Счастье потерянной жизни - http://horoshoe.info

- Господи, я тот блудный сын, пропился, промотался, прокурился до того, что задыхаюсь. Всю жизнь сгубил, и жене с детьми нет покоя от меня, прости меня, грешного.

Покаялась здесь Катя, жена Василия Ивановича, впервые от сердца молясь Богу, плакали другие. Поднявшись с колен, верующие с радостью обнимали раскаявшихся, поздравляли и давали наставления.

После собрания почти половина присутствовавших осталась для беседы. Оживленно расспрашивали о Боге, о новой вере, пытались защищать старую веру; удивлялись, глядя на пьяницу Плешачкова и бывшего гармониста Петьку.

Из хозяев заинтересовались услышанным Вера с матерью - Екатериной Ивановной. Вера, будучи красавицей внешне и молчаливой по натуре, потянулась к Наде, и с первой же встречи они подружились. А вот Павлушка почему-то приуныл, и как его девушки не ласкали, он вырвался и убежал во двор.

Никто не знал, что делалось в душе этого худенького, зеленого, любопытного мальчонки, никто не мог и представить себе, как близко принимал он все к сердцу, как все сказанное о Боге было для него небезразлично. Сидя затем на заборе и наблюдая за окружающим, он вспомнил бабушкину веру и сличал ее с отцовской.

Павлушке шел уже восьмой год, но по сообразительности в некоторых делах и особенно памятью он удивлял родных. Однажды, сидя в кругу родственников в гостях у Поли, Павлушка стал вспоминать о таких случаях, что все пришли в изумление, а кое-кому даже пришлось покраснеть, потому что были уверены, что в малом возрасте ребенок ничего не понимает. Он рассказывал о таких местах и предметах, которые другими были забыты, но в его памяти они еще жили, как вчерашние. По внешнему виду Павлик походил на умирающее дитя, но по энергии был белкой в колесе. Мальчишки его дразнили "шкелет" или "дух", девчонки - "живулинка", мать часто, рассердившись, называла "червяком". Занятия его были самые разнообразные: в полдень он носил обед к отцу на завод и часто подолгу просиживал у номерной в терпеливом ожидании его. Каждый день бегал с пятачком в лавку и покупал булочку для Илюшки, почти всегда принося ее домой пощипанной - очень было трудно удержаться. Часто подолгу был занят самым изнурительным для него делом - качать в люльке братишку, за что изредка получал остаток в горшочке молочной манной или пшенной каши. Вот кормить братишку было делом увлекательным, только почему-то редко это ему поручалось - в манных делах доверие ему оказывалось слабоватое.

Друзей у Павлушки было очень мало, особенно после того, как он стал ходить на собрание. Бабушкина вера сидела в нем почему-то непрочно. С первых же собраний Павлик убедился, что самая правильная вера отцова, и без сожаления перестал креститься на иконы. Вспоминались ему почему-то пьяные батюшка с дьячком в Починках. А от того, что собрания стали проходить в их доме, он сделался счастливым и более взрослым, чем был.

Новый 1922 год для него оказался памятным на всю жизнь. Услышанная проповедь о неразумных девах не давала ему покоя. В сумерках, когда все разошлись, он молча поужинал и полез на печку спать. Свет в доме был прикручен, и Петр с женою лежа тихо беседовали. Через некоторое время они услышали на печке детский плач. Это плакал Павлушка.

- Ты что, Павлушка, испугался что ли чего?

- Нет, - со слезами проговорил сын, тут же слез с печки, подошел к кровати и, вытирая кулачком глаза, сказал: - Я хочу покаяться, потому что Христос придет, а я непокаянный, и Он скажет: "Отойди от Меня!"

- Сыночек мой милый, - гладя его по голове, уговаривала Луша, - ты успокойся, ведь ты еще совсем маленький, ты же слышал, что Христос сказал: "Таковых есть Царство Божие", у тебя еще нет грехов, успокойся, ложись и спи, Господь придет, Он не оставит тебя.

Но слезы Павлушкины перешли в рыдание.

- Нет, есть грехи! - возразил он. - Сахар я воровал, когда утром гром гремел по городу. У Татьяны голыша украл и разбил! У Илюшки кашу ворую. Во-ру-ю! - завопил в слезах мальчик.

Видя, что уговорить сына невозможно, отцу с матерью пришлось одеваться и вставать.

- Ну что ж, если нужно каяться, то, значит, нужно, - проговорил отец и встал на колени.

Молитва Павлика была такой искренней и горячей, что Петр с Лушей не могли сдержать слез. Когда встали с колен, Павлик кинулся на шею родителям, счастливый и довольный. Но пока не спели "Как тропинкою лесною", он от них не отстал. Утром Павлик встал раньше всех и выбежал на двор. Танюшке (младшей дочери хозяев) отдал самую красивую картинку вместо голыша, а Вере с бабушкой-хозяйкой похвалился, что он теперь тоже покаялся. Покаяние Павлика не осталось бесследным, как думали о том его родители. С нетерпением он дождался собрания, но каково было его разочарование, что Надя на собрание не пришла. Ему так хотелось поделиться с ней своей радостью. Однако его так горячо поздравляли и обнимали, что он забыл о своем огорчении.

На собрание пришло так много людей, что пришлось вынести скамьи, и собравшиеся вынуждены были стоять. Набилось народу полные комнаты, но никто не роптал. Перед собранием Павлик с торжеством заявил отцу:

- Папань, у меня есть стих, я хочу рассказать!

Трепетным для него был этот момент, первый раз он будет в собрании говорить стихотворение, сердечко громко билось в груди. Наконец проповедь кончилась, и Василий Иванович объявил:

- А сейчас наш самый маленький братик Павлик расскажет нам стишок, он вчера покаялся.

Счастливый он юркнул с печи вниз к людям, но посетители так плотно стояли, что невозможно было протиснуться к столу. Ему крикнули: "Пусть скажет на печке!" Но Павлик и допустить этого не мог: как это папа проповедует у стола, а он с печки.

Тогда его подняли на руках над головами да так и передали к столу.

Павлушка встал на табуретку, посмотрел на всех и начал с предисловия бойко и громко:

- Я сейчас расскажу про два пути, из которых сегодня нам нужно найти путь Божий!

Вот ворота пред тобою,

А за ними - два пути,

Друг мой, робкою душою

Избери, каким идти...

Без запинки он рассказал все от начала до конца. Шея мальчика вытянулась непомерно длинно, глазенки горели угольками, и краска от волнения выступила на бледном лице. Счастливо закончил он словом "Аминь". "А-а-минь!" - загудел весь зал и тем же путем водворили самого молодого и счастливого в этот вечер проповедника на печку.

Собрание закончилось горячими молитвами. Самая первая раскаивалась пожилая женщина, пораженная Павлушкиным стишком, были и другие раскаяния. Громко молился Павлушка, это еще больше дополнило общую радость.

С этих пор к каждому воскресенью под руководством Нади Павлик готовил стишки. На собраниях он молился вслух с печки, а когда ему подавали сигнал к рассказу, он спускался и пробирался к столу. Без сомнений, с тех пор Павлик чувствовал себя членом церкви. При всякой беседе он хотел присутствовать. Куда бы ни шел отец на посещение, Павлик просил взять с собой и его. С уверенностью можно было сказать, что мальчик со всей искренностью детской души любил Бога, а Бог его.