Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Александра Егорушкина

– И сюда, в Радинглен, Замок тоже лезет, – сквозь зубы добавил Лева. – Пытался пробраться под землей и даже появлялся на картине – ох, неспроста! Он наверняка скоро опять объявится и в Питере. А принять меры у меня не получилось, я вам в записке сообщил, почему. – Он с упреком посмотрел на собственную ногу, точно она была отдельным существом, которое сильно подвело его в самый ответственный момент. – Гарамонд, я не нарушу правила, если поручу кое-какие действия помощнику?

Тут Гарамонд все-таки понизил голос до шепота.

Лиза поняла намек. Преодолев соблазн волшебного слуха, она отошла еще дальше и остановилась у запыленного зеркала, огромного, от пола до потолка. Того самого зеркала, которое в свое время было проходом в Петербург – в последний раз оно сослужило такую службу снежной осенью, когда мутаборские чары отрезали Бродячий Мостик от Радинглена, а Леве позарез надо было пробраться в Питер.

Лиза нагнулась поближе. В помутневших зеркальных глубинах отразилась ее веснушчатая физиономия и книжные полки. Лизе показалось, что отражение чуть-чуть кривоватое, но, возможно, дело было просто в неровностях старинного стекла.

– Ой, – сказала она. – Гарамонд, а вы что, зеркало поменяли? Тут же был узор!

Гарамонд поднялся и подошел к ней, Лева захромал за ним.

– Узор – это и было заклятие перехода, – объяснил Гарамонд. – Он появился, когда фриккен Бубендорф подарила моему отцу те чары. Я нарочно не стирал с зеркала пыль, чтобы никто не заподозрил, что оно не простое, а зачарованное. С каждым очередным переходом узор делался все тоньше. Прошли вы, Лео, – и он пропал окончательно.

– Это выглядело как травление по стеклу, а оно вечное. Красивый был орнамент, – Лева покачал головой, – и переход удобный.

– Переход нам, надеюсь, больше не понадобится, а узора и мне жаль, тем более что на других зеркалах, которые когда-то подарила горожанам фриккен Бубендорф, никакого орнамента нет, впрочем, они и не волшебные.

– И много еще было зеркал? – заинтересовалась Лиза. Надо же, она и не знала, что Амалия приезжала раньше. И никто не сказал, даже сама Амалия.

Гарамонд сосредоточился, что-то мысленно посчитал.

– Порядочно, десятка четыре, нет, больше… Если считать ручные зеркала и пудреницы, набежит с сотню.

– А в честь чего такие подарки? – удивилась Лиза.

– Думаю, обычная любезность… Фриккен ведь прекрасно разбирается в зеркалах, и в простых, и в волшебных, она и Амальгамссену помогла – подновила говорящее Зеркало во дворце. Оно стало быстрее работать и не только шить платья, но и тачать обувь. Фриккен Амалию пригласил тогда мейстер Филин. Она исследовала Бродячий Мостик. Говорила, что ее интересуют соединения между мирами и что города-близнецы наподобие Петербурга и Радинглена – явление редкое, – припомнил Гарамонд. – Я тогда водил ее по городу, это было… сейчас-сейчас… примерно за год до… нашествия. – Он помрачнел.

– Ясно, – кивнула Лиза, хотя пока что ей ничего ясно не было.

«Запоминай! Крепко запоминай!» – вдруг настойчиво посоветовал ей внутренний голос. Завязать узелок на память было не на чем, но услышанное и вправду улеглось у Лизы в голове на особую полочку – на потом.

Лиза машинально бросила взгляд в зеркало – и остановилась.

Теперь в зеркале ничего не отражалось.

Оно было как черная вода в проруби – холодная и непроницаемая. А потом по этой воде побежала рябь. В черноте заколыхались и обозначились мрачные своды, коридоры, колонны, они шевелились и переплетались, как живые – хуже того, как живые черви, – и вдруг зеркало выгнулось, и они копошащимся клубком двинулись на Лизу.

Лиза отпрыгнула, сшибив на пол стопку книг.

Лева обернулся на грохот.

– Это же Черный замок! – Позабыв про больную ногу, он кинулся к Лизе и схватил ее в охапку.

А Гарамонд со всей силы ударил по зеркалу библиотечной табуреткой-лесенкой.

– Что вы делаете! – закричала Лиза, но поздно – раздался мелодичный звон, и на пол с шуршанием посыпались осколки. Обыкновенные тускловатые осколки старого зеркала.

Потом стало тихо.

– Это очень плохая примета! – севшим голосом выдавила Лиза.

– Какие приметы, когда замок ломится! – рявкнул ей в ухо Лева, не выпуская ее из охапки.

Гарамонд медленно поставил табуретку на пол.

– Я не понимаю, как быть, – произнес он.

– И Богданович не понимает, и я, – мрачно отозвался Лева. – А мистер Дженкинс в Манчестере, пан Гарачек в Праге и синьора Рокка в Венеции плачут горючими слезами – столько замок там порушил.

