Принц Галлии - Олег Авраменко

Девушка растерянно покачала головой:

— Простите, сударыня, но я не понимаю вас.

— Поймешь, когда мы с Рикардом разойдемся.

— А почему вы должны разойтись?

— Какая же ты неугомонная! — несколько раздраженно произнесла Маргарита. — Ну, как ты не можешь понять, что на одном Рикарде свет для меня клином не сошелся. Кроме него, есть еще много интересных мужчин.

— Ах, сударыня! — воскликнула Матильда, всплеснув руками. — Подумайте, наконец, о своей бессмертной душе!

— Ой! — Маргарита подскочила, как ужаленная. — Снова за свое?

Матильда потупилась.

— Прошу прощения, сударыня, я не нарочно. Я просто подумала, что с каждым днем вы все глубже погрязаете в пороке, и…

— Замолчи! Я ведь запретила тебе читать мне нотации. А ты злоупотребляешь моей благосклонностью.

— О нет, сударыня, я и не думала злоупотреблять вашей добротой ко мне. Просто вчера монсеньор Франсуа…

— Франциско, Матильда. Когда уже ты научишься правильно говорить? Твое блуаское произношение порой раздражает меня… Так ты вчера снова была на исповеди у нашего драгоценнейшего епископа?

— Да, сударыня, была.

— И, разумеется, вы опять обсуждали мое поведение?

— Ну, да. Монсеньор Франциско сказал, что если я люблю вас, то должна заботиться о спасении вашей души. Он рассказывал, как страдают в аду блудницы… — Матильду передернуло. — Это ужасно, сударыня! Мне страшно подумать, что рано или поздно вас постигнет кара Божья.

Маргарита досадливо поморщилась.

— Хватит, золотко, — ласково промолвила она. — Моя душа принадлежит мне, и я как-нибудь сама позабочусь о ее спасении. Ну а что до монсеньора епископа, то отныне я запрещаю тебе ходить к нему на исповедь. Ка-те-го-ри-чес-ки.

— А как же…

— Я попрошу Бланку, чтобы она рекомендовала тебя своему духовнику, падре Эстебану. Он тоже изрядный ханжа, но человек весьма порядочный и тактичный. Ясно?

— Умгу…

— Это мой приказ, Матильда. Я не хочу, чтобы ты стала истеричкой по милости этого бешеного пса в епископской мантии…

— Сударыня! — Матильда испуганно перекрестилась. — Как вы можете говорить так о его преосвященстве?!

— А так, просто. Могу и все. Его преостервененство поступает с тобой непорядочно. Он попросту использует тебя. Использует по просьбе моего отца, кстати, — чтобы через тебя влиять на меня. Думаешь, это за твои красивые глазки наш епископ вызвался стать твоим духовником, духовником простой фрейлины? Отнюдь! Это он сделал по наущению папеньки. Вот скажи: много вы с ним говорите о тебе самой?

— Нет, не очень много.

— А большей частью обо мне, верно?

— Верно. Монсеньор Франциско говорит, что я совершаю мало грехов; однако грешить можно не только поступками, но и бездействием. И самый большой мой грех — это то, что я не прилагаю всех усилий, чтобы помочь вам встать на праведный…

— Все, хватит! — решительно оборвала ее Маргарита. — Тема исчерпана. При следующей встрече передай монсеньору епископу, что о своих грехах я буду говорить с ним сама, а ты впредь будешь обсуждать свои прегрешения с преподобным Эстебаном. Понятно?

— Да. Только…

— Что еще?

— Я вот вспомнила, что вы давеча сказали о госпоже Елене. Вы назвали ее сводницей.

— Так оно и есть.

— Вы ошибаетесь, сударыня. По мне, госпожа Елена очень воспитанная и порядочная барышня. Она тактична, внимательна к другим, такая жизнерадостная и остроумная. Коль скоро на то пошло, я бы хотела быть похожей либо на нее, либо на госпожу Бланку.

— А на меня? — с лукавой усмешкой спросила Маргарита.

Матильда в замешательстве опустила глаза и виновато пробормотала:

— Я очень люблю вас, сударыня. Поверьте. Больше всех других я люблю вас и моего братика…

— Но быть похожей на меня не хочешь, — закончила ее мысль принцесса. — И правильно делаешь. Я, кстати, тоже не хочу, чтобы ты походила на меня. Ты только посмотри на тех фрейлин, которые во всем подражают мне. Жалкое зрелище! Если меня называют ветреной и легкомысленной и лишь слегка журят за мое поведение, то их сурово осуждают. В глазах света они потаскушки, ибо между мной и ими существует большая разница — я принцесса, наследница престола, женщина ни от кого не зависимая, а они девицы на выданье с изрядно подмоченной репутацией. Но также я не хочу, чтобы ты походила на кузину Елену, эту притворялу и лицемерку, которая только изображает из себя порядочную барышню. Девственница — а в мыслях еще более развратна, чем я; вот какая Елена на самом деле. Она с вожделением смотрит на любого симпатичного парня, даже на своего брата… и, кстати, на него особенно. Уж лучше бери пример с Бланки. Вот она действительно порядочная женщина, почти ангел.

