Вихрь Бездны (СИ) - Ольга Ружникова

Ближайший жрец разжимает ей рот толстыми пальцами. И вливает какую-то гадость из потемневшей от времени чаши! А девочка уже не сопротивляется — даже не шевелится!

Эйда дернулась… пойманной снулой рыбиной. Веревки ядовитыми змеями впились в слабое тело, голова раскололась на миллион агонизирующих осколков. И каждый взорвался многоцветной радугой!

Одна боль слилась с другой! Девушка успела еще увидеть, как Диего вырвал из узлов левую руку. Прежде чем раскаленное солнце обрушилось на затылок Эйды, и мир провалился в Огненную Бездну.

Последним исчезло лицо дочери.

2

Черный алтарь — с королевскую кровать средних размеров. Мерзкий камень с двумя характерными бороздками.

Семь или восемь жрецов в балахонах. Чадит дым. И факелы, факелы, факелы…

На алтаре — четверо связанных.

Рвется из веревок Диего. Молодец, какой же ты молодец, братишка!

Юстиниан — без чувств. Его светлые волосы Элгэ перепутать не могла. И уж тем более не ошибся выкрикнувший имя брата Октавиан.

И еще двое. Хорошенькая светловолосая девчонка — ну просто классическая девственница для алтаря. И (вот мерзавцы!) девочка лет трех-четырех.

Чернорубашечники кинулись на непрошенных гостей всем скопом. На врагов — до сих пор почему-то не убитых.

Змеи, еще один маячит в тени у алтаря! Очень разумно — и паршиво. Чтобы перерезать связанных — хватит и его.

Хорошо лишь, что мерзавцы прекратили выть какофонию. Легенды гласят, что древние обряды требуют безукоризненной точности. Может, жертвоприношение удалось прервать, а может — и нет. Но даже если жрецы теперь не получат свое — тварь-то под землей сама не заснет!

Семь истуканов не бегут — не спеша подбираются к противникам. Умело замыкают полукруг.

Элгэ ошиблась. У алтаря оставались не худшие бойцы, а лучшие. Паршивых они выставили первыми. А эти наобум в драку не кинутся.

Разом навалилась усталость. Да и рана вежливо напомнила о себе. Все-таки — яд? Или так и должно быть? Учителя в последний год как сговорились — в один голос называли Элгэ отличным мастером клинка. Но они могли льстить или ошибаться. Среди них ведь уже не было Алексиса…

И потом — за ней нет ни единой военной кампании. Салонная фехтовальщица! И Октавиан — ничуть не лучше.

Ну да какие есть — другие спасители не придут. Девушка усмехнулась прямо в неотвратимо приближающиеся каменные рожи. Не следовало оставлять позади того, раненого. Теперь он может сползти вниз и метнуть что-нибудь в спину. Элгэ бы сползла. Но драться с ранеными она так и не научилась. Да и в любом случае — поздно спохватилась.

Истуканы истуканами, но глаза — не совсем каменные. Что в них, кроме ненависти? Изумление? Лучше бы изумлялись на то, что внизу! Шевелится, разминает гигантское тело, хрустит сегментами…

За семью врагами сразу уследить трудно, но сейчас их будет четверо! Если жрецы, конечно, не дураки, а они — не дураки. Хотя бы по части боя. Трое подождут во втором ряду — это тебе не гуговцы. Жаль, что не гуговцы!

Ладно, на четверых у Элгэ и Октавиана есть четыре глаза. По штуке на врага.

— В горло или в голову, — прошелестела девушка.

Октавиан мог и не заметить лишь на миг блеснувшую в надорванном вороте истукана кирасу. Кто это тебя так, палач безоружных, а?

Ничего, в лицо — тоже удобно. На них ведь нет даже масок. Палачи в масках — только на площади. Зачем? Ведь весь квартал знает, в каком доме живет мастер топора и петли. И в его детей часто летят камни и грязь. Глупая месть слабых слабым.

В детей Кармэн тоже швырялись бы — дай черни и не черни волю. Дети палачей, дети герцогов — какая разница, что за титул носят отверженные? Главное — за них ничего не будет.

Четыре шага. И четверо чернорясников дружно выступили вперед. А пол вздрогнул от ощутимого удара — едва не сбил врагам строй.

Увы, слишком далеко для удачного прыжка. Свой предел после замка Адор Элгэ знает. Да и лестницы здесь нет. А метательных ножей не осталось.

Черные сократили расстояние еще на шаг. А от нового удара содрогнулись древние стены. По двум уже поползли трещины — узкими змеями! Опять — змеи…

Даже если кинуться бежать — можно уже не успеть. Но здесь Диего — и поэтому Элгэ никуда не побежит. И не предложит спастись Октавиану — потому что ей не справиться с семью врагами одной. Впрочем, он не оставит здесь своего брата. За кем и пришел.

Жаль, в этом подземелье нет Валериана Мальзери! Будет так несправедливо, если их здесь сожрут или раздавят, а он останется жить. Мальзери-старший — не из тех, кто долго горюет по сыновьям. Новых наплодит!

В прежние времена прабабки Элгэ по обеим линиям танцевали среди змей и обнаженных мечей. Разве что под падающими каменными глыбами никто не пробовал. Но и это тоже — танец со смертью. Так танцуй, илладийка!

3

— Мама, мамочка! Мама!!!..

… — Твоя дочь родилась мертвой! И это хорошо. Лучше умереть, чем жить ублюдком дуры и шлюхи!

Ледяное лицо Карлотты всё ближе. Заслоняет зарешеченное окно, серые стены, сводчатый потолок… Лишает последней искры света. Последней надежды…

— Ты лжешь! Я слышала ее крик…

— В таком случае, — глаза в глаза шипит Карлотта, — она умрет, если ты хоть кому-нибудь скажешь, что рожала! Откроешь свой грязный рот — и считай, она мертва!

«Сестра Валентина» расхохоталась — диким, полубезумным смехом. Он бьет в уши, в виски, в лоб, в затылок!..

«Я сдержала слово, Мирабелла! Я молчала ради тебя. И не наложила на себя руки лишь потому, что надеялась хоть когда-нибудь тебя увидеть! Доченька!..»

— Мама!..

Карлотты здесь нет. А перед глазами вьется по потолку огромная трещина. Та самая или нет? Нет, та былау́же и с меньшим количеством притоков. Вдвое или втрое…

«Сестра Валентина» и ее голос исчезли, а вот чудовищный грохот — нет. Кто-то огромный и взбесившийся колотит из-под земли в каменный пол. Ногами, гигантской головой или что там у него еще?

Эйду подбросило в путах. Она сама — на алтаре, а где Мирабелла⁈

Голова раскалывается меньше — может, надоело? Во всяком случае — поворачивается без потери сознания.

Сердце обожгло дикой болью — дочка бессильной куклой скорчилась на алтаре у ног бестолковой матери! А собственный сумасшедший крик опередил все связные мысли. И девочка шевельнулась — заставила глупое материнское сердце подскочить к горлу.

Черная тень огромной хищной вороной метнулась мимо. Жрец! Обернувшись за