Осень на краю - Елена Арсеньева

– Я почувствовала, – сказала она правду. – Я просто почувствовала это! Всякий человек, оказавшийся в плену, мечтает о свободе. Я – мечтаю. Ты – тоже. Наверное, того же хотят все ваши. И я помогу вам, чем могу. Ты должен обещать мне только одно: ты возьмешь меня с собой. Слышишь, Андреас?

– Я не могу ничего обещать, потому что еще не решил, ввязаться в авантюру или нет, – пробормотал он с ноткой нерешительности, которая уязвила Марину. Почему-то казалось, что после ее слов Андреас должен схватить ее на руки и унести, немедленно унести куда-то… На свободу! А он, оказывается, еще и сам не знает! И как можно называть мечту о свободе, столь естественную для всякого человека, авантюрой? Наверное, дело в том, что он не вполне верит Марине, опасается ее. Ну что ж, это понятно. Хотя у нее есть средство заставить его поверить ей!

– Видишь ли, среди нас, пленных, разное отношение к побегам, – говорил между тем Андреас, мешая русские и немецкие слова. – Только один человек из сотни бежавших добирается до Германии или Австрии, а остальные или гибнут в пути, или их возвращают обратно в лагерь, только на более жестких условиях. Да и для всех остальных после этого режим ужесточается. Раньше, когда нас только привезли сюда, мы чувствовали себя гораздо свободнее. Могли ходить, где хотели, проверки проводили очень небрежно. Русские встречали нас доброжелательно, мы бывали даже в ресторанах. Но после нескольких побегов все поблажки кончились. Мы почти всегда под конвоем и должны носить форму со всеми знаками отличия, чтобы сразу было видно, что мы – солдаты и офицеры враждебной армии. За нарушения нас наказывают. Те случаи, когда нам позволяют посещать врачей в городе или работать по специальности, – совсем редкие случаи. И в нашей стране не одобряются побеги. Наше военное министерство даже уполномочило сестер Красного Креста передать военнопленным, чтобы они перестали делать попытки к побегам, ведь это влечет за собой ухудшение положения остальных военнопленных. Военное министерство даже рекомендует нам во время прогулок давать честное слово начальству лагеря, что мы не будем предпринимать попыток к бегству, – и ни в коем случае не нарушать этого слова.

– Ничего себе! – презрительно фыркнула Марина. – Но ведь ты не делаешь такой глупости, верно?

– На самом деле побег – не простая штука, – проговорил Андреас. – Нужна штатская одежда для нескольких человек, деньги, провизия, желательно лошади, ведь пешком далеко не уйдешь…

Одежду и впрямь добыть нелегко, подумала Марина. Ей самой дать ему нечего. Можно было бы раздобыть у Васильева, но это покажется подозрительным. Зачем одинокой женщине мужская одежда? Эх, Елизаветы Ковалевской, жаль, нет: в госпитале можно было бы раздобыть обмундирование умерших солдат. Такая маскировка – в солдатской форме – стала бы для беглецов самой лучшей. А впрочем, Елизавета Васильевна не стала бы помогать. Она к пленным относилась без особого милосердия, как к врагам. Какая-то знакомая сестра милосердия Красного Креста, побывавшая в немецком лагере для военнопленных русских, написала ей, что наши солдаты содержатся там в поистине нечеловеческих условиях: «Розги, кандалы, травля собаками, подвешивание, распятие, погружение в холодную воду, сокращение и без того незначительного пайка, приклады, штыки и до расстрела включительно – вот применяемые немцами меры для принуждения пленных к работе». Получив ее письмо, Елизавета Васильевна и сорвалась в действующую армию, хотя у нее было море работы в военном госпитале Х.

Нет, Ковалевская, только заподозрив, что Марина связана с немецкими пленными, без колебаний донесла бы на нее. Так что хорошо, что ее сейчас нет!

А все-таки… Марина улыбнулась, глядя в темноту… А все-таки Ковалевская, она хочет или не хочет, поможет!

– Ты говоришь, нужны лошади?

– Нам нужно добраться до станции Маньчжурия. Оттуда переберемся в Китай. Там есть люди, они помогут. Они занимаются тем, что переводят пленных через границу. Такие же группы есть в Раздольном и Казакевичах. Еще я знаю, что из Китая приходят особые шайки хунхузов, которые имеют задание помогать освобождению германских и австрийских пленных. В шайках имеются и женщины, а состоят шайки, как ни странно, не столько из китайцев, сколько из евреев, – быстро говорил Андреас. – На китайской территории, совсем близко от границы, строятся особые склады с одеждой, в которую могут переодеться беглые пленные. Так что в пути мы не пропадем, главное – незаметно уехать из Х.

– Уехать можно не только верхом, – сказала Марина, поднимаясь и одергивая смятое платье. – Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Держась за руки, словно заблудившиеся дети, они осторожно прошли краем кладбища, миновали сторожку и приблизились к какому-то холму.

– Знаешь, что это? – спросила Марина.

– Ein Berg, – пожав плечами, проговорил Андреас. – Маленькая гора, что же еще?

– Это гараж! – с торжеством воскликнула Марина. – Да-да! Если зайти с улицы, увидишь большой сарай с железными воротами. На крыше насыпана земля, уложен дерн. Он уже давно пророс, крепко держит землю, надежно защищает гараж. В него можно попасть только через ворота, а там стоит часовой. В гараже держат машины военного госпиталя – запасные машины Красного Креста. Их там две – грузовик «студебеккер» и легковой «бенц», только он неисправен. А грузовик на ходу.

– Откуда ты знаешь? – все еще недоверчиво спросил Андреас.

– Мне рассказала одна сестра милосердия. Сейчас она в действующей армии.

– Да, жаль… – вздохнул Андреас. – Возможно, через нее можно было бы достать медицинские халаты. Если это автомобиль Красного Креста, халаты лучше всего подошли бы нам.

– Она никогда не стала бы вам помогать.

– О, понимаю… Patriotismus… да, это заслуживает уважения.

– Нам сейчас нужен не патриот, нам, наоборот, нужен… – Марина замялась, потому что не могла вспомнить, как по-немецки будет «предатель».

– Ein Verr?ter, – пришел на помощь Андреас. – Да, это так, увы! Нам нужен ein Verr?ter, предатель! Только где его взять? Думаю, в России их не так уж много. К счастью для России и к несчастью для нас.

– Погоди-ка… – Марина потерла лоб. – Я кое-что вспомнила. Эта сестра милосердия очень ругала одного врача. Кажется, его фамилия Ждановский. Она говорила, что он гениальный хирург, что нет операции, в которой он не преуспел бы, однако он не патриот, он желает поражения России, и если бы его отправили на фронт, он непременно перешел бы на сторону врага. Вот мы и нашли… Verr?ter’а, – удовлетворенно хлопнула она в ладоши. – Я постараюсь встретиться с ним. Вдруг он и в самом деле поможет?