Скользящий странник (сборник) - Олег Рой

Книги Алины Белкиной с каждым днем становились все популярнее. Они подкупали своей искренностью и талантом – тем, что ни за какие деньги не купят гламурные дамочки, мечтающие увидеть свое имя на обложке столь же гламурных, как они сами, пособий об «искусстве быть красивой», грязноватых сказок о жизни за рублевским забором или сборника советов, как ловчее всего заманить олигарха в брачную ловушку. Алина обладала особым даром – душевной раскрепощенностью, которую ярко проявляла в своих романах. Именно поэтому они находили в душе у читателей отклик, созвучный их собственным переживаниям, и становились бестселлерами. В двадцать шесть лет Алина Белкина была одним из самых читаемых отечественных авторов. И почти счастливым человеком. Почти.

Определенный диссонанс так или иначе в жизнь Алины вносила ее мама. Похоже, за время детства и юности Софья Альфредовна так «завоспитывала» свою дочь, что та сразу после окончания университета сбежала из родительского дома. Иными словами, Алина привела в порядок квартиру, доставшуюся ей в наследство от бабушки, и перебралась жить туда. Но такая незначительная деталь, как обитание под разными крышами, маму не останавливала. И на расстоянии она продолжала учить жизни свою непутевую дочь, которая, как уверена была Софья Альфредовна, без ее ценных указаний и шагу не могла ступить, не наделав непоправимых ошибок. Но если еще года два-три назад маму, по большей части, волновала дочкина оголенная поясница, ее режим дня и питания, содержимое холодильника и вообще, как она выражалась, «неуклюжий быт», на поддержание которого у Алины просто не было времени, то с некоторых пор главной заботой Софьи Альфредовны стала личная жизнь дочери. Эта тема нещадно эксплуатировалась чуть не каждый день – и по телефону, и во время личных встреч.

– Детка, не пора ли тебе перестать жить в вымышленном мире и вернуться в реальную жизнь? – спрашивала она.

– У меня все нормально, мама, – пыталась отбиваться дочь. Но куда там! Если уж Софья Альфредовна садилась на своего любимого конька, ее ничем нельзя было остановить.

– Доченька, тебе уже двадцать шесть лет! Пришло время задуматься о семье, о детишках. Женский век так короток! Между прочим, в мое время молодых мам твоего возраста акушеры уже называли старыми первородками.

– Ужасно звучит! – морщилась Алина. – Точно про корову…

– А я что тебе говорю! Пора, пора обзаводиться детьми. Или хотя бы замуж выйти. Посмотри на своих подруг. Кира уже второй раз развелась, а ты все никак в ЗАГС не сходишь. Да и вообще, я не понимаю, как ты можешь писать любовные романы, толком не имея опыта в отношениях с мужчинами? Эти твои кавалеры… Димка, Женька, да этот, как его там… в картошке который копается… А, вспомнила, Антон – это ж просто курам на смех, а не женихи! Они даже ухаживать за тобой не умели, я уже не говорю о хороших манерах – когда приходишь в гости, приноси маме букет цветов. Ладно, обойдусь я как-нибудь без них, свои в горшках выращиваю, но, скажи мне, сколько можно витать в облаках и создавать героев, которых нет на всем белом свете? Алиночка, ау, пора вырасти из детских фантазий и завязывать с любовными романами, которые существуют только на бумаге! Главное предназначение женщины – это семья, а не работа.

– Мам, тебе хорошо так говорить, тебе с папой повезло, – возражала Алина. – Ты за ним всю жизнь живешь как за каменной стеной и горя не знаешь. Но сейчас-то мужчины совсем другие! Вот ту же Киру послушать, что про первого ее муженька, что про второго… Не то что замуж, из дома выходить и видеть мужчин – и то не захочешь.

– Мало ли что рассказывает Кира! – парировала мать. – И потом, ей хотя бы есть о чем рассказать. А у тебя весь жизненный опыт этот… как его… слово еще такое ваше, современное… Вспомнила, виртуальный. Вот. Когда мне было двадцать шесть, я уже пять лет как была замужем за твоим отцом, три года как тебя воспитывала. А ты все работаешь и работаешь, не в офисе, так над книгами своими – света белого не видишь. А работать должен мужчина. Женская обязанность – хранить тепло семейного очага, детей растить. Неужели ты решила без внуков меня оставить? Я так мечтаю понянчить деточек, пока еще не совсем старая, пока есть силы. А то ведь так, не дай Бог, и помру, не дождавшись внучат. – Софья Альфредовна театрально промокала кружевным батистовым платочком уголки глаз – очень осторожно, чтобы не смазать косметику. Разговоры о смерти были, конечно, чистым шантажом. Моложавость, которой Софья Альфредовна поклонялась, как язычник идолу, проявлялась во всем: в прическе с идеально уложенными золотистыми локонами, в губной помаде с перламутровым блеском, в стильной одежде, обтягивающей все еще стройную, хотя и без былой грации фигуру.

– Ну, мам, хватит уже, – отмахивалась Алина.

