Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945 - Вальтер Дорнбергер

– Мне приходилось извиняться лишь перед двумя людьми в жизни. Первым был фельдмаршал фон Браухич. Я не слушал его, когда он снова и снова втолковывал мне, как важны ваши исследования. Второй – это вы. Я никогда не верил, что ваша работа увенчается успехом.

Он вышел в сопровождении своих адъютантов. Мы остались одни.

Я отнюдь не чувствовал себя