Изнанка свободы - Алина Лис

За это маг тоже должен будет заплатить.

— Забудь, — тяжело повторил Умберто Рино. — Ее не вернуть, все равно, что мертва.

Он избегал называть дочь по имени даже мысленно. Слишком тяжело становилось на душе.

Эта тяжесть была с ним всегда с того хмурого утра. Крик «Отец!», надменная ухмылка мага и горечь бессильного унижения.

А после пришло отвращение к самому себе. Словно измазался в нечистотах, а теперь уже не отмыться. Он убеждал себя, что иначе было нельзя, но отвращение не проходило.

Герцог Рино умел не колебаться, принимая сложные решения. Его совесть была покладиста, она понимала слова «надо» и «для блага герцогства».

Но сейчас эта сука второй месяц не желала замолкать, и герцог не знал, как ее успокоить.

Прощальный взгляд Франчески — похожа, боги, как же похожа на Камиллу, прощальный поклон того, кто выдавал себя за Эйстера, так и стояли перед глазами.

Умберто Рино не привык сожалеть о сделанном.

Риккардо мотнул головой, и герцог понял — не забудет. Значит надо связаться с этим Бакерсоном, пока не поздно. Надавить, заставить отписаться, что обознался.

Очередная подлость, не сделать которую невозможно. Он не может лишиться последнего сына.

— Осмелюсь заметить, отец, что хоронить заживо — варварский обычай.

— Остришь? — зло спросил Умберто. — У Эйстера понабрался?

Риккардо побледнел, словно от оскорбления, и вскочил.

Умберто Рино вставать не стал. Сидел, рассматривая наследника, пока тот сжимал кулаки, в попытках обуздать свое возмущение.

Долгожданный первенец, ребенок Камиллы — младшая дочь герцога Мантерро, прекрасная, избалованная и взбалмошная, она так и осталась его любимой женой…

Щенок. Пока еще щенок. Лелеет придуманные обиды, мечтает перегрызть горло вожаку. Силен, пусть пока сам не знает своей силы. Отважен, не то, что жалкий трус — его брат, но слишком порывист.

И глуповат.

Нанял поверенных во всех крупных городах, разослал описание Франчески. Представляет себя спасителем из романов, не иначе. А как он будет отбирать сестру у чародея, способного за час уничтожить армию — об этом Риккардо подумал?

— Иди, — велел герцог. — У меня встреча в три часа.

Наследник от души стукнул дверью на прощанье.

Почти сразу после его ухода колокол на башне отбил три часа пополудни, и в дверь постучал секретарь.

— Ульрик ван дер Торк, ваше великолепие.

Дверь приоткрылась, впуская невысокого, подтянутого мужчину, по-военному коротко остриженного. Блестящие черные глаза и острый нос придавали ему неуловимое сходство с галкой, которое только усиливалось от странной, по-птичьи подпрыгивающей походки посетителя.

Он поклонился — вежливо, но без подобострастия. Герцог кивнул ему, как старому знакомому.

Он видел визитера второй раз в жизни. Первый случился две недели назад, когда Ульрик ван дер Торк прибегнув ко всем мыслимым и немыслимым уловкам, сумел миновать заслон из стражи, слуг и секретаря и прорвался на прием.

— Вы подумали над моим предложением, — утвердительно сказал он, останавливаясь напротив герцога.

Впечатление от военной выправки немного портила правая нога, отставленная в сторону, словно посетитель опасался опереться на нее.

— Что у тебя с ногой?

— Несчастный случай на охоте, — Ульрик заразительно улыбнулся.

— Не повезло, значит?

— Тому, на кого я охотился, не повезло куда больше, ваше великолепие. Его череп сейчас служит моей жене шкатулкой для булавок.

Герцог хмыкнул. Он знал, на какую дичь охотился ван дер Торк.

Двуногую и очень, очень опасную.

— Я обдумал твое предложение и согласен перечислять вам ежемесячно сотню золотых лир. Мой счетовод станет проверять, на что пошли деньги, так что будь готов предоставить ему бухгалтерские книги по первому требованию.

— Вы помните, ваше великолепие, что мы не даем никаких гарантий? — мягко уточнил посетитель. — Курия уже очень давно пытается решить эту проблему.

Герцог кивнул. Он хорошо помнил разговор, что состоялся две недели назад.

Посетитель был честен, и в его честности таился горький привкус безнадежности. Он обещал чуть больше, чем «ничего» — призрачную надежду на месть.

Эта честность странным образом подкупала.

— Пусть так, — Умберто Рино с размаху опустил сжатый кулак на подлокотник кресла и не ощутил боли. — Не останавливайтесь. На ублюдков с магическим даром надо надеть намордник!

Франческа

Я запуталась.

Знаю, что должна ненавидеть своего тюремщика, но пламя ненависти нужно кормить, иначе оно гаснет.

Элвин не делает ничего, чтобы поддержать мою ярость. Мне иногда даже хочется, чтобы он был груб — накричал, применил силу. Начни он меня сечь розгой, как грозился, я бы знала, что чувствовать.

Наверное, я заслуживаю презрения со стороны более стойких духом. Так быстро сломалась, уступила. Стоило бы проявить выдержку и непримиримость: не отвечать ему, надменно отворачиваться, встречая улыбку, всячески показывать, как мне противно его общество.

Стоило бы. Но я так не могу.

С ужасом вспоминаю первые недели в Рондомионе — одиночество, озлобленность, беспросветная тоска. Я хотела наказать Элвина, но наказала и себя не меньше.

Не хочу повторения. Презираю себя за слабость, но я слишком люблю жизнь. Между гордостью и радостью я выбираю радость.

«Мудрое решение», — сказал как-то Джанис. — «В компромиссе нет унижения».

Поэтому я разговариваю с тем, кто надел на меня ошейник. Смеюсь его шуткам. Еду с ним встречать рассветы Изнанки на горбатом мостике.

Кованое кружево перил, над замерзшей речушкой, небо в оттенках апельсина и сирени.

Театр, концерты, конные и пешие прогулки…

И он больше не пользуется властью, что дает ему ошейник.

Ему так не интересно. Сам признавался. Нет азарта.

«Какой смысл играть, если проигрыш невозможен?» — его слова.

Для него все — игра. И он редко проигрывает. Слишком редко.

Бывает, что мы ругаемся. Например, когда я пытаюсь настоять на своем. Точнее, это я ругаюсь и возмущаюсь, а он в ответ зубоскалит, как всегда. А когда ему надоедает, приказывает мыть полы или дает иную унизительную работу.

Он никогда меня не слушает! Почти как мой отец. Кажется, во всем мире для Элвина существуют только его желания, а мои не значат ничего.

Мужчины… с ними невозможно спорить.

Но когда мы не ссоримся, мне с ним так невероятно легко, хорошо и интересно!

С ним.

С нелюдем, который убил моего мужа и купил меня у моего отца. Надел ошейник, чтобы превратить в животное. Держит в плену и не собирается отпускать.