Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ) - "Волосинка на губе"

Разбитый полностью. Казалось, даже не дышал. На него невозможно смотреть без боли в сердце, настолько он опустошён. Гермиона не знала, как вылечить его раны. Не знала, с какой стороны подойти к этому. Впервые — не знала.

Гарри вздрогнул от того, что перед ним упала пачка фломастеров. Тех самых, что выиграла Пенси на викторине магловедения. Грейнджер смотрела на это округлившимися глазами. Смотрела на то, как Паркинсон села напротив ничего не понимающего друга. Смотрела на то, как она сняла с плеча сумку и сбросила её на пол, протянула ему чистый лист пергамента и спокойным будничным тоном сказала:

— Рисуй.

Гермиона замерла, чувствуя себя шпионом, подсматривающим сквозь эту щель.

— Не понял, — он чисто механически потянулся к фломастерам и раскрыл пачку.

— Теперь я буду тебя спасать, Поттер, — ухмыльнулась Пенси, обнажив ровный ряд зубов. — Достаточно с тебя. Рисуй.

Гарри поднял бровь и издевательски посмотрел на неё. Вытянул руки вперёд ладонями вниз. Тремор заметен. Сложно не увидеть это.

Паркинсон достала красный фломастер. Не обращая ни на что внимания, она вложила его в ладонь Гарри и сжала своей рукой, а потом поднесла к пергаменту.

— Рисуй.

Он растерялся. Это заметно. Сглотнув, вытер свободную руку о брюки. Всегда делал так, когда они потели. Гарри нервничал.

— Я не знаю, что рисовать, — обречённо пробормотал он.

Пенси приподняла голову, будто задумываясь над чем-то, и цокнула языком, возвращая взгляд в зелёные глаза напротив.

— Я люблю оленей…

И это звучало так двояко, что Гермиона чуть не выронила учебник. Ей срочно нужно уйти. Ей точно не стоило слушать. Не стоило смотреть. Не стоило…

Но боже. Этот эффект, который производила на Поттера Пенси, был впечатляющим. Завораживающим. Непередаваемым.

И Гарри начал рисовать. Он вывел дрожащую линию, которая тут же превратилась в извилистую, ещё секунда — и появились рога, а вскоре и тело. Паркинсон несмело убрала свою руку и смотрела на него, пока Поттер вырисовывал её «я люблю оленей».

Грейнджер листала учебник. Её щёки горели. Она ненавидела себя за то, что позволяла себе остаться и быть свидетелем этой картины. Она читала текст и совершенно не понимала смысл, потому что перед глазами мелькала лёгкая улыбка друга.

Чёрт возьми.

Паркинсон невероятна.

— Как ты понял, что это я тебя поцеловала в ту ночь? — прилетело прямо в помеченный зигзагом лоб Гарри.

Как пуля.

Навылет.

Он, не прерывая процесса, не глядя на слизеринку, точно так же без осечки ответил:

— Из всех девушек тогда только ты пользовалась красной помадой. Это я понял только глядя в зеркало.

Гермиона сделала шаг назад, вжимая голову в плечи и ругая себя за собственную глупость. Ей нужно уходить. Но голос Пенси отрезвил её, словно пощёчиной.

— Не замечала за Грейнджер, что она любит подслушивать…

Вот тогда-то она побежала, извинившись перед ними с красным лицом.

✘

Середина октября наступила так же быстро, как и первые зачётные задания первого учебного семестра.

Слизнорт ворковал над двумя котлами на преподавательском столе. В классе душно и жарко. Гермиона чувствовала, как противно чесалась вспотевшая шея, а ещё чувствовала на себе взгляд.

Она ударилась о его галечный холодный оттенок глаз прямо напротив себя. Малфой за её столом работал в паре с Забини. Помешав зелье в котле своей палочкой, он приказал ложке продолжать крутиться.

Грейнджер игнорировала его. Правда, пыталась. Но кожа шипела от его простреливающего насквозь взгляда. Она не выдержала.

— Что? — шепнув, посмотрела вперёд, не заметил ли Слизнорт.

Драко смотрел на её руку, крепко сжимающую ложку над котлом.

— Ты сейчас капнешь… — он приподнял бровь.

