Жена Майкла - Марлиз Миллхайзер

Вздохнув, он нетерпеливо отбросил кепи, присел рядом. Рослый мужчина в заставленной мебелью палате с нежеланной женой, от которой легко может избавиться законным путем, но он выполняет нравственный долг, заботится о сумасшедшей… Уже не в первый раз Лорел пожалела его.

Встретились на маленьком туристическом маршруте в горах Колорадо. Я с друзьями путешествовал, а ты с подружками-учительницами. Стояли мы втроем перед уличным лотком, ели горячую сладкую кукурузу. — Майкл потер морщины на лбу и откинулся на спинку дивана. — Вид у тебя был довольно трогательный, на подбородке висела капля растаявшего масла. Подружки твои пухленькие, глупенькие туристки заливаются хохотом, стоило к ним обратиться мужчине. Но ты держалась свободно, естественно, говорила тихо. В конце концов, после долгой пустой болтовни, наши группки объединились и вместе отправились гулять в парк, угостились там сладкой кукурузой, сэндвичами, а вечером в Денвере — пивом и пиццой. Довольно естественно мы разбились на пары, ты оказалась со мной.

— А какой я была?

— Волосы покороче, юбка подлиннее. Тихая, мечтательная. Я не анализировала тебя, хотя, может, как раз следовало.

— Как получилось, что мы поженились?

— Кто ж знает… такое просто случается. Наша часть стояла у Денвера. Встречались мы с тобой частенько, почти год, нам нравилось бывать вместе. Я и решил, что хочу, чтобы ты всегда была со мной. И мы поженились. Сняли квартиру рядом с твоей школой и…

— Погоди… мы любили друг друга?

Майкл зажег новую сигарету, но не затянулся, а просто уставился на горящий кончик.

— Любить, Лорел, глупое слово. Люди пользуются им, чтобы прикрыть сильные чувства или отсутствие их. Лично мне неведомо, что оно означает. Помню чувство гордости за тебя, ответственность… почему-то ты казалась ранимой… тебе словно бы требовалась защита. Мне было хорошо с тобой, по-другому, чем с другими. Не знаю, может, это и было началом, из которого что-то могло вырасти…

— А я? Любила тебя?

— Казалось, что да. — Майкл отвел глаза от сигареты и уставился в потолок. Тоже считал дырочки, чтобы не потерять терпение? Лорел чувствовала, как ему не терпится сбежать от нее, от событий, которые ей хотелось вспоминать, а ему — забыть.

— По-моему, сначала у тебя была школьная влюбленность в меня. В свои двадцать четыре ты была, скорее, девчонкой, чем женщиной. Так мне помнится теперь. А как оно было на самом деле, не знаю.

— Я была… неуравновешенной? — Лорел наблюдала, как на щеке у него задергался тик. Вот-вот Майкл сорвется.

— Иногда казалась подавленной происшествиями в школе. Ты очень активно участвовала в жизни своих учеников, их семейных проблемах. Мне казалось, от того, что ты хорошая учительница, чувствительная натура. Очень расстраивалась, когда я уехал во Вьетнам. Но и это представлялось вполне естественным. Едва я приехал туда, как ты написала, что беременна. В письмах особого счастья не прочитывалось. Мелькала бредовая идейка, будто ты не хочешь ребенка. Не хочешь, чтобы он жил в мире, где умирают от голода… всякое такое… но потом, вроде бы, смирилась. До последнего письма…

— Ты сохранил его?

— Нет. — Взяв кепи, Майкл встал у двери. — Я уже объяснил врачу, Лорел.

— Погоди! Скажи, что было в последнем письме?

Майкл вытер лоб платком.

Почта работала тогда не лучшим образом, — тихо, сдержанно, четко продолжал он. — В письмах ты требовала, чтобы я приехал домой. Ты боишься. Я посоветовал тебе — вызови мать ко времени рождения ребенка. Но в последнем письме ты написала, что вообще ничего не сообщала ей. Полное истерики письмо.

На следующий день со мной связался Красный Крест. Они желали узнать, как поступить с Джимми. Я дал им адрес твоих родителей и написал в больницу. Мне ответили: медсестра видела тебя, ты уходила по собственной воле. А через два года звонок из мотеля Феникса. Моя давно исчезнувшая жена… Ладно, Лорел… мне пора. — И он улетучился, не успела она и рта раскрыть.

Лорел оставалось сидеть, стараясь переварить факты, пока не заглянула медсестра напомнить: пора спать. Пожалуй, что в суде Лорел сказала правду…

— Ой, как он сегодня долго, правда? — Сестра принесла белую бумажную чашечку с таблетками для Лорел: желтая для сна, розовая для счастья. Или наоборот? — Как вы ухитрились поймать такого мужчину?

