Объемный взрыв - Евгений Филенко

– Это мы-то враждебное окружение? – поразился Ниденталь.

– Именно так он вас воспринимает, – утвердительно сказал капрал Даринуэрн. – Постоянные неудачи в интеллектуальных играх, где он прежде основательно полагал себя экспертом. Недобрые взгляды. Неприкрытая ирония…

– Похвально, что вы с таким старанием защищаете своего командира, – злобно процедил Оберт. – Но капитан Ктелларн просто психотик на стадии формирования. Все признаки акцентуации личности по истероидному типу. Даже с поправкой на типический эхайнский темперамент. – Он помолчал и вдруг объявил с удивлением: – У меня стойкое ощущение, что вы… гм… простой солдат, поняли значение всех употребленных мною терминов.

– Эхайны по-разному используют избыток свободного времени, – промолвил капрал рассудительно. – Кто-то медитирует. Кто-то чистит оружие и упражняет свое тело. Я предпочитаю самообразование. Никогда прежде я не усвоил столько ненужных знаний, как за время пребывания на этой станции. Верите ли, я даже начал углубленно изучать ваш язык!

– Успехи очевидны, – усмехнулся командор Хендрикс.

– И каково ощущение – быть умнее своего начальника? – спросил Оберт испытующе.

– Ничего нового, – сказал капрал сдержанно. – Такое встречается сплошь и рядом. Мы, эхайны, принимаем подобное положение вещей как данность. Мы умеем с этим справляться. А разве у вас такого не бывает?

Оберт радостно засмеялся.

– Бывает, – сказал он. – Но редко и ненадолго. Дураку трудно управлять умными людьми, когда нет иных рычагов воздействия, кроме аргументов. Да и само понятие «дурак» настолько субъективно…

– Вот видите, – сказал капрал, несколько потерявшись. – Хочу только заметить, что я не умнее янрирра капитана. Не надо путать образованность и ум.

– А ведь некоторые путают! – назидательно сказал Руссо, поглядывая в сторону Ниденталя.

– Не надо на меня таращиться, – запротестовал тот. – Я прекрасно сознаю все свои недостатки. И даже пытаюсь с ними бороться. В отличие от некоторых, которые их пестуют и лелеят.

– Не знаю, чем занят досуг янрирра капитана, – добавил капрал. – Не удивлюсь, если он изучает шахматную теорию по руководствам, специально доставленным с вашей планеты.

– Суха, мой друг, теория везде, – промурлыкал Руссо.

– Да, я помню, – оживился капрал. – Шекспир, не так ли?

– Не так, – злорадно возразил Руссо. – Гёте.

– Разве? – капрал нахмурился. – Впрочем, вам виднее… Но о чем это я? Так вот: ни для кого не секрет, что мы с вами находимся в неравном положении. Хотя бы потому, что мы вооружены и обладаем полной свободой передвижения. Ваша свобода ограничена центральным ангаром, заключенным в иллюзорную оболочку, которая имитирует планетный ландшафт и смену времени суток. Вам запрещено собираться больше трех, за исключением особых случаев, предусмотренных регламентом поселения. Запрещено разговаривать на любых языках, кроме интерлинга. Да, моя главная задача – хранить ваше благополучие. Но возможны ситуации, когда ваше благополучие зависит от вашего же поведения. Например, эта нелепая попытка захватить поселок.

– Кто же знал, что это космическая станция! – пожал плечами Оберт.

– Поэтому в мою задачу входит охрана вас от самих себя. От ваших необдуманных поступков, которые ставят под угрозу вашу же безопасность. И поверьте, я буду беречь вашу безопасность со всем рвением, на которое только способен эхайн…

– … которому обещан титул, – ввернул Руссо.

– И поэтому тоже, – подтвердил капрал. – Если понадобится пустить в ход оружие – я это сделаю. С готовностью. Не по прихоти капитана Ктелларна, а ради общего благополучия. У нас говорят: лучше заноза в пятке, чем пятка без ноги…

– К чему вы клоните, капрал? – спокойно спросил командор Хендрикс.

– Я бы хотел получить ваши заверения, что услышанное не выйдет за пределы этого помещения, – объяснил тот. – Сейчас мне придется говорить много и убедительно, так что прошу не перебивать… Никто из остальных жителей поселка не должен знать, что мы находимся в замкнутом пространстве, а не на поверхности планеты. Это позволит избежать множества проблем и… вредных иллюзий. Я знаю: захватить искусственный космический объект, даже самый большой, намного проще, чем клочок планеты. Но мы вам все равно этого не позволим. Не потому, что от этого что-то изменится: мы можем сидеть взаперти под прицелами скернов, а вы – слоняться по пустым помещениям как вздумается, суя пальцы куда можно и куда нельзя. Объект «Стойбище» все так же будет болтаться в экзометрии. Кончится тем, что вы, со своими неумелыми попытками освободиться, выведете из строя систему жизнеобеспечения и погубите всех. И не забывайте: понятия о чести и достоинстве никто еще не отменял. Вы представить себе не можете, какое унижение испытывал янрирр капитан, находясь под прицелом скерна в руках янрирра первого навигатора. И мне неизвестны обстоятельства, способные заставить его забыть о пережитом. Поэтому, чтобы минимизировать ущерб, нанесенный нашим добрым отношениям, вы не должны распространять полученные в результате этой авантюры сведения среди тех, кто в них не посвящен. И вы должны мне это обещать… как вы любите говорить… здесь и сейчас.

– А если мы откажемся? – осведомился командор, нахмурясь.

– На здоровье. Это ничего не изменит. Будет больно и обидно. А потом, когда завершится очередной цикл…

– Какой еще цикл? – сердито спросил Руссо. – Что за постоянные тайны Мадридского двора?!

– Неважно, – снова отмахнулся Оберт.

– … мы все равно уничтожим у всех жителей поселка воспоминания о… – Даринуэрн насмешливо фыркнул, – … крестовом походе детей на пункт связи. Но будет разумнее дождаться этого события в традиционном мире и спокойствии. – Он оглядел молча внимавших ему людей. – Коль скоро у нас сегодня день воспоминаний, напомню о попытке побега, которую господа ван Ронкел, де Врисс и Готье предприняли в самом начале. Так вот: она удалась. Почти. Беглецы преодолели все препятствия и ловушки, на ту пору довольно примитивные, пронизали иллюзорный экран и уткнулись в глухую металлическую стену ангара. И сразу все поняли. Их пришлось изолировать до конца цикла не потому, что им досталось от патрульных – хотя и это тоже! – а чтобы они не раскрыли мистификацию перед остальными. Затем им промыли мозги, и инцидент в той части, которая не подлежала огласке, был предан забвению.

Ниденталь снова проворчал какую-то длинную фразу, решительно непонятную и наверняка убийственно непристойную.

– Хотел бы я знать, каково это для служивого эхайна, – вдруг сказал Оберт. – Изо дня в день, из года в год лгать, сохраняя самое честное выражение эхайнского лица?