Две жизни де Вриса - Шериз Синклер

деперсонализации на высокой сцене слева, где с рабом в ошейнике обращались как с непослушной собакой.

Линдси услышала скрип стула и повернула голову вправо.

Де Врис, одетый, как обычно, в потертые кожаные штаны и черную футболку, поставил сумку с игрушками под стул рядом с ней и занял место рядом с Линдси.

Она вздохнула. Здесь была куча свободных стульев, черт возьми. И ей, конечно, не нужно, чтобы гормоны при виде него пустились в пляс.

Его глаза цвета зимнего моря оглядели ее сверху донизу.

— Привет, девочка.

Даже не кивнув, она отвернулась. Может, мистер Доминирующие-Штаны поймет намек.

Когда он разговаривал с другими Домами, от звука его хриплого глубокого голоса у нее по рукам побежали мурашки. Может, ей уйти? Что если он пойдет за ней? Тогда они останутся один на один. Это было бы еще хуже. Потому что, если он действительно надавит на нее, то она сдастся.

Почему она не встретила его… раньше? До того как выйти за Виктора. До всей этой крови, смерти и ужаса.

Я не могу пойти на это, де Врис. Не могу.

Опустив голову, она разглядывала бутылку с водой, вертя ее между ладонями. Если бы он только знал причину. Или ему просто надоело бы, и он отстал от нее.

Когда разговор перешел на сцены деперсонализации и деградации, она хранила неестественное молчание.

Вместо того чтобы уйти, де Вриc положил руку на спинку ее стула. Линдси застыла на месте.

На том конце стола УдарьМеня посмотрел на нее, прищурившись. Что не так?

Обеспокоенная, она посмотрела на друзей. Лицо Эбби ничего не выражало. Диксон, конечно же, ухмылялся.

Линдси чувствовала жар руки де Вриса за спиной. В том месте, где он ее касался, покалывало. Отчаянно желая прижаться к нему, вместо этого Линдси наклонилась вперед.

— Не понимаю, как некоторые сабы могут любить такую мерзость, — рассуждала Жаклин. — Подавление и унижение.

Вместо ответа Домы, сидящие за столом, предоставили попытку объяснить сабам.

Неудивительно, что заговорилла Эбби. Профессор любила читать лекции.

— Отчасти это желание показать, что ты сдалась, — пустилась в объяснение Эбби. — Подобно тому, когда испытываешь больше боли, чем хотелось бы, чтобы порадовать Дома, и отдаешь ему физический контроль над собой. Игра с унижением — это передача эмоционального контроля.

— Домам нравится работать над тем, что тебя больше всего нервирует, — Диксон наморщил нос. — Тем не менее, я не очень люблю такие мерзости, как золотой дождь или серьезная деперсонализация.

Эбби кивнула.

— Это может быть своего рода игра в унижение, весьма полезная и даже эротичная, а вот остальное, кажется, лежит ближе в плоскости эмоционального мазохизма, — она улыбнулась Линдси и, как профессор, обратилась к ней:

— А ты как считаешь, Линдси?

Вот тебе и решила отмолчаться. Застигнутая врасплох, Линдси нахмурилась. Честно говоря, ее мнение совпадало с мнением Жаклин.

— Я не уверена, что понимаю, в чем разница. Мне все это кажется мерзким.

— Настоящее унижение разрушает самооценку сабы. Это не моя тема. Но игра в унижение — с целью создать условия эротического смущения — отличная штука, — взгляд де Вриса задержался на Линдси, его жилистые пальцы обхватили стакан.

Когда она вспомнила, как эти пальцы сжимали ее грудь, ее соски так напряглись, что, наверное, это каждый заметил. Почувствовав, что ее щеки покраснели, она фыркнула.

— Господь с тобой, как может садист вроде тебя разбираться в эмоциях?

Сидящие за столом затаили дыхание, и это подтвердило ей то, что она уже знала. Она перегнула палку.

Де Врис поднял брови и отодвинул назад стул.

— Как хорошо, что ты — администратор. Можно продемонстрировать на тебе что я имел в виду под смущением.

Простите? В обязанности администраторов входило помогать при демонстрациях, но не таким же образом. Не с де Врисом. Она отодвинула стул назад. На дюйм.

Он уперся в него коленом, не дав ей сбежать.

Она медленно выдохнула, пытаясь что-то придумать.

— Послушайте, Сэр, я до Вас не дотягиваю. Никаких побоев — это мое жесткое условие. — И Ксавье убьет того, кто проигнорирует личные границы сабмиссива.

— Похоже, это значит, что я не буду тебя бить, — он ухватил ее за подбородок и сжал до боли, давая понять, что она не сможет сбежать. В его непроницаемом взгляде не было ни доброты, ни смеха, ни гнева. Боже, она только что по-настоящему поняла, почему сабмиссивы прозвали его Карателем. — Каждый раз, как ты откроешь рот, за исключением стоп-слова, я продлю демонстрацию на минуту. Он достал маленький вибратор-пулю из сумки с игрушками, стоящей под стулом.

— Нет, подожди! — ее фраза окончилась воплем, когда де Врис уложил ее себе на колени, перекинув через обтянутые кожаными штанами бедра.

Он умело обхватил ее одной рукой, прижав локти к бокам. Другой он включил вибратор и просунул его под ее кожаную юбку. Тот уперся ей в лобок. Оказавшись почти на клиторе.

С облегчением она поняла, что слишком зажата, чтобы прямо сейчас на что-то отреагировать. Линдси немного расслабилась. Хорошо, это было унизительно… но терпимо.

Он потерся щекой о ее щеку и шептнул ей на ушко хриплым голосом:

— Я помню это ощущение тебя, малышка, — он поменял положение руки на вибраторе и скользнул теплыми твердыми пальцами по ее складочкам, обвел вход, напоминая ей, как снова и снова доводил ее до оргазма.

— Я помню твой вкус, — он провел языком по изгибу ее уха. Горячим и влажным. Он всегда отлично знал, что нужно делать ртом, черт бы его побрал.

Ее по началу не проявлявшее никакого интереса тело теперь кипело желанием.

Он усмехнулся и сказал все еще низким голосом, таким тихим, что расслышать могла только она:

— Я хотел бы усадить тебя на член и заставить скакать на мне, чувствовать, как твоя киска втягивает меня в себя. Жаль, мы тут не для этого.

Она замерла.

Он придвинул вибратор ближе — туда, где пульсировал клитор.

— Хотя я знаю, как ты любишь игрушки.