Викинги. Походы, открытия, культура - Георгий Ласкавый

Предосторожность оказалась нелишней. Некоторое время спустя, во время одной из встреч для меновой торговли, был зарублен туземец, пытавшийся похитить что-то из оружия. С этого момента появляться за пределами укреплений стало рискованно. Тем не менее, лишь на исходе третьего года своего пребывания в Винланде, колонисты решились покинуть благодатную, но оказавшуюся столь негостеприимной, землю. На своих кораблях они доставили в Гренландию строевой лес, меха, виноград и виноградные лозы, прихваченные в надежде, что они приживутся на родине, а также двух юных «скрелингов».

Очередная экспедиция в Винланд была предпринята в 1011 году (по другим источникам, около 1020 года) по инициативе Фрейдис — весьма энергичной особы, приходившейся Лейву Эйриксону сводной сестрой. На североамериканском побережье гренландцы провели год, после чего возвратились в Браттахлид с грузом строевой древесины.

Попытки создания постоянных поселений предпринимались не только в Винланде. Остатки возведенных норманнскими колонистами долговременных жилищ и хозяйственных построек обнаружены на оконечности северного выступа острова Ньюфаундленд и на полуострове Унгава, в северной части Лабрадора. Известны случаи, когда скандинавы оседали на североамериканском континенте несколько иным образом…

В 20-х годах XI века, — сообщает одна из исландских саг, — жестокий, продолжительный шторм много дней гнал корабль исландского викинга Гудлейва Гуннлаугсона, пиратствовавшего возле Ирландии, на юго-запад. Наконец судно было выброшено на неизвестный берег, обитатели которого поспешили захватить измученную команду. Жизнь мореходов висела на волоске, и спасло их лишь неожиданное появление бывшего викинга Бьерна Брейдвикингаканне, который много лет назад прибыл сюда, поселился среди туземцев и приобрел там высокий авторитет. Его вмешательства оказалось достаточно, чтобы пленникам разрешили беспрепятственно отплыть в Исландию…

Неудача с организацией поселения в Винланде не означала, что дорога туда была забыта. Плаванья в эти края с торговыми и промысловыми целями, а, возможно, и для охоты за рабами, несомненно, имели место. В 1059 году в «Страну винограда» прибыл даже исландский епископ Йон, поплатившийся здесь жизнью за свою попытку обратить «скрелингов» в христианство.

Поселение на полуострове Унгава служило идеальным опорным пунктом для продвижения скандинавов в Гудзонов залив. Их охотничьи заимки — «нордсета» — появляются на островах, расположенных у входа в него. Спускаясь на юг вдоль восточного побережья, норманны достигли залива Джеймс. Отсюда по реке Олбани и ее притокам они проникли до озера Нипигон (под 50 градусами северной широты), на юго-восточном берегу которого было обнаружено скандинавское погребение. Можно совершенно уверенно утверждать, что честь открытия Великих Американских озер, к системе которых относился и Нипигон, по праву принадлежит норманнам.

История скандинавских колоний в Северной Америке была недолгой. Даже по самым смелым предположениям они прекращают свое существование не позднее чем в XII веке. Большая часть поселений, постепенно приходя в упадок, в конце концов, была покинута обитателями, возвратившимися в Гренландию. Вероятно, были и такие, что пали жертвой нападений аборигенов. Но если судьбу североамериканских поселений норманнов можно назвать печальной, то участь гренландских колонистов выглядит поистине трагической.

Утеря в 1262 году независимости Исландией (а именно через нее осуществлялась связь с Европой) положила начало процессу изоляции гренландцев от внешнего мира. Положение усугублялось наступлением с середины XIII века периода общего похолодания (так называемый «малый ледниковый период», длившийся до середины XIX века), приведшего к резкому снижению продуктивности хозяйств. Около 1350 года пустеет «Западное поселение», не более чем полтора столетия спустя — «Восточное». Что случилось с их обитателями? Были ли они перебиты эскимосами, или ассимилированы ими? Вымерли ли от жестоких морозов, или болезней? Покинули ли остров и достигли Северной Америки или погибли в пути?

Эти вопросы пока еще не находят ответа…

Глава VI

Оседлавшие гребни волн

Дева, глянь, вот стройныйЧелн на волны спущен,Бьет струя в одетыйСталью борт драконий,Горит жаром гриваНад груженым лономЗмея, и злаченыйХвост блестит на солнце

Истинным символом «движения викингов» с полным правом должен считаться боевой корабль, уносящий суровых воинов Страны фьордов в морские дали на поиски богатства и славы, или героической смерти в бою. Для скандинавов их суда всегда означали нечто большее, нежели обычное транспортное средство. В дальних походах корабль служил викингу домом, кладовой пожитков и добычи, а после кончины своего владельца становился для него последним прибежищем на пути к чертогам Отца Богов — Одина.

Те, кто был рангом пониже, отправлялся в мир иной на небольшой ладье. Вовсе обделенные судьбой и богатством, по смерти удостаивались такой же чести, пусть даже символически, — горстью ладейных заклепок, оставленных при погребении, или подражающей очертаниям судна, редкой булыжной обкладкой места захоронения.

Викинги считали свои суда чем-то вроде живых существ. «Морской конунг» Фритьоф утверждал, что принадлежавший ему корабль, который назывался «Эллиди», обладал способностью понимать человеческую речь. Это был воистину культ корабля, уходящий корнями в темные века эпохи бронзы.

И, тем не менее, еще сравнительно недавно, судить о том, что собой представляли суда викингов, позволяли лишь изображения на каменных стелах Скандинавии и гобелена из нормандского города Байе, да содержащиеся в сагах отрывочные описания. Только череда археологических открытий, начавшаяся с 1880 года, позволила, наконец, получить точные данные о конструкции и облике боевых кораблей норманнов, а также проследить их эволюцию.

В июне 1920 года норвежский фермер Йохан Квальзунд, владелец одноименного хутора к югу от города Берген, при разработке торфяника наткнулся на груду деревянных обломков, оказавшихся, как позднее установили специалисты, деталями малой ладьи и достаточно крупного корабля, получившего в литературе название «судно из Квальзунда». Его параметры, установленные при реконструкции, оказались следующими: общая длина достигала 18 метров, наибольшая ширина — 3,2 метра, высота борта (включая киль) в средней части составляла 0,9 метра. Каркас корпуса включал массивный, Т-образный в поперечном сечении, дубовый килевой брус, к которому горизонтальной накладкой крепились круто вздымающиеся вверх форштевень и ахтерштевень[61], вытесанные из цельных кокор[62] той же древесины, и 13 шпангоутов[63], на изготовление которых пошли сосновые кокоры.

Обшивка, выполненная в клинкер (внакрой), включала 8 поясов, составленных из дубовых досок шириной 24–30 сантиметров, имеющих с внутренней стороны клампы — выступы для состыковки со шпангоутами. Крепление с килем и между поясами обеспечивалось рядами железных заклепок с клинк-шайбами четырехугольной формы. Щели конопатились шерстью, пропитанной смолой или другой клейкой массой. К шпангоутам пояса обшивки с первого (от киля) по шестой крепились прочной «шнуровкой» через высверленные в клампах отверстия, придававшей корпусу эластичность, необходимую для противостояния сильным ударам волн. Для обеспечения продольной прочности шестой, уже «прошнурованный», и седьмой пояса прикреплялись к шпангоутам деревянными нагелями[64], а восьмой, планширный[65] — железными, с клинк-шайбами.

Дополнительно усиливали конструкцию уложенные у шпангоутов, на уровне стыка 4 и 5-го поясов обшивки, легкие поперечные балки, служившие одновременно лагами предшественника палубы — донного настила, и 11 банок — скамеек для гребцов с вертикальными подпорками — пиллерсами, установленными на уровне седьмого пояса.

Ходовую часть составляли 10 пар весел длиной 3,1 метра, струганных из ели. Перед рукоятью каждого имелось утолщение — противовес, облегчающий греблю. По обоим бортам, на планшире, деревянными нагелями было закреплено соответствующее количество скарм — уключин, вырезанных из дубовых развилок. Каждая скарма имела отверстие для пропуска, удерживающего весло ремня. Устойчивость «судна из Квальзунда» позволяла нести и парусную оснастку, но использовать ее можно было лишь при слабом ветре, поскольку высота надводного борта составляла всего 0,5–0,6 метра.

Управлялся корабль вытесанным из дуба рулевым веслом-лопастью длиной 2,54 метра, снабженным румпелем[66]. Рулевое весло располагалось у последнего кормового шпангоута с правой стороны и удерживалось крепежным ремнем, проходившим сквозь конусовидный упор-клоц на внешней стороне корпуса и борт.