– Но почему он вдруг полез в зеркало? – стуча зубами, спросила Лиза, пока Гарамонд сметал осколки веником. – А до этого появлялся на картине?

Гарамонд опять переглянулся с Левой и едва заметно кивнул.

– Потому что почти все пути под землей ему уже перекрыли, – тщательно подбирая слова, произнес Лева. – Гномы постарались, наставили уйму оберегов, так что в Радинглен ему теперь никак не пробраться – он ведь всегда напирал из-под земли, он и между мирами путешествует под землей, а в Венеции воздвигся со дна канала.

Так вот зачем Левка и Марго под землю лазали, сообразила Лиза. Гномам помогали! Маргарита ведь здорово понимает не только в музыке, но и во всяких акустических штуках, она сама как-то рассказывала. Как же кстати она появилась в Радинглене, как старается принести пользу! Зря, зря Бабушка на Маргариту гневается!

… На обратном пути во дворец Лева молча строчил в блокноте. Один раз нахмурился, погрыз колпачок ручки и пробормотал: «Может, драконьим зрением попробовать?» Сообразив, что он говорит о картине, Лиза нахмурилась – придется опять ждать, ведь Костик еще не полинял, а кто знает, сколько это может продлиться? А время уходит…

Она отвернулась и стала молча смотреть в окно, на проплывающие мимо дома в праздничном убранстве. Смотрела и не видела. Потом все-таки выдернула из косы зеленую ленточку и завязала узелок на память.

Глава 10, в которой Лиза не узнает старого знакомого

Едва перешагнув порог дворца, Лиза безо всякого волшебного слуха определила: в галерее, у самой картины, гремит скандал. И заторопилась, забыв о приличествующей принцессе солидности.

– Пойдем, посмотрим, что там творится, ведь и про замок надо сообщить, – сказал шедший за ней Лева, налегая на трость. – Чует мое сердце… – с мрачным любопытством прибавил он, но не договорил и махнул рукой.

Собственно, больше всего шуму было от Смурова, но собрались у картины все – и Филин с Амалией, и Инго с Маргаритой. Лица у них были потрясенные и растерянные.

– Варвар! Гунн! Вандал! Питекантроп! – плачущим голосом твердил Илья Ильич, бледный до синевы.

«На кого это он?» – испугалась Лиза, не узнавая высокого подтянутого юношу, который стоял перед Смуровым спиной к ней. От каждого упрека он гневно встряхивал темноволосой головой, но молчал. Заслышав шаги, обвиняемый порывисто обернулся к Лизе и Леве.

– О! Подмога подоспела! Надеюсь, вы за меня вступитесь! – воскликнул он бархатным баском и сделал несколько шагов им навстречу.

Лиза замерла в ошеломлении и временно утратила способность вступаться за кого бы то ни было.

– Лиза, неужели ты меня не узнаешь?

Да это же Костик! Лиза так и ахнула.

Куда подевалась неуклюжесть, прыщи и голос, дающий петуха!

Костя двигался плавно и пружинисто, как леопард или чемпион по восточным единоборствам, посмуглел, словно успел позагорать на солнышке, и к тому же вытянулся сантиметров на пять, хотя и раньше на маленький рост пожаловаться никак не мог. Да и разговаривать он стал совсем как Конрад-старший, вдруг поняла Лиза. Вот так линька…

К сожалению, содержимое Костиной головы благотворные перемены, кажется, не затронули, – именно поэтому Смуров и негодовал.

– За что вы его, Илья Ильич? – спросила Лиза.

– А вы полюбуйтесь! Хорошо еще, не всю картину раздраконил! – от волнения Смуров не заметил нечаянного каламбура.

Лиза перевела взгляд на портрет и сдавленно ахнула.

Там, где еще утром в соединенных руках мамы и папы зеленело яблоко, теперь зияла уродливая дыра с оплавленными краями. Огонь пожрал и яблоко, и сапфировые кольца, и сами пальцы Уны и Инго!

Сквозь дыру было видно обугленную каменную стену.

Костик умудрился прожечь холст насквозь.

С замирающим сердцем Лиза включила волшебный слух.

И не услышала ничего – ни шелеста ветвей, ни стука дождевых капель.

Ничего, кроме мертвой тишины.

– Она молчит! – Лиза похолодела. – Костик, что ты натворил?!

– Как – молчит? – удивился Костя – и тотчас понял, что имеется в виду. Поникнув, он уставился в пол. Все смотрели только на него, и стало тихо-тихо.

Первым опомнился Филин:

– И как проворно все сработал! Мы тут же, в двух шагах сидели, только отвернулись к монитору – р-раз и готово! Ох, Конрад… Нет слов.

– Руки тебе поотрывать и то мало. Такие, как ты, плещут на полотна кислотой и бросаются с ножами! – с тихим отвращением произнес Смуров.