Лавка дурных снов (сборник) - Стивен Кинг

– Это мой счастливый шарик, – пояснил Трасдейл. – Он у меня с детства.

– Выверни карманы штанов.

Трасдейл вывернул. В карманах обнаружились четыре монеты – один цент и три пятицентовика – и сложенная вырезка из газеты о серебряной лихорадке в Неваде, по виду такая же старая, как и мексиканский лотерейный билет.

– Сними ботинки.

Трасдейл снял. Баркли ощупал их изнутри. На одной подошве была дырка размером с десятицентовик.

– Теперь носки.

Баркли вывернул их наизнанку и отбросил в сторону.

– Спусти штаны.

– Не хочу.

– Я тоже не хочу смотреть на то, что под ними, но все равно спускай.

Трасдейл спустил штаны. Трусов он не носил.

– Повернись и раздвинь ягодицы.

Трасдейл повернулся, ухватился за ягодицы и раздвинул их в стороны. Шериф Баркли поморщился, вздохнул и засунул палец ему в задний проход. Трасдейл застонал. Баркли вытащил палец с влажным хлопком, снова поморщился и вытер руку о майку арестанта.

– Так где она, Джим?

– Моя шляпа?

– Ты думаешь, я залез к тебе в задницу в поисках шляпы? И в золе твоей печки тоже искал ее? Строишь из себя умника?

Трасдейл натянул брюки и застегнул их. Он стоял босиком и дрожал. Всего час назад он был дома и собирался растопить печку, но казалось, что прошла целая вечность.

– Твоя шляпа лежит у меня в офисе.

– Тогда к чему все эти вопросы про нее?

– Хочу послушать, что ты скажешь. Со шляпой все ясно. Но я хочу знать, куда ты спрятал монету, серебряный доллар девочки. Его нет ни дома, ни в карманах, ни в заднице. Может, тебя стало мучить чувство вины и ты его выбросил?

– Не знаю ни о каком серебряном долларе. Я могу забрать свою шляпу?

– Нет. Это улика. Джим Трасдейл, ты арестован за убийство Ребекки Клайн. У тебя есть что сказать на это?

– Да, сэр. Я не знаю никакой Ребекки Клайн.

Шериф вышел из камеры, закрыл дверь и, сняв ключ со стены, запер ее. Язычки замка со скрежетом повернулись. В камеру в основном помещали пьянчуг, и замком пользовались редко. Шериф посмотрел на Трасдейла и сказал:

– Мне жаль тебя, Джим. Для человека, совершившего такое, даже ад – слишком мягкое наказание.

– Совершившего что?

Шериф не ответил и, тяжело ступая, ушел.

Трасдейл сидел в камере, еду ему приносили из местной забегаловки «Лучше не бывает», спал он на койке, а нужду справлял в ведро, которое опорожняли через день. Отец не приходил его навещать, потому что на девятом десятке выжил из ума, а на десятом за ним ухаживали две индианки, одна сиу, другая – лакота. Иногда они стояли на крыльце заброшенного барака и красиво пели дуэтом церковные гимны. Брат Джима отправился в Неваду на серебряные прииски.

Время от времени на улице возле камеры собирались дети и начинали распевать: «Приходи скорей, палач». Время от времени там собирались мужчины и грозили отрезать ему причиндалы. Однажды пришла мать Ребекки Клайн и сказала, что сама его вздернет, если ей разрешат.

– Как ты мог убить мою малышку? – спросила она, глядя на забранное решеткой окно. – Ей было всего десять лет, и это был ее день рождения.

– Мэм, – ответил Трасдейл, встав на койку, чтобы видеть поднятое к окну бледное лицо женщины. – Я не убивал ни вашу дочку, ни кого-либо другого.

– Грязный лжец! – бросила она и пошла прочь.

На похороны девочки пришли почти все жители города. Индианки тоже. Явились даже две шлюхи, подбиравшие клиентов в «Игральных костях». Трасдейл слышал пение, когда справлял над ведром в углу большую нужду.

Шериф Баркли телеграфировал в Форт-Пьер, и спустя какое-то время в город приехал выездной судья. Им оказался щеголеватый молодой человек с длинными светлыми волосами, как у Дикого Билла Хикока[11], которого назначили на должность совсем недавно. Его звали Роджер Майзелл. Он носил маленькие круглые очки и проявил себя настоящим ценителем женского пола и в «Игральных костях», и в «Лучше не бывает», хотя и носил обручальное кольцо.

Поскольку в городе не было адвоката, который мог бы выступить защитником Трасдейла, Майзелл обратился к Джорджу Эндрюсу, владельцу торговых рядов, постоялого двора и гостиницы «Славный отдых». В свое время Эндрюс проучился два года в школе бизнеса в Омахе. Он согласился стать адвокатом Трасдейла, но только если мистер и миссис Клайн не будут возражать.

