Слово авторитета - Евгений Сухов

Глава 14.

НА ВСЯКОГО ШАКАЛА ЕСТЬ СВОЙ КАПКАН

— Смотрю я на тебя, Петров, и знаешь, кого ты мне напоминаешь?

— Кого же, Степаныч? — По лицу Маркелова пробежала плутоватая улыбка.

— Сына! — выдохнул Федосеев. — Он у меня такой же дерзкий, как ты.

Слова поперек не скажи, вспыхивает как порох. Если бы ты называл меня батей, так я бы и не обиделся. — Голос стареющего охранника заметно потеплел, и ладонь, широкая, словно лопата, дружески опустилась на плечо парня.

— Батя, что ты вокруг меня ходишь, как кот вокруг сметаны. Может, что спросить хочешь, так прямо и скажи.

— Бля буду, узнаю своего сынка, — радостно всплеснул руками Иван Степанович, будто услышал приятную новость. — Его характер, такой же ершистый!

Ну как же мне тебя, Дима, сынком-то не назвать, — проснулась в голосе Федосеева еще большая теплота. — Если Ворона на тебя наскакивать будет, так ты мне тут же дай знать, я уж найду способ, как остудить этого засранца!

— Ты за меня, батя, не хлопочи, я привык сам разгребать собственные проблемы, — спокойно, но твердо произнес Захар. — Ты думаешь, я в Москве один, что ли? У меня найдутся люди, которые сумеют за меня постоять. А Ворона — он кто такой? Обыкновенный бычара, с которым мне и разговаривать-то не по чину.

Ты, батя, между нами не встревай, я его сам урезоню, если потребуется.

— Ну, ты и крут! — протянул Иван Степанович. — Так и надо держаться, сынок, — дружески похлопал он Захара по плечу. — Так и надо держаться. Нынче этих шавок развелось без меры, и они, как шакалы, сбиваются в кучу и живут без правил.

Трудно было поверить, что всего лишь каких-то две недели назад в этой комнате произошло убийство. Уже ничто не напоминало об этом, вот разве что большое пятно в самом центре комнаты. Его замазывали дважды, но оно каким-то невообразимым способом проступало через толстый слой мастики и болезненно воскрешало трагедию. Все это было далеко от реальности и очень попахивало мистикой. Но более рассудительные головы, даже в этом непонятном случае, постарались отыскать правдоподобное объяснение — застывшая и впитавшаяся в дерево кровь после каждой обработки смешивалась с мастикой. Правильнее было бы обработать это место скребком.

— На всякого шакала есть свой капкан, — и, подумав, Захар добавил:

— А может быть, и карабин.

Иван Степанович одобрительно качнул головой:

— Ишь ты!.. Это ты верно сказал. Образно. Я бы так не сумел, сразу видно, что у тебя голова на плечах есть. А такое дело не вырабатывается, оно папой и мамой дается. С рождения. А кто у тебя родители?

— Вот здесь ты промашку дал, батя. Из детдома я. Кто Моя мать, припоминаю с трудом, а отца и вовсе никогда не знал. Мне рассказывали, что родился я на зоне… А там такое дело, через два года ребенка отдают в детдом, а мамка досиживает дальше. Видно, срок у нее большой был, вот и решила лечь под какого-нибудь молоденького вертухая. Все-таки бабам с икрой на зоне послабления дают. Так или иначе, я ее не видел: или сгинула где-нибудь, или просто не захотела себе на шею хомут вешать. Сука, одним словом, — произнес, как выдохнул, Захар.

— Это ты напрасно, — протянул Иван Степанович с заметной укоризной. — Мать есть мать. Она ведь тебе жизнь дала. Уже за это ты ей должен быть благодарен. Может, ее и в живых-то нет, вот она сейчас слышит, а душа ее при этом мается.

— Батя, ты мне на мозоль не дави, я ведь не маленький и сам знаю, что делать, — грубовато заметил Захар. — Папаши-то у меня тоже не было, так что к нравоучениям я не привык. Могу и обидеться крепко, ляпнуть что-нибудь не то, а тебе это может не понравиться. Верно?

Иван Степанович недовольно хмыкнул:

— Да уж. Я не чучело для битья. Захар продолжал смотреть в самый центр комнаты, на то самое злополучное пятно.

— А вот скажи, батя, ты не боишься, что тебя замочат ночью так же, как твоего напарника?

Захар оторвал взгляд от пола и с открытой усмешкой посмотрел на Степаныча. Ничто не выдавало его волнения, он уверенно выдержал взгляд Степаныча, сделавшийся неожиданно колючим.

— Мне это не грозит, сынок, — неожиданно расплылся в улыбке Федосеев.

— Отчего же это, батя, у тебя что, черепушка железная? Федосеев выдержал паузу.