– Нет, не хватит! Я только начала! – недовольно произносила Софья Альфредовна, беря в руки одну из дочкиных книг и зачем-то размахивая ею. – Эти твои книги – не что иное, как косметика для души! Только учти: пудрой можно скрыть недостатки кожи, но ею нельзя запудрить собственную жизнь! Это все твой отец виноват, прости господи! Баловал тебя, потакал тебе во всем – ах, Алиночка, она у нас талант! И что из этого вышло? Вот, послушай… – И мама открывала книгу и зачитывала вслух первую попавшуюся страницу: – «Он был похож на летний день, который хочется испить до дна. С этим мужчиной я была готова отправиться на край света, растить и воспитывать наших детей, любить и заботиться о нем так, как солнце наполняет жизнью редкий цветок…»

– Тебе не нравится, как написано? – напрягалась Алина. – Думаешь, слишком банальный образ?

– Да я не о том! – восклицала мать. – Алиночка, солнышко мое, ну сколько можно переводить чувства на бумагу? Очнись, детка моя!

– Я даю людям надежду, – резко отвечала Алина.

– Да при чем тут люди? Ты просто сочиняешь сказки… Для самой себя, – вздыхала мама и направлялась инспектировать дочкин холодильник.

Алину не обижало ироническое отношение матери к ее творчеству. Она привыкла, что далеко не всем людям дано наслаждаться красотой описаний и гаммой изысканных чувств, которые переживали ее герои. Немало находилось людей, особенно в Интернете, кто откровенно смеялся, и иногда очень зло, над стилем Белкиной, называл ее произведения «розовыми соплями в сахаре» или подобными, столь же неприятными словами. Алина научилась игнорировать такие отзывы, быть выше их, просто не замечать – ну чем она может помочь людям, напрочь лишенным чувства прекрасного? Да ничем.

Но вот подобные разговоры с мамой ее раздражали. И потому, что Алина никак не могла взять в толк, зачем, собственно, маме внуки? Все равно ведь не будет с ними сидеть. У мамы и своих дел невпроворот – то портниха, то маникюрша, то выставка в Царицыно, то премьера во МХАТе… Но главное было даже не в этом. Софья Альфредовна разговаривала с дочерью так, точно у дверей Алины дневала и ночевала длинная очередь поклонников, сплошь звезды и олигархи, из которых капризная невеста упорно не желала выбрать подходящую кандидатуру. На самом же деле все обстояло по-другому. Алина была бы ничуть не против завести счастливый роман в жизни, а не в воображении – но что-то никак не получалось…

Всю жизнь Алина выбирала не тех мужчин. Все объекты ее влюбленностей чем-то напоминали ту эстрадную звезду, которой был посвящен розовый дневник времен ее детства, – все такие же потрясающие и такие же недоступные. В подростковом возрасте Алине ничего не стоило влюбиться в персонажа фильма или книги, а то и вовсе в фотографию из журнала. Полгода она вздыхала по соседу из третьего подъезда, обладателю спортивной накачанной фигуры и спортивной красной машины «Форд Мустанг», еще месяцев восемь – по старшему брату своей одноклассницы, молодому, но уже известному популярному телеведущему, которого увидела на дне рождения этой самой одноклассницы. С каждым из них она переживала яркий роман – с красноречивыми взглядами, поэтическими признаниями, пылкими страстями, ревностью, бурными объяснениями и драматическими разрывами. Но, разумеется, все эти романы происходили только в ее воображении.

Первым осязаемым, из плоти и крови, ее возлюбленным стал известный актер, звезда телесериалов. Семнадцатилетняя Алина уже давно вздыхала по нему, а тут узнала, что папин друг, журналист, пишущий о кино и театре, будет брать у этого актера интервью. Она упросила, буквально умолила взять ее с собой на интервью, и когда, робко следуя за журналистом, вошла в гримерную за полчаса до начала спектакля и увидела своего кумира «живьем», то забыла даже собственное имя. Видимо, все ее чувства так ярко отразились на хорошеньком личике, что актер не сумел (ну, или не захотел) остаться равнодушным. Правда, хватило его интереса к ней меньше чем на месяц – но это был чуть ли не самый насыщенный месяц в жизни (в реальной жизни, если быть точным) Алины Белкиной. За это время она открыла для себя интимную сторону отношений мужчины и женщины, за это же время поняла, что роман с подобным человеком предоставляет лишь небогатый выбор – или стоит закупить на оптовом складе несколько ящиков бумажных носовых платков, или сжать всю душу в кулак и научиться спокойно жить до следующего телефонного звонка, ни о чем не думая, не тревожась и не переживая. Но последнего Алина не умела – и потому носовых платков, которыми она весь этот месяц вытирала слезы, было изведено немало. Особенно тогда, когда звонки от знаменитости на ее мобильный телефон вдруг прекратились. Случиться с ним ничего не могло – о таких вещах сразу бы стало известно прессе. Значит, оставалось признать – ее самым что ни на есть банальным образом бросили. Три дня Алина ревела белугой – а на четвертый села за компьютер и на одном дыхании написала один из лучших своих рассказов, тот самый, который так понравился потом редактору глянцевого журнала…