Русские народные сказки - Автор_неизвестен

зятю идти?" Отвечает лягушка: „Это место на краю света — далеко-далеко! Я бы сама его проводила, да уж больно стара, еле ноги волочу — мне туда в пятьдесят лет не допрыгать! "

Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в нее лягушку и дает зятю. „Неси, — говорит, — эту банку в руках, а лягушка пусть тебе дорогу показывает!" Стрелец взял банку с лягушкою, попрощался со старухой и ее дочками и отправился в путь. Он идет, а лягушка ему дорогу показывает.

Близко ли, далёко ли, долго ли, коротко ли — приходит к огненной реке; за тою рекой высокая гора стоит, в той горе дверь видна. „Ква-ква! — говорит лягушка. — Выпусти меня из банки, надо нам через реку переправиться". Стрелец вынул ее из банки и пустил наземь. „Ну, добрый молодец, садись на меня, да не жалей — небось не задавишь! "

Стрелец сел на лягушку и прижал ее к земле; начала лягушка дуться: дулась, дулась и сделалась такая большая, словно стог сенной. У стрельца только и на уме, как бы не свалиться: „Коли свалюсь, до смерти ушибусь! "

Лягушка надулась да как прыгнет — перепрыгнула через огненную реку и сделалась опять маленькою. „Теперь, добрый молодец, ступай в эту дверь, а я тебя здесь подожду; войдешь ты в пещеру и хорошенько спрячься. Спустя некое время придут туда два старца; слушай, что они будут говорить и делать, а после, как они уйдут, и сам то ж говори и делай! "

Стрелец подошел к горе, отворил дверь — в пещере так темно, хоть глаза выколи; полез на карачках и стал руками щупать; нащупал пустой шкап, сел в него и закрылся. Вот немного погодя приходят два старца и говорят: „Эй, Шмат-разум! Покорми-ка нас". В ту же минуту — откуда что взялось! — зажглись люстры, загремели тарелки и блюда, и явились на столе разные вина и кушанья. Старики напились, наелись и приказывают: „Эй, Шмат-разум! Убери все". Вдруг ничего не стало — ни стола, ни вин, ни кушаньев, и люстры все погасли.

Слышит стрелец, что два старца ушли, вылез из шкапа и крикнул: „Эй, Шмат-разум!" — „Что угодно?" — „Покорми меня!" Опять явились и люстры зажженные, и стол накрытый, и всякие напитки и кушанья. Стрелец сел за стол и говорит: „Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною: станем есть-пить вместе, а то одному мне скучно!" Отвечает невидимый голос: „Ах, добрый человек! Откуда тебя бог принес? Скоро тридцать лет, как я двум старцам верой-правдой служу, а за все это время они ни разу меня с собой за стол не сажали".

Смотрит стрелец и удивляется: никого не видать, а кушанья с тарелок словно кто метелочкой подметает, а бутылки с вином сами подымаются, сами в рюмки наливаются, глядь — уж и пусты!

Вот стрелец наелся-напился и говорит: „Послушай, Шмат-разум! Хочешь мне служить? У меня житье хорошее". — „Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь, а ты, вижу, человек добрый". — „Ну, прибирай все да пойдем со мною!"

Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад — нет никого. „Шмат-разум! Ты здесь?" — „Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану!" — „Ладно!" — сказал стрелец и сел на лягушку. Лягушка надулась и перепрыгнула через огненную реку; он посадил ее в банку и отправился в обратный путь.

Пришел к теще и заставил своего нового слугу хорошенько угостить старуху и ее дочек. Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за ее верную службу назначила по три банки молока в день давать. Стрелец распрощался с тещею и пустился домой.

Шел, шел и сильно уморился — прибились его ноги скорые, опустились руки белые. „Эх, — говорит, — Шмат-разум! Если б ты ведал, как я устал: просто ноги отнимаются!" — „Что же ты мне давно не скажешь? Я б тебя живо на место доставил".

Тотчас подхватило стрельца буйным вихрем и понесло по воздуху так шибко, что с головы шапка свалилась. „Эй, Шмат-разум! Постой на минутку, моя шапка свалилась!" — „Поздно, сударь, хватился! Твоя шапка теперь за пять тысяч верст позади!" Города и деревни, реки и леса так и мелькают перед глазами.

Вот летит стрелец над глубоким морем, и говорит ему Шмат-разум: „Хочешь — я на этом море золотую беседку сделаю? Можно будет отдохнуть, да и счастье добыть". — „А ну, сделай!" — сказал Стрелец и стал опускаться на море.

Где за минуту только волны подымались — там появился островок, на островке — золотая беседка. Говорит стрельцу Шмат-разум: „Садись в беседку, отдыхай, на море поглядывай: будут плыть мимо три купеческих корабля и пристанут к острову; ты зазови купцов, угости-употчевай и променяй меня на три диковинки, что купцы с собой везут. В свое время я к тебе назад вернусь!"

Смотрит стрелец — с западной стороны три корабля плывут; увидали корабельщики остров и золотую беседку. „Что за чудо! — говорят. — Сколько раз мы тут плавали, кроме воды, ничего не было, а тут — на поди! — золотая беседка явилась. Пристанемте, братцы, к берегу, поглядим-полюбуемся!"

Тотчас остановили корабельный ход и бросили якоря; три купца-хозяина сели в легкую лодочку и поехали на остров. „Здравствуй, добрый человек!" — „Здравствуйте, купцы чужеземные! Милости просим ко мне, погуляйте, повеселитесь, роздых возьмите: нарочно для заезжих гостей и беседка выстроена!"

Купцы вошли в беседку, сели на скамеечку. „Эй, Шмат-разум! — закричал стрелец. — Дай-ка нам попить-поесть!" Явился стол, на поле вина и кушанья, чего душа захочет — все мигом исполнено! Купцы только ахают. „Давай, — говорят, — меняться! Ты нам своего слугу отдай, а у нас возьми за то любую диковинку". — „А какие у вас диковинки?" — „Посмотри — увидишь!"

Один купец вынул из кармана маленький ящичек, только открыл его — тотчас по всему острову славный сад раскинулся: и с цветами и с дорожками, а закрыл ящичек — и сад пропал.

Другой купец вынул из-под полы топор и начал тяпать: тяп да ляп — вышел корабль! Тяп да ляп — еще корабль! Сто раз тяпнул — сто кораблей сделал: с парусами, с пушками и с матросами; корабли плывут, пушки палят, от купца приказы спрашивают… Натешился он, спрятал свой топор — и корабли с глаз исчезли, словно их и не было!

Третий купец достал рог, затрубил в один конец — тотчас войско мнилось: пехота и конница, с ружьями, с пушками, со знаменами; от всех полков посылают к купцу рапорты, а он отдает им приказы; войска идут,