Гермиона нахмурилась и только сейчас поняла, что на её пальце проступила кровь и уже скатывалась к ногтю. Она резко убрала руку и сунула палец в рот. Взяв ложку в другую руку, она продолжала работу над зельем как ни в чём не бывало. Малфой хмыкнул. Она неотрывно обсасывала палец, чувствуя горечь на языке. И ничего другого не нашла, как ответить ему:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Спасибо…

Он больной.

Да. Именно это она думала, когда смотрела на него. Тёмные круги под глазами стали ещё заметнее. Острые скулы, о которые, казалось, можно было порезаться, проведя по ним рукой, чётко выделялись. Весь его вид был болезненным. Грейнджер смотрела на его расстёгнутые верхние пуговицы, заметив, как под воротником ползла капля пота. И будь проклята жара в классе и эта капля, Гермиона следила за ней, пока та не скрылась под тканью.

Он её, конечно же, поймал — своим возмущённым взглядом. Уколол в ответ ядовитой полуулыбкой. Он знал, что привлекателен. Конечно же, знал. Наверняка думал, что и она попалась в эту ловушку, о которой говорили многие девушки в школе.

Гермиона хотела думать, что она «не такая». И: «это другое, как вы не понимаете».

Простой интерес?

Она прикусила губу. Господи. Какой интерес может быть к капле пота на его шее? Этот диссонанс ударил её где-то внутри острыми крыльями мотыльков, разрывающих солнечное сплетение. Гермиона ненавидела себя. Ненавидела, потому что сравнивала Драко и Рона.

Она начала это делать тогда, когда вернулась в школу. Сравнивала Рона с парнями, которые проявляли к ней интерес. С прошлыми отношениями всё было кончено ещё на тех качелях, той ночью, когда было произнесено:

«Я уезжаю с семьей во Францию».

Гермионе пытливо хотелось узнать, каково это — понять, что рядом с ней будет кто-то другой. Не милый с хриплым смехом и россыпью веснушек на лопатках, не с вечными шутками и заботой. Не с именем Рон…

Каково это?

Она чувствовала флирт со стороны. Чувствовала, как на неё смотрели. Она знала это. Парней легко угадать. Парней, но не его…

Малфой — нечто иное.

Он будто соткан из защитного слоя балаклавы. Ему не нужно это, она знала.

Знала только потому, что он показал свой ад внутри. Такие шрамы почти не затягивались. Даже если суметь их вылечить — Малфой этого делать не хотел. У него просто не осталось сил на другое. На светлое и лёгкое. Потому что в его жизни ничего лёгкого не было. Чёрт возьми, она и это теперь знала.

Она перевела на него взгляд полный настоящего твёрдого льда, который вот-вот начнёт таять от собственной же печки в голове. Осталось только подкинуть дрова… Драко закатил глаза в ответ на очередную шутку Блейза, совершенно игнорируя её взгляд, будто не хотел смотреть в ответ. Но дьявол… ей хотелось.

— Мистер Малфой, не могли бы вы продемонстрировать классу, как переливать зелье из котла в котёл?

Слизнорт вовремя обрубил нить мыслей в её голове. Грейнджер смотрела, как Драко обошёл парты и остановился напротив котлов. Она видела, какое внимание он вызывал. Осторожное. Наверное, так бы она его описала.

Малфой зачесал чёлку назад, открывая лоб, и быстрым движением закатал рукав. Один, второй — и вокруг разнёсся шёпот. Он ничего не понимал, глядя на класс. Увидев, куда они смотрели, только потом он сделал то же, что и все.

Драко мазнул взглядом по собственной метке на предплечье, чернеющей кляксой безумца, который её оставил. Как проклятый подарок, от которого не избавиться даже после его смерти.

Он с хрипотцой усмехнулся и наконец оживился. Взяв пробирку и палочку, он продемонстрировал то, как легко ему справиться с таким заданием.

Колокол оповестил о завершении урока зельеварения, оставаясь приглушённым биением эха в ушах. Грейнджер не выдержала. Она ушла сделать то, что должна. То, что нужно, чтобы сбросить груз вины.

Хотя бы попытаться…

✘

Холод в хижине пересчитывал кости. Грейнджер сидела в углу на скомканной мантии, но даже так ощущала прохладу пола и гуляющий повсюду сквозняк.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ей казалось, что он не придёт. Не сегодня. Было ли вообще у Малфоя расписание появлений здесь? Каково ему было приходить сюда, лежать на полу, загибаясь от боли, и выть хором со стенами этого дома?