За мертвой чертой - Александр Кучаев

Из рассказов матери запомнился образ прабабушки Агриппины, родившей одиннадцать детей. Пятеро из них умерли в младенчестве – вряд ли от избытка комфортности проживания. Имена их канули в Лету. Вскоре не стало и прабабушки. В тридцать девять лет. У меня засосало под ложечкой – в таком же возрасте ушла из жизни и мать дона Кристобаля.

Прадед мой женился второй раз, но спустя три года последовал за первой женой. В сорокадвухлетнем возрасте.

Маленькая Лида умерла от простуды. Ксюшу насмерть забила злая мачеха. Трофим погиб в боях на озере Хасан. Павел пропал без вести, уже выйдя из окружения в октябре сорок первого. Орудийный номер 160-го артполка. Вряд ли он дотащил свою пушечку от белорусского города Лида до украинской Лубны, в окрестностях которой закончила свои дни его дивизия. Я запомнил фотографию, где он был ещё в будёновке. Мать рассказывала, что он стихи писал, добрые такие, человечные.

После той большой войны из всех остались двое – Иван и моя бабушка Полина.

Однажды Полина заболела. К тому времени она была замужем и уже родила одного ребёночка – девочку. С каждым часом Полине становилось всё хуже.

Дело было зимой, нужна была лошадь с санями, чтобы проехать двадцать пять километров до райцентровской больницы. Колхозный бригадир в лошади отказал, и Полина умерла от гнойного аппендицита. Муж её, мой дед Вячеслав, сгоряча взял ружьё и того бригадира застрелил. Следы стрелка затерялись где-то в казахских рудниках.

Девочку Валентину, оставшуюся сироткой, взял к себе дядя Иван. Это была моя мать. И её давно уже нет.

Вот и весь наш род, и вся моя гордость.

Пора и мне заканчивать. Все мои сродники – мои предки – умерли молодыми, и у меня, выходит, та же планида.

Едва ощутимое движение пальца сняло пистолет с предохранителя.

В этот момент на дорожку перед скамьёй упала длинная слабая тень, отброшенная далёким фонарём, и вплотную ко мне подсел какой-то человек.

– Прекрасная погода, не правда ли, – со странным скрипом, даже визгом прозвучало во мгле. – Если умирать, то только в подобной обстановке: в тишине, при ясном сознании, когда никто не донимает и ничто не торопит.

Несмотря на скрипучие интонации, я сразу узнал голос дона Кристобаля. Это он, этот дьявол, подвёл меня к последней черте, сделав палачом, а что может быть мерзче исполнения оных обязанностей! Почему именно меня он выбрал для своих распроклятых замыслов? Потому что разглядел во мне безвольного, легко управляемого типа, хорошо поддающегося гипнозу? Или в душе несчастного Аркашки имеется особый изъян, способный и без гипнотического воздействия подвигнуть его к чёрному грязному делу?

Достав пистолет, я взвёл курок и упёр ствол в бок чудовища, сидевшего рядом.

– Стреляйте, мой друг, – сказал испанец с нескрываемой издёвкой. – Так легче решить проблемы, возникшие из-за слабой нервной системы! Достаточно только прикончить ближайшего сподвижника, который оказал тебе немалые услуги и всегда спешил на помощь, и на душе сразу станет хорошо. Ну, смелее, нажимайте на спуск!

– Вы сам сатана, – хрипло выдавил я, с трудом выговаривая слова.

– Сатана – не гаже подонков, из-за которых вы так убиваетесь, не гаже. Успокойтесь, амиго! Вы действительно выполнили грязную работу, но на кого было её возложить? Кто другой мог бы произнести столь пафосную речь, какую от вас услышали на кладбище? Один из энергетических сгустков, материализованных фантомов, которых я привлёк для охранения и исполнения похорон? Но достаточно ли убедительны были бы его слова? А ваше выступление убедило людей потому, что вы тоже испытывали душевные страдания, и все это видели. И вы один из них, такой же горожанин, как и остальные. Вы здесь выросли, и многие вас знают.

Дон Кристобаль отобрал у меня пистолет и положил себе в карман.

– Позже вернём его магазину. А теперь вставайте, Аркадий, нам надо как можно скорее попасть в наш замечательный гостиничный номер, к которому мы так привыкли.

Очутившись в давно обжитых комнатах, испанец позвонил, и нам принесли графинчик охлаждённой водки и какой-то закуски. Он налил мне полный стакан, я опростал его, не отрываясь от кромки стекла, и почти сразу же захмелел.