— О да, сударыня, — с готовностью кивнула Матильда. — Я очень люблю госпожу Бланку… Конечно, после вас и моего братика, — последние два слова она произнесла с тоской в голосе.

— Все скучаешь по нему?

— А как же мне не скучать? Скоро будет три года, как мы не виделись, а у него все не получается навестить меня.

— Наверное, он уже позабыл тебя, — высказала свое дежурное предположение Маргарита, и, как всегда, Матильда обиделась.

— Вы ошибаетесь, сударыня, этого быть не может. Вы просто не знаете Этьена, он совсем не такой, он хороший. Этьен очень хочет навестить меня, но у него никак не получается. Учтите, сударыня, он только на год старше меня, а ему приходится управлять всем нашим имением. Правда, оно небольшое, но после отца осталось столько долгов…

Эта песенка о долгах уже порядком набила Маргарите оскомину. В припадке великодушия она предложила:

— А хочешь, я оплачу все ваши долги?

— Вы? — изумленно переспросила Матильда. — Вы оплатите?

— А почему бы и нет? Считай это вознаграждением за три года безупречной службы. Но только при одном условии: Этьен должен немедленно приехать в Памплону и погостить здесь самое меньшее месяц. У меня больше нет сил терпеть твои приступы меланхолии. Согласна?

— Ах, сударыня, вы так добры ко мне! Даже не знаю, как благодарить вас…

— Ты довольна?

— Не то слово, сударыня. Я так… так рада, что скоро увижу Этьена. Ведь я очень по нему соскучилась, я очень его люблю. Если бы вы знали, как я его люблю!

Страстность в голосе Матильды не на шутку встревожила Маргариту.

— Умерь-ка свой пыл, дорогуша! — предупредила она. — Смотри не переусердствуй в своей сестринской любви, иначе пойдешь по стопам Жоанны… — Тут принцесса испуганно ойкнула и машинально зажала рукой рот, видимо, позабыв, что сказанного назад не вернешь, и этим только выдала себя.

Матильда вздрогнула и посмотрела на нее с опаской и недоверием. Розовый румянец мигом сбежал с ее щек.

— То, что вы сказали, сударыня, — дрожащим голосом произнесла она, — это правда?

— Ну… в общем… — растерянно пробормотала Маргарита, в мыслях ругая себя за несдержанность. — Боюсь, золотко, ты неверно поняла меня. Жоанна впрямь любит Александра, любит не как брата, а как мужчину. Но она понимает, что это чувство греховное, и находит в себе силы противостоять соблазну.

Однако Матильда не удовольствовалась таким объяснением и отрицательно покачала головой.

— Вы врете, сударыня, — напрямик заявила она. — Будь это так, вы бы не зажимали себе рот. Ведь сколько раз вы говорили, что госпожа Елена влюблена в господина Рикарда, но никогда не зажимали потом рот… Почему вы пытаетесь обмануть меня? Я же не глупенькая и все равно не поверю.

Не выдержав ее взгляда, Маргарита со вздохом опустила глаза.

— Да уж, — сокрушенно произнесла она. — Ты не глупенькая, это точно. Ты наивна, но не глупа. Это я дура, что растерялась. Мне следовало сразу исправиться — а теперь уже поздно.

— Господи милосердный! — воскликнула Матильда. — Ее же черти в аду будут мучить!

Маргарита поднялась с кресла, подошла к ней и обняла ее за плечи.

— Ну вот, опять за чертей. После душеспасительных бесед с монсеньором Франциско тебе всюду черти мерещатся… Успокойся, не принимай это близко к сердцу. До ада Жоанне еще далеко, а что касается Александра, то ему и без того давно уготовано местечко в самом мрачном углу преисподней. Скорее, им угрожает ад на этом свете, если их проступок получит огласку. Ты будешь молчать?

— Я буду… Обещаю вам… — Матильда зябко поежилась. — Это ужасно! Неужели госпожа Жоанна не понимает, какой это большой грех?

— Прекрасно понимает, можешь не сомневаться. И сейчас Жоанна кается, что совершила его, вот почему она стала такой набожной. К ее чести надо сказать, что ее раскаяние вызвано осознанием своей вины, а не тем, что Бланка разоблачила ее связь с братом — это случилось гораздо позже. Так что молись лучше за спасение этих грешных душ, а не моей.

— Я буду молиться… за госпожу Жоанну.