Слишком много кошмаров - Макс Фрай

Хотя описания некоторых объектов более-менее совпадают у всех. Видимо отдельные фрагменты Тёмной Стороны столь тверды в своём намерении продемонстрировать нам свой подлинный облик, что никакой интерпретацией их не исказишь.

Но когда гуляешь здесь в одиночку, обо всём этом как-то не особо задумываешься. Очень уж хорошо. Оказавшись на Тёмной Стороне, я всякий раз удивляюсь: почему не прихожу сюда каждый день? Почему вообще отсюда ухожу, вместо того, чтобы остаться навсегда? Видимо потому, что человек, на самом деле, вовсе не создан для счастья. Испытывать его непрерывно – такой тяжкий труд, что поневоле сбежишь.

И я тоже сбегу, конечно. Но не сейчас, потом.

Потом, потом.

Не то чтобы я забыл, что пришёл сюда по делу. На самом деле, Тёмная Сторона здорово проясняет сознание, даже моя дырявая голова обычно работает здесь в максимально эффективном режиме. Просто правило «сперва удовольствия, потом дела», от которого в обычной жизни одни неприятности, здесь становится обязательным к исполнению, практически священным. Потому что удовольствия тут общие – наши и её. Быть счастливым балбесом, наслаждающимся каждым вдохом и каждым шагом – своего рода плата за вход. И будьте спокойны, никто не уйдёт, не расплатившись.

Вот и я не ушёл. Гулял по изнанке Ехо, не касаясь ногами земли, благо для этого здесь никаких заклинаний читать не надо, достаточно просто смеяться от счастья, ну или плакать, это уж кто как привык. Глазел по сторонам, осторожно трогал – не руками, всем своим существом – звенящие сияющие нити, связывающие между собой людей, места, события, причины, следствия, неожиданности, чудеса, бодрствующих и сновидцев, прошлое и будущее, жизнь и бессмертие, силу и смерть, вечность и моё древнее сердце – всё со всем, накрепко, навсегда. И ощущал себя музыкантом, чья партия в этой симфонии – всего несколько беззвучных прикосновений невидимого смычка к невидимой же струне, которой прежде, до моего появления не существовало, а теперь есть, и это уже неотменяемо. И звон её длится, и будет длиться бесконечно, потому что всё единожды рождённое рождено навсегда.

Я сейчас и сам с трудом понимаю, о чём пытаюсь рассказать. Потому что записываю всё это не на Тёмной Стороне Мира, а сидя в своём кабинете в башне под крышей Мохнатого Дома. И пользуюсь нормальным человеческим языком, а в нём слов, подходящих для описания подобных вещей, к сожалению, нет. Хохенгрон[9], язык сновидений, о котором то и дело вспоминает учивший его в детстве Нумминорих, наверное, подошёл бы, но за него я даже браться боюсь. И так чокнутый, куда уж дальше.

Ай, ладно. Могу рассказать, не могу – дело десятое. Важно, что я могу снова пережить этот не поддающийся описанию опыт – хоть сейчас, хоть завтра, в любой момент, когда захочу.

Если, конечно, меня не отвлекут другими делами.

Поэтому надо плюнуть на попытки объяснить, чем я занимался на Тёмной Стороне Ехо целых десять минут или часов, или даже лет, пока не понял, что на сегодня, пожалуй, достаточно. Так, наверное, чувствует себя кружка, которую уже наполнили до краёв – ещё чуть-чуть, и прольётся, поэтому хватит, стоп. Стоп.

«Тем более, у меня же тут дело, – вспомнил я. – Каким бы пустяковым оно ни казалось сейчас, дома эта проблема мне спать не давала. И Джуффину за компанию. И хорошо, что обошлось без дополнительных жертв».

Я остановился и собрался с мыслями. Штука в том, что на Тёмной Стороне мои слова обретают силу могущественных заклинаний. То есть, чего потребую, то и получу; по крайней мере, до сих пор всегда было так. Звучит просто отлично, я и сам это понимаю. Но тут есть два подводных камня. Во-первых, на Тёмной Стороне я обычно ничего не хочу. Такова уж моя здешняя природа. А во-вторых, формулировать надо очень чётко.

И если первая проблема решается благодаря памяти и воле, справиться со второй, будучи не столько человеком, сколько счастливым ветром, дующим внутри самого себя, очень непросто. Наученный горьким опытом, формулировки я обычно придумываю заранее и заучиваю наизусть. Но «обычно» не означает «всегда». И как раз сегодня я не подготовился. Не знал, что так быстро и легко окажусь на Тёмной Стороне.

Хотя, конечно, знал. Просто сам себе не верил.

Но я очень хитрый. Поэтому сперва объявил:

– Мне нужно как следует сосредоточиться.

И голова моя тут же превратилась в идеальный аппарат для создания простых и чётких мыслей. Всё-таки иногда я большой молодец.

Я ещё немного подумал, всё взвесил, покрутил придуманную формулировку и так и сяк, не нашёл в ней никаких недостатков и наконец сказал вслух:

– Я хочу узнать, где, когда и при каких обстоятельствах сбудется мой пророческий сон.

Думал, сейчас получу ответ – в виде внезапного озарения или послания, запечатанного в конверт, или просто зычный глас раздастся с потрескавшихся небес и расскажет мне что-нибудь интересное.

Как же, держи карман шире. Я просто уснул – мгновенно, не сходя с места, там, где стоял, даже не потрудившись предварительно улечься на мягкую густую траву.

В траву я просто упал – потом уже заснув. Совершенно этого не почувствовал, и вообще ничего не помню. Но факт остаётся фактом: проснулся я в горизонтальной позиции. И, кстати, вовсе не от каких-то дурацких неудобств вроде холода и сырости, этого на Тёмной Стороне, как я понимаю, можно не опасаться. Проснулся я, как ни странно, от шума. Точнее, от человеческих голосов.

Ещё точнее, от одного-единственного голоса. Очень хорошо мне знакомого. Как мало какой другой.

– Нет, – говорил этот голос с неподражаемой снисходительной интонацией высококвалифицированного, но изрядно уставшего от своей работы экскурсовода, – нет, вам не мерещится, и мне тоже. Перед нами вовсе не одно из наваждений пятнадцатой степени достоверности, упоминаемых в мемуарах достопочтенного Тинки Айохти, здесь действительно спит самый настоящий сэр Макс. И делает это вопреки всем известным просвещённому человечеству правилам безопасного поведения на Тёмной Стороне, начиная от «Причитаний по сгинувшим дочерям» Айвы Безголового и заканчивая новейшей инструкцией Господина Почтеннейшего Начальника Джуффина Халли для сотрудников Тайного Сыска. Такой уж он человек, что может позволить себе на Тёмной Стороне всё, что ему заблагорассудится. А мы с вами, увы, не можем.

Я открыл глаза и увидел, что сэр Шурф не просто прикидывается экскурсоводом, но в каком-то смысле действительно им является. Стоит надо мной во главе небольшой туристической группы из двух человек и с присущим ему хладнокровием демонстрирует своим спутникам моё спящее тело, как какой-нибудь редкий музейный экспонат.

И бледно-зелёный ветер Тёмной Стороны крутится у него в ногах, как преданный пёс. На редкость умиротворяющее зрелище.

Однако, зная Шурфа Лонли-Локли столько лет, я не сомневался, что в данный момент мой друг испытывает одно-единственное страстное, неутолимое желание: надрать мне уши. Чтобы впредь неповадно было нарушать фундаментальное правило техники безопасности: на Тёмной Стороне не дрыхнуть.

Я прикусил язык, чтобы не начать оправдываться: «Я не нарочно, оно само так получилось». Потом ему всё объясню. Клятву какую-нибудь страшную принесу, если понадобится, уши мне пока дороги. А при посторонних будем делать вид, будто я и правда такой крутой, как он им рассказывает.

«Посторонние», судя по бело-голубым одеждам, были Магистрами Ордена Семилистника. Причём младшими, если не вовсе послушниками, очень уж молоды. Высокий румяный толстяк и компактный блондин со светлыми, раскосыми, как у многих уроженцев графства Шимара, глазами. На Тёмной Стороне все люди видны как на ладони, поэтому я сразу понял, что оба отличные ребята и при всём внешнем несходстве внутренне почти близнецы: добродушные, спокойные, собранные, с весёлыми искрами в глазах; толстяк явно чуть более расчётлив и осторожен, блондин – не то чтобы отчаянный храбрец, скорее легкомысленный балбес вроде меня. Но явно обученный держать это свойство своего характера под строжайшим контролем. У Шурфа особо не забалуешь. Я бы и сам не забаловал, если бы злая судьба отдала меня ему в лапы в качестве ученика.

Но как-то пронесло.

– Я проспал сто лет, и ты начал водить экскурсии к моему нетленному телу? – наконец спросил я Шурфа. – Надеюсь, хотя бы платные?

– Бесплатные, разумеется, – высокомерно ответствовал он. – Беда, видишь ли, в том, что ты не то что сотни лет, а даже дня толком не проспал. Не за что пока деньги с людей брать. Подвёл ты меня.

– Это хорошая новость, – сказал я. – Очень вовремя ты рядом оказался. И голос у тебя хороший, громкий, кого хочешь разбудит, а мне того и надо. Не люблю терять кучу времени впустую. Сколько раз пропадал надолго неведомо куда, всегда потом было ужасно обидно за все несъеденные обеды. И кстати об обедах, с меня причитается.

– Я столько не съем, сколько с тебя сегодня причитается, – вздохнул он. – И даже не выпью. Однако теперь придётся проследить, чтобы ты никуда не сбежал, пока не сдержишь слово. Беречь Орденскую казну, опустошённую ради размещения покойного Магистра Мони Маха в Харумбе[10] – одна из моих первоочередных обязанностей в эти трудные для Ордена Семилистника дни. Следовательно, жрать за чужой счёт – мой долг. А я, как ты знаешь, человек долга.