– Простите, юный сеньор, – доносилось до меня сквозь алкогольный дурман, – что я использовал вас для достижения целей, которые передо мной были поставлены. Но это был самый ближний путь, и он требовал наименьшее количество жертв. Да, умерщвлены убийцы, причём публично и непривычным для сегодняшнего дня, жестоким способом! Но, обратите внимание, – мы не погубили невиновных, наоборот, защитили тех, которые в скором времени непременно тоже стали бы жертвами преступников. Некоторых из них перед тем, как предать смерти, подвергали бы изощрённым издевательствам и даже пыткам. Представьте, что испытывали бы ни в чём не виноватые люди перед своей кончиной под ножом супостатов! Теперь же потенциальные злодеи трижды подумают, прежде чем взяться за нож или другое оружие, потому что их ждёт страшная казнь. Вспомните Запорожскую Сечь! Там каждый был вооружён и имел большой опыт военных столкновений. Пролить чужую кровь казаку было в порядке вещей, но убийства среди своих случались крайне редко. С этого момента и в Ольмаполе прекратится всякая мокруха, народ вздохнёт свободно, и не будет опасаться, что на него нападут уже за ближайшим углом.

– Моя жизнь изломана.

– Знаю, тяжкий груз казни будет давить на вас до последнего вдоха. Но величина тяжести зависит от того, как об этом думать. Давайте заглянем в одну-две квартиры, куда смерть нежданно постучалась бы уже в ближайшие недели.

Испанец совершил знакомое почти неуловимое движение рукой, и перед нами предстали две девчушки, которых мы видели на улице с крыши высотного здания. Далее я в мельчайших подробностях увидел, как их насилуют, а затем убивают, нанося многочисленные ножевые раны, выкалывают глаза и отрезают груди. А рядом виднелись лица их отцов и матерей с печатью неизбывной печали.

– Теперь обе девочки защищены до конца дней своих. А жить они будут до ста лет и дольше. Они выйдут замуж и нарожают детей, которые станут достойными гражданами процветающей высоконравственной страны. Разве ваша жертва не стоит того?

– Выпейте со мной, – сказал я, еле ворочая непослушным языком. – Если только я вам… вы мне… Если сочтёте возможным.

– С хорошим человеком почему не выпить? С большим нашим удовольствием!

Он выпил и снова налил.

Его слова заволакивали мысли и устраняли черноту эмоций. В какой-то степени я успокоился, хватил ещё один стакан водки, свалился на постель и проспал до утра. Проснувшись, посмотрел в зеркало и вспомнил Зинины слова. Виски и вправду обметало сединой; заиндевела и прядь волос, ниспадавшая на лоб. И, пожалуй, я постарел лет на пятнадцать.

Дон Кристобаль, уже собранный, безмолвно стоял у окна, открывавшего вид на площадь с автомобилями и прохожими.

– А если бы я отказался от роли Малюты Скуратова, что тогда? – спросил я, уставясь ему в спину.

Он живо обернулся и с некоторым удивлением посмотрел на меня. Надо же – мой вопрос застал его врасплох.

– Тогда мне срочно пришлось бы отсюда убираться.

– А потом?

– Потом?.. Помните библейскую главу о Содоме и Гоморре, жители которых погрязли в страшных грехах? «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождём серу и огонь от Господа с неба… И на всём пространстве окрестностей поднимался дым с земли, как дым от печи». Так вот, вместо меня пришли бы другие – как вы, должно быть, помните, я уже говорил об этом. И с Ольмаполем было бы покончено точно так же, как с этими двумя древними городами.

– А те девочки, паренёк и учителка?

– Их выдворили бы из города за считанные часы до пролития серы и огня.

– А что было бы со мной?

– Вы остались бы вместе со всеми.

Признаться, слова дона Кристобаля не добавили мне хорошего настроения. И он противоречил сам себе. Вчера настаивал на спасении нескольких десятков, сегодня же спокойно говорил о возможной гибели целого города.

– Вчера я исходил из ситуации, существовавшей на тот момент, – сказал испанец. – Однако сегодня по поводу Ольмаполя поступила дополнительная информация из параллельного мира. Впрочем… хватит об этом.

Он как-то необычно посмотрел мне в глаза, и моё сознание замутилось. Об этом обрывочном разговоре я вспомнил лишь несколько лет спустя.

Глава двадцать вторая. Новые заклания

По истечении ещё одной недели экзекуция повторилась, на этот раз над насильниками. Прямо на площади перед зданием городской администрации.

В последнее время в городе участились случаи нападений охотников до клубнички, в том числе на несовершеннолетних. И вот на подмостки, на которых обычно ораторы произносили речи по поводу того или иного праздника или события, вывели семнадцать архаровцев, любителей подобных сексуальных приключений.