— Тут меня все менты пытали, что да как… Да разве им можно лишнего сказать? Я им ляпну что-нибудь не по делу, а потом меня с пулей в голове под забором отыщут. С длинным языком долго не протянешь. — Глаза Степаныча хитровато сузились, он стал напоминать старого доброго кота, разомлевшего на солнцепеке.

— Может быть, не болтал бы чего лишнего, а то я ляпну по пьяни где ни попадя, — произнес Захар, и правый уголок его рта непроизвольно полез вверх.

— На тебя это не похоже. Людей я сразу вижу, посмотрю один раз и насквозь определяю, как рентген. Такие люди, как ты, не сдают — ни по пьяному делу, ни по трезвянке. Так вот, что я хочу тебе сказать. — Голос старика заметно спал, он слегка подался вперед, как будто бы рассчитывал поделиться нешуточной тайной. — Они были в масках, это верно, но вот только один из них мне показался знакомым.

— Что-то я тебя не пойму, батя, — скупо улыбнулся Захар, — сам говоришь — в масках, а тут вдруг узнал?

— По голосу я его признал, чудила, — в сердцах произнес Иван Степанович. — Это Колька Гнездо был, он с Карасем якшается.

— А кто же такой этот Карась-то? — постарался Захар скрыть волнение.

— Ну, ты даешь, сынок, — весело и одновременно восхищенно хохотнул Федосеев. — Это же надо, Карася не знать! Да здесь любой малый с пяти лет Карася знает. Он в нашем районе царь и бог. Подозреваю я, что он хотел крепко навариться на этих винтовках. Ты посмотри, что в Москве делается-то. Дня не проходит, чтобы кого-нибудь не грохнули, а что говорить о всей России-матушке!

Оружие, сынок, это такая вещь, которая всегда будет пользоваться спросом, помяни мое слово. Ладно, давай забудем этот наш разговор, что-то растрепался я… Тебя Карась-то не помилует, если узнает, с кем я поделился. А второй раз он сюда не пойдет. Бомба-то не падает в одну и ту же воронку.

Захар с трудом дождался окончания смены. Кто бы мог подумать, что все решится в течение каких-то нескольких дней. А это означает, что можно продолжить прерванный отпуск и запереться с Инной в какой-нибудь деревенской хате недели на две. Продолжение отпуска обещало быть потрясающим.

Захар ощутил необычайный подъем, даже к Вороне в этот день он почувствовал нечто вроде приятельской симпатии. Следовало не выдать своих чувств, и, когда недруг прошел мимо, Захар уверенно соорудил на лице маску снисходительности.

Ефим Кузьмич неторопливо и как-то по-особенному основательно составлял ящики в самый угол двора. Глядя на него со стороны, легко верилось, что три четверти своей жизни он имел дело исключительно со стеклотарой.

Грузчик заметил Захара издалека и в знак приветствия скучновато вскинул руку. Торопиться навстречу не спешил, как будто не хотел расставаться с любимым делом, и, лишь когда выстроил ящики в высоту с Александрийский маяк, степенно спустился на землю и, натянуто улыбнувшись, протянул руку.

— Здорово, Кузьмич, — пожал Захар крепкую и сухую ладонь. — Ну как, ты эту продавщицу-то пока еще не вздрючил, что тебя, как школьника, отчитывала?

— Хм, я вижу, ты в хорошем настроении. Рассказать что-то хочешь? — Кузьмич перевернул ящик вверх дном, стряхнул налипшую грязь и, более не заботясь о чистоте халата, уверенно уселся.

— Ты хороший психолог, мгновенно меня вычислил, — даже не пытался скрывать своего ликования Захар. — Узнал я, кто охранников завалил.

Кузьмич ответил не сразу, было заметно, что все в своей жизни он делал основательно и не спеша — и выверял не только каждый шаг, но и слова, предпочитая не сорить ими понапрасну.

— Дырку на пиджаке сделал? — неожиданно спросил Кузьмич.

— А это-то зачем? — искренне удивился Захар, не подозревая о подвохе.

— Как зачем? А для ордена! Такое дело раскрутить, это не каждому под силу.

Кузьмич зажевал белый фильтр и ловко сдвинул папиросу в самый угол рта.

— Издеваешься? А я ведь тебе на полном серьезе говорю. Из магазина вышла директриса и, уперев руки в бока, зорко осмотрела двор. Она напоминала античного завоевателя, созерцающего свои бескрайние владения, единственное, что выдавало в ней женскую особь, так это легкомысленный коротенький халатик, из-под которого вызывающе выглядывали крупные бедра.

Захар невольно улыбнулся, подумав о том, с какой нежностью Кузьмич поглаживал эти несколько пудов мяса. Подобные изыски на любителя, и вряд ли что может ворохнуться в его собственной душе, если он начнет ласкать ноги слонихи.

Разглядев грузчика, покуривающего в углу, она в сердцах махнула рукой и вернулась в магазин. Впрочем, сзади она смотрится очень даже неплохо, задержал Захар взгляд на ее талии.