Последняя жертва - Болтон Шэрон

На многих больших деревьях свили гнезда грачи. Видимо, они уже устраивались на ночь, но мой приход вспугнул птиц. Они кружили вокруг церкви, громко каркая, что характерно для этого вида пернатых. На мгновение я задумалась: а может, прийти сюда днем? Но, прекрасно понимая, что не найду времени, стала искать относительно недавние захоронения.

Отпевание Эделины Уитчер проходило в соседнем поселке, но обряд погребения был совершен здесь. Я не была на погребении, нужно было идти на работу, поэтому никогда не видела ее могилу. Я не знаю, почему именно в этот вечер у меня возникла неотложная потребность увидеть ее. Вероятно, я полагала, что, оказавшись возле ее могилы, я вспомню, что именно она сказала о смерти своего мужа. А может быть, я надеялась найти здесь и могилу Уолтера.

Через пару минут грачи успокоились, повисла тишина. Я бродила по погосту в поисках могил членов семьи Уитчер. Дважды я обнаруживала высеченную на камне фамилию Уитчер, но даты относились к началу девятнадцатого века. Вероятно, предки Уолтера. Прошло целых двадцать минут (я уже была готова сдаться, так как совсем стемнело), прежде чем я обнаружила небольшую деревянную табличку с именем Эделины и датами рождения и смерти. Больше ничего, никакой эпитафии, свидетельствующей о скорби любящих потомков, о незабвенности ее светлого образа. Я недолюбливала Эделину, но все равно ужасно грустно, что ее уход остался совершенно не замеченным.

Ни на одной могиле не было имени Уолтера. Я уже собралась возвращаться к воротам, когда заметила на маленьком камне, метрах в трех от могилы Эделины, фамилию Уитчер. «Гарри Уитчер, — гласила надпись. — 1930–1982». 1930-й. Гарри был ровесником Уолтера, младшим братом, возможно, двоюродным. Виолетта упоминала о каком-то Гарри, ведь так? О том, который попал под поезд. Она упоминала о ком-то еще — Альфред? Артур?

Я снова стала бродить по кладбищу, удаляясь от ворот, вглядываясь в надписи на надгробиях. Наконец в самом дальнем углу я обнаружила несколько могил: четыре надгробных камня, маленьких и неприметных, немного в стороне от остальных могил, окруженные зарослями бузины.

Все четыре камня стояли на могилах молодых мужчин, умерших в 1958 году. Двое — в один день, 15 июня, третий — два дня спустя, 17 июня, и четвертый — 18 июня.

Меня охватило любопытство, я вспомнила, что Виолетта говорила о 1958 годе. Арчи. Вот имя, которое она называла. Она сказала, что до 1958 года службы отправлял Арчи. Я решила, что она все перепутала, и не стала обращать внимание на ее слова. Пока она не упомянула о змеях. Как она сказала? Они не пережили суровой зимы?

На секунду я задумалась: неужели кто-то привез тайпана в Англию в 1958-м? Но этот вид только-только открыли в Австралии. Абсолютно нереально! Но даже если и так, существует хоть малейшая вероятность того, что тайпаны могли выжить? Что, приспособившись к новым условиям, колония тайпанов живет и размножается в сельской местности — в Дорсете?

— Тропические змеи не могут жить в холодном климате, — пробормотала я себе под нос.

А была ли я в этом уверена или мне просто хотелось, чтобы так было?

Я наклонилась и еще раз осмотрела четыре надгробия. На первом было написано: «Преподобный Джоэль Морган Фейн ушел от нас во время пожара 15 июня 1958 года. Но он придет к нам, когда поздний дождь оросит землю». Я опять взглянула на обугленные руины церкви, потом поверглась ко второму надгробию. Надпись на нем гласила: «Ларри Ходжес, 17 апреля 1919— 15 июня 1958. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения». Неужели Ларри тоже погиб при пожаре? Третий камень венчал последний приют Питера Морфета, умершего 17 июня в возрасте тридцати двух лет. Четвертый лежал на могиле Рэймонда Гилларда, умершего 18 июня.