– Так спросите у них, – предложил Майзелл. Он сидел в парикмахерском кресле, и его брили. – И постарайтесь с этим не затягивать.

– Ну что ж, – произнес мистер Клайн, когда Эндрюс изложил цель своего визита. – У меня есть вопрос. Если не найдется человека, который станет его защищать, его все равно повесят?

– Это не будет американским правосудием, – ответил Эндрюс. – Хотя мы еще не стали частью Соединенных Штатов, но скоро станем.

– Он может как-нибудь выкрутиться? – поинтересовалась миссис Клайн.

– Нет, мэм, – ответил Эндрюс. – Не вижу, как такое возможно.

– Тогда выполняйте свой долг, и да благословит вас Господь! – заключила миссис Клайн.

Судебный процесс начался утром одного ноябрьского дня и завершился после обеда. Заседание проходило в зале городского совета, и вихри снежинок в тот день походили на тонкое свадебное кружево. Наползавшие на город серые облака предвещали бурю. После ознакомления с делом Роджер Майзелл выступал в качестве и прокурора, и судьи.

– Как банкир, берущий у себя кредит и себе же выплачивающий проценты, – заметил один из присяжных во время перерыва на обед в «Лучше не бывает».

Все были с этим согласны, но никто не считал, что это неправильно. В конце концов, так даже дешевле.

Прокурор Майзелл вызвал полдюжины свидетелей, и судья Майзелл ни разу не вмешался в их допрос. Первым показания давал мистер Клайн, последним – шериф Баркли. Дело выглядело простым. В полдень того дня, когда убили Ребекку Клайн, праздновали ее день рождения с тортом и мороженым. На праздник пригласили несколько подружек Ребекки. Примерно в два часа, когда девочки играли в «Прицепи хвост ослу» и «Стулья с музыкой», Джим Трасдейл вошел в «Игральные кости» и заказал порцию виски. На нем была шляпа. Виски он пил не спеша, а когда с ним разделался, заказал еще порцию.

Снимал ли он шляпу? Может, повесил на один из крюков возле двери? Никто не мог вспомнить.

– Только я никогда не видел его без шляпы, – сообщил бармен Дэйл Джерард. – Он с ней не расставался. Если он ее и снял, то, скорее всего, положил на стойку возле себя.

– Была ли шляпа на стойке после его ухода? – спросил Майзелл.

– Нет, сэр.

– Была ли она на крючке, когда вы запирали бар на ночь?

– Нет, сэр.

Около трех часов дня Ребекка Клайн вышла из дома в южной части города и направилась в аптеку на Мэйн-стрит. Мама разрешила ей купить конфет на серебряный доллар, полученный в подарок на день рождения, но велела их не есть, поскольку на один день сладкого было достаточно. Когда в пять часов Ребекка так и не вернулась домой, мистер Клайн и несколько человек отправились на поиски. Ее нашли на Баркерз-элли между стоянкой дилижансов и «Славным отдыхом». Задушенной. Серебряного доллара при ней не было. Когда убитый горем отец поднял девочку на руки, его спутники увидели широкополую кожаную шляпу Трасдейла. Она лежала под юбкой праздничного платья Ребекки.

Во время перерыва присяжных на обед со стороны стоянки дилижансов доносился стук молотков. Там, в девяноста шагах от места преступления, возводили виселицу. Работой руководил лучший плотник города, с подобающим именем Джон Хаус. Ожидался большой снегопад, и дорогу до Форт-Пьера занесет на неделю, а может, и на всю зиму. Держать Трасдейла в местной кутузке до весны никто не собирался. Это было накладно.

– Соорудить виселицу нетрудно, – сообщил Хаус зевакам, пришедшим поглазеть на работу. – С этим справится и ребенок.

Он рассказал, что люк, на который предстоит встать осужденному, откроется, когда специальный рычаг отодвинет удерживающую его балку. Балку специально смажут колесной мазью, чтобы все прошло как по маслу.

– Если уж делать подобное, то с первого раза, – объяснял Хаус.

После обеда Джордж Эндрюс вызвал для дачи показаний Трасдейла. В зале засвистели, но судья Майзелл положил этому конец, пригрозив очистить зал, если зрители не будут соблюдать тишину.

– Ты заходил в салун «Игральные кости» в день, о котором идет речь? – спросил Эндрюс, когда порядок в зале был восстановлен.

– Похоже, что да, – ответил Трасдейл. – Иначе бы меня тут не было.

При этих словах по залу прокатился смешок, который Майзелл тут же пресек, хотя и сам не смог сдержать улыбки и не стал делать второго предупреждения.

– Ты заказал две порции выпивки?

– Да, сэр, две. На большее у меня не было денег.

– Но ты быстро раздобыл еще один доллар! Разве не так, ублюдок? – выкрикнул Абель Хайнс.

Майзелл показал молоточком сначала на Хайнса, потом на шерифа Баркли, сидевшего в первом ряду.