Матерый и скокарь - Евгений Сухов

Тон говорившего был доброжелательный, в нем можно было уловить даже понимающие и сочувствующие нотки, но вместе с тем отчетливо звучал подтекст, что было бы лучше, если б он обошелся без подобного запроса.

Столь же корректно, тщательно подбирая слова, Вандышев сообщил, что досье ему нужно в интересах дела, не исключено, что кто-то хочет посягнуть на национальные интересы. На некоторое время возникла пауза, а потом куратор ответил, что нужно посоветоваться и что он перезвонит через пятнадцать минут. Однако ждать пришлось значительно дольше. Дмитрий уже собирался уходить домой, когда прозвучал долгожданный звонок. Кашлянув в трубку, куратор сообщил, что документы ему будут переданы, правда, далеко не все, а только некоторые, уже не представляющие государственную тайну.

Уже на следующий день Дмитрий Вандышев держал в своих руках всего-то некоторые выдержки из дела заслуженного генерала, но даже то, что он пролистал, внушало к нему немалое уважение, – только перечисление его боевых заслуг заняло несколько плотно исписанных страниц.

Как выяснилось, будущий генерал-полковник Саторпин отправился на фронт восемнадцатилетним пацаном, а так как он владел немецким, то был определен в войсковую разведку. Далее перечень наград, за которыми просматривался ратный труд боевого разведчика. Войну он закончил в звании капитана и впоследствии предпочел военную карьеру.

Но особенно впечатляющими были фронтовые фотографии.

Первый снимок был сделан в Сталинграде, где молодой офицер Саторпин запечатлен на заднем плане в обществе немецких генералов. А вот в центре фотографии хорошо распознавался фельдмаршал Паулюс. Короткая надпись свидетельствовала о том, что Саторпин был одним из тех, кто препроводил пленного фельдмаршала в штаб армии.

Другой снимок был не менее увлекательным, и сделан он был во время Потсдамской конференции, в тот самый момент, когда троица рассаживалась по стульям. Саторпин, тогда еще старший лейтенант, едва проглядывал из-за плеча Сталина.

Само появление старшего лейтенанта Саторпина на этой фотографии указывало на то, что он был наделен неслыханной степенью доверия, чем не может похвастать даже иной заслуженный генерал.

А вот третий снимок заставлял задуматься всерьез – он был сделан уже в Потсдаме незадолго до окончания войны на фоне разбитого здания, над массивными дверьми которого чудом уцелела огромная вывеска: «Национальная галерея».

В юном улыбающемся пареньке, с веселым задорным взглядом и с погонами капитана, не сразу узнавался погрузневший генерал-полковник Саторпин. В руках он держал длинную деревянную коробку, видно, весьма внушительную на вес, с двумя небольшими замками по краям, – в таких обычно перевозят ценные предметы. Помнится, именно такую коробку он видел в доме генерала, только как-то не обратил на нее особого внимания.

Надо будет поинтересоваться у генерала, что же в ней находилось?

Еще одна фотография была сделана в Нюрнберге, основательно разрушенном, военный разведчик был запечатлен на фоне старинной крепости.

Однако в его досье не было ни одного упоминания о том, что ему приходилось бывать в Нюрнберге, в то время в американской зоне. И вообще, этот отрезок его жизни, судя по документам, тщательно замалчивался, можно было бы предположить, что его не существовало вовсе, если бы не старенькая фотография с заметно выцветшими краями.

А вот далее еще интереснее – на одном из листочков Вандышев отыскал надпись о том, что капитаном Саторпиным в штаб армейской разведки было передано Копье судьбы, или, как его еще называют, Копье Лонгина.

Вандышева бросило в жар. Догадка подтверждалась.

Уж не по этой ли причине досье генерала до сих пор засекречено? Ему с легкостью передали те материалы, которые составляли государственную тайну, и старательно скрыли все то, что касается пребывания Саторпина в Нюрнберге. Ведь именно там американским генералом Патоном, очень интересовавшимся имперскими сокровищами, было найдено Копье судьбы. А это копье составляет такую же ценность, как чаша Грааля или ларец Тайной вечери.

Впоследствии судьба копья решалась генералом Эйзенхауэром, который отдал приказ о возвращении Австрии вывезенных сокровищ вместе с Копьем Лонгина. Это копье заняло свое прежнее место, где лежало до войны, – в Вене, в зале сокровищ Хофбургского музея.

А что, если в музее находится всего лишь искусная копия, а сам подлинник до недавнего времени прятался в доме заслуженного генерала? Во время войны случались не менее удивительные вещи. Имея в руках столь ценную вещь, сложно удержаться от соблазна подменить ее.

В таком случае молчание генерала вполне обоснованно.

Если у него действительно украли Копье судьбы, тогда нет ничего удивительного в том, что преступников не заинтересовали другие шедевры, находящиеся в шаге от Священного копья.

А между тем история этого копья и вправду весьма удивительная. Вряд ли на земле может отыскаться другой предмет, имеющий столь богатую историю и служивший своеобразным талисманом самым могучим властителям прошлых исторических эпох. Это копье своим владельцам придавало силы, порой способствовало перекраиванию границ многих государств и империй, подталкивало к новым завоеваниям. Все сводилось к тому, кто владел этим копьем: если он был на стороне зла, то его тирания могла увеличиться во сто крат и проливались потоки крови, если же он был наделен добрым началом, то государство испытывало небывалый расцвет.

Дух захватывало от мысли, что к этому копью прикасались все великие правители, начиная от римского императора Тиберия и заканчивая Наполеоном.

В желании владеть этим копьем Гитлер присоединил Австрию.

И в то же время копье сыграло драматическую роль в судьбе каждого из правителей, как только они забывали о его магической силе и расставались с ним, копье непременно их наказывало. Так, германский король Фридрих Барбаросса, считавшийся для современников едва ли не наместником бога на земле, утонул в реке в тот самый момент, когда выпустил из рук копье; от Наполеона удача отвернулась в ночь, когда он забыл копье у своей русской любовницы графини Шуваловой.

Неприятность с Наполеоном приключилась как раз за день до битвы на Бородинском поле.

К генерал-полковнику Саторпину у Вандышева накопилось очень много вопросов, так что пришло время удовлетворить профессиональное любопытство. Тем более что генерал дал свой мобильный телефон и сказал, что ему можно позвонить в любой час. Пришло время воспользоваться его любезностью.

Дмитрий невольно посмотрел на часы – двенадцать часов дня самое подходящее время для серьезной беседы. Подняв трубку телефона, майор набрал нужный номер.

– Савва Платонович? – назвал Вандышев генерала по имени и отчеству.

– Он самый. С кем имею честь общаться? – послышался слегка суховатый голос генерала.

– Майор Вандышев вас беспокоит. Вы ведь сказали, что я могу звонить вам.

– Было дело, – без удовольствия признал генерал. – У вас ко мне имеются какие-то вопросы?

– Всего лишь один.

– Если только небольшой, – заметно раздраженно ответил генерал. – Мне нужно сейчас уезжать.

– Вопрос будет очень простой, – охотно заверил Вандышев. – Это то самое Копье судьбы, которое было у Гитлера?

В трубке повисло тягучее молчание, грозившее перерасти в вечность.

– Неожиданный вопрос. Да, пожалуй, и не такой простой. Знаете, я сейчас очень занят, давайте созвонимся с вами как-нибудь в следующий раз.

– Так вы мне не ответили на вопрос.

– Скажу так… Это не только моя тайна.

И тотчас в трубку ударили короткие сердитые гудки.

Глава 21

Мертвее не бывает В этот вечер Михаил Григорьевич решил уйти из гаража пораньше – у сына был день рождения. Обыкновенный семейный праздник, который они привыкли проводить вместе. Но буквально перед самым его уходом на буксире притащили не старый, но уже повидавший виды «Мерседес», у которого следовало заменить рулевые тяги, проверить зажигание и провести диагностику ходовой. Так что работы было часов на шесть, а то и поболее.

Михаил Григорьевич хотел было махнуть рукой на заказ и уехать домой, как и обещал домашним, но клиент оказался на редкость красноречивым и с ходу предложил такой аванс, на какой можно было бы безбедно кормиться целую неделю.

От таких денег отказываться было глупо. А потому, почесав для видимости затылок, Михаил Григорьевич согласился выполнить заказ, пообещав, что к двум часам ночи сумеет выправить у машины все болячки. Согревала мысль, что за срочность клиент обещал выложить еще столько же, и оставалось только подумать, как истратить наиболее рационально полученное вознаграждение.

На устранение недостатков ушло восемь часов. Проделанной работой Михаил Григорьевич был доволен. Кроме явных дефектов он выявил еще и скрытые изъяны, причем сумел управиться даже на полчаса раньше, чем обещал.