Грачи опять начали кричать, я подпрыгнула от неожиданности. И поняла, насколько у меня натянуты нервы. До моих приключений минувшей ночью я никогда не верила в призраков или иных злобных сверхъестественных существ. Но я готова бросить вызов любому, кто с наступлением ночи чувствует себя на кладбище в своей тарелке. Кроме того, меня стало преследовать странное ощущение — ну, вы понимаете, о чем я, — когда хочется оглянуться через плечо. Знаешь же, что там никого нет и быть не может, но все равно хочется обернуться.

Я обернулась. Метрах в десяти, не дальше, стояла и смотрела на меня облаченная в черное фигура.

— Добрый вечер, Клара, — произнесла фигура, делая шаг вперед.

19

— Здравствуйте, преподобный Перси, — ответила я. — Поздновато гуляете.

— Совсем наоборот. — Это было сказано негромким старческим голоском, под стать его обладателю, который проворно обошел куст бузины и присоединился ко мне.

Преподобный Перси — здешний приходской священник. Учитывая мое происхождение, он был одним из немногих, с кем мне приходилось общаться. Никуда от церкви не денешься, если твой отец — архидьякон.

Разумеется, дети священников в период взросления неизменно восстают против семейного уклада. Ванесса в пятнадцать лет, как и ожидалось, слетела с катушек и отказалась даже близко подходить к церкви. Исключением было, пожалуй, полуночное богослужение на Рождество, когда большинство ее приятелей шли в церковь после поздних вечеринок.

Однако в университете она увлеклась движением под названием «Слуги Господа». Через десять лет она стала председателем приходского совета, а теперь еще руководит воскресной школой и работает редактором церковного журнала. Кажется, даже отца приводит в недоумение ее искренний энтузиазм.

Мой собственный протест был не таким театральным. Я никогда не отказывалась посещать церковь, да и сейчас посещаю — раза два в месяц. Но в конце концов я была вынуждена признать, что не разделяю непоколебимых убеждений своего отца. Не то чтобы я не верила в Бога, я до сих пор ощущаю умиротворение во время церковной службы. Просто у меня в сердце нет бездумной, безоговорочной веры.

Но старые привычки тяжело ломать. Поэтому я познакомилась с преподобным Персивалем Стэнси, как только переехала в этот поселок. Раз в месяц я причащалась и, насколько позволяло воспитание, отвергала все его попытки завербовать меня в церковный хор.

— Может, я вам смогу чем-нибудь помочь, дорогая? — спросил он, оказавшись на маленьком пятачке, который образовывали четыре надгробия и кладбищенская стена.

— Вы служили здесь в 1958 году, преподобный отче? — спросила я.

— Да Бог с вами, голубушка, неужели вы думаете, что я такой старый? — усмехнулся преподобный Стэнси.

«Да вам уже хорошо за семьдесят», — был бы честный ответ, но я сочла за лучшее промолчать. Конечно, маловероятно, чтобы он служил в одном приходе более пятидесяти лет.

Преподобный Стэнси с неподдельным интересом читал надписи на надгробиях.

— Я приехал сюда в 1970 году, — сказал он. — В этой церкви я никогда службу не отправлял.

— Вы знаете, когда случился пожар?

Он взглянул поверх моего плеча на церковь, теперь совершенно черную на фоне пурпурного неба.

— Задолго до моего приезда, — ответил он. — Поговаривали о том, что надо бы собрать деньги и отстроить церковь заново, но в поселке никто эту идею не поддержал. Через некоторое время и колокол сорвало ветром.

Он положил руку мне на плечо.

— Холодает, дорогая. Проводить вас к машине?

Сама мысль о том, что моим провожатым будет древний старичок, была забавной, но очень милой. Я с благодарностью приняла предложение. Мы направились к воротам. Вокруг нас постоянно шуршали чьи-то крылья, несколько раз я заметила, как преподобный вздрагивал.

— Отче, я думала об Уолтере. Уолтере Уитчере. Пыталась вспомнить, когда он умер. Вы не помните?

Преподобный Перси споткнулся, я поддержала его, чтобы он не упал.

— Гм, дайте подумать… Спасибо, дорогая. — Он восстановил равновесие, и мы двинулись дальше. — Ведь похорон не было, я прав? Я, разумеется, предложил, но Эделина сказала мне, что будет тихое отпевание в больнице, которое проведет тамошний капеллан.