал моргать и секунд двадцать молча изучал лицо Олещука. На нём не читалось ничего, кроме лёгкой усталости. Потрясённый, я спросил:

– Что же теперь будет?

– Ничего. Труп закопаем в лесу, никто ничего не узнает.

– Как не узнает? Его же хватятся. Пропажа бойскаута – это же чрезвычайка!

– Ты что, забыл? Завтра всё кончится. Завтра мы покончим с этим лагерем. На одни сутки Шипов может оказаться больным. К больным допускают только медсёстёр – если медсестра Соколова завтра подтвердит педагогам, что Шипов валяется у себя в комнате с температурой, ей поверят на слово.

Я опустил голову и упёрся взглядом в траву. Несколько секунд я боролся с желанием пойти и взглянуть на труп Шипова, но потом отвращение победило. Кроме того, я боялся, что меня стошнит от увиденного. Олещук отошел от меня к остальным парням и начал распоряжаться похоронами. Двое бойскаутов побежали за лопатами. Какая – то пестрая птичка села в нескольких метрах от меня. Трясогузка.

Я искоса поглядывал на бойскаутов, проходивших мимо меня. Похоже, я был единственным, кого потрясло произошедшее. Остальные или скрывали эмоции под маской возбуждения, или были безразличны, или выглядели так, будто сделали большое правильное дело.

Через пятнадцать минут у нас появились лопаты – видимо, парни взяли их с картофельного поля, где некоторые бойскауты оставляли инвентарь в конце рабочего дня, чтобы не тащить лопаты каждый раз в городок и обратно.

– Хорошая в Белгородской области земля, мягкая, плодородная, – одобрительно сказал Олещук, копая могилу для Шипова. – В природе ничего не пропадает зря: даже от такого ублюдка польза будет, когда он сгниет. Земляника с малиной вырастут, да и червячки знатно отобедают.

Шесть пар сильных рук довольно быстро справились с работой. Могила получилась достаточно глубокой – во всяком случае, достаточной для пристойного погребения покойника. Меня потряхивало, когда я издалека наблюдал за этой сценой. Нечто недвижное, бывшее телом Шипова, перенесли к краю вырытой ямы и без особых сантиментов спихнули в темную глубину. Ничего торжественного в этой сцене не было, она продолжалась десять секунд. Затем, не останавливаясь, парни стали забрасывать труп землей.