Отчего это у людей, с плохими зубами всегда такие широкие улыбки? — размышляла Лорел, наблюдая, как сестра застилает ей постель — мягкий намек.

— Маслом на подбородке, — буркнула Лорел и заперлась в ванной.

В постели она проглотила таблетки и, решив отвлечься, включила десятичасовые новости. Студенты в Темпи сражались с полицией (в сущности полиция наблюдала, как студенты выдрючиваются перед телекамерой).

На границе грандиозная операция «Перехват» оборвала провоз наркотиков из Мехико. Оборвала она и автодвижение — длинные вереницы машин тянулись к Ногалесу, пока полицейские искали марихуану, героин, амфетамины и барбитураты.

Жаркое лето закончилось. Туристы и хиппи потянулись в пустыню. Ходили слухи, что в Аризоне опять появился Джон Баптист, с надеждой организовать студенческие демонстрации у воздушной базы Льюка в знак протеста против обучения там убийц и отравителей воздуха и того факта, что вывод войск президентом из Вьетнама — всего лишь символическая подачка неудовлетворенным элементам общества, а не конец американского вмешательства. Фото на экране показало долговязого нескладного молодца с бородой, кудрями по плечи, в огромных очках в проволочной оправе. Монашеская ряса на нем смотрелась нелепо. Не скажешь, что такой сумел кого-то на что-то подвигнуть.

Инфляция еще тлела, и младенцы во Вьетнаме с раздутыми животами и запавшими глазами по-прежнему умирали от голода.

Лорел зевнула, хихикнула и пожалела, что не может угостить угрюмого репортера таблеткой для счастья. Тот с трудом одолевал помпезные слова и длиннющие предложения.

Зато метеоролог лучился улыбками, поздравляя Аризону с дивным зимним сезоном, точно и в помине не полыхало над ней обжигающе жаркого лета.

Повернувшись на бок, Лорел заснула. Под утро ей приснилось, что у Джимми раздутый животик, пустые глаза; исхудалые ручонки тянутся к ней с мольбой о еде, и она обыскивает разбомбленное бежевое бунгало в поисках еды для него, чувствуя боль слишком реальную для сновидения — еды нет, а малыш не понимает этого. Когда она проснулась, солнце уже заливало палату (она плакала в подушку, чтобы не услышали и не оставили тут из-за вернувшейся депрессии).

В утро своего освобождения Лорел оделась тщательно, гадая, в каком платье была та давняя Лорел, с каплей масла на подбородке, в день знакомства с Майклом.

Приехал за ней не Майкл, и на лице ее, наверное, когда влетела Майра, отразилось разочарование.

— Мальчики сегодня летают, придется тебе примириться со мной, — выпалила Майра. В голосе у нее теплота, пухленькая мордашка играет ямочками. — Ну как ты, Лорел? Я соскучилась по тебе, и Джимми тоже.

— Он с тобой? — Лорел наклонилась поднять сумки, пряча слезы в глазах.

— Нет, я их с Колин оставила. Ты уже выписалась? Как тут оформляется?

— Я готова.

Ранний октябрь, солнце дарит мягкое тепло, воздух свободы сладок и восхитителен, на улицах толпы народу. Веерообразные тени от пальм искажали лица проходивших под раскидистыми, тихонько покачивающимися листьями.

— Сюда. Я чуть подальше припарковалась. Так долго добираться пришлось из-за этих баррикад!

— Каких баррикад?

— Да ты разве не слыхала новостей? Губернатор утром вызвал национальную гвардию!

— Из-за студенческих беспорядков?

— Ну да! В Темпи не протолкнешься.

Майра остановилась у красной спортивной машины с открытым верхом.

— Вот и пришли! Как тебе машинка?

— О, у тебя новая? Красивая какая:!

— Еще бы! Только она — твоя! Прибыла вчера. Но за руль тебе пока нельзя, сначала надо лицензию получить.

— Моя?!

— Подарок тебе от мужа! Немножко шикарная для езды по магазинам. И как мы весь твой багаж сюда втиснем, не представляю! Но я бы тоже не отказалась от такого подарочка! — Майра умудрилась запихать сумки в маленький кузов и повернулась, хохоча, к Лорел.

— Потрогать-то, так и быть, разрешается!

— Майкл объяснил — почему?

— Мужчина дарит тебе новехонький «ягуар», а тебе еще расскажи, что да как! — Майра закатила глаза. — Мой тебе совет — бери и заткнись.

Накалившаяся на солнце черная обивка обжигала голые ноги. От машины пахло новой краской и настоящей кожей. Мотор мощно рокотал. Лорел даже не верилось. Что это нашло на Майкла?

Неловкое молчание опустилось по пути домой. Лорел приходилось придерживать волосы, пока «ягуар» мчался в потоке городского транспорта, мимо оросительных каналов и через Глендейл. Каждая минута приближала ее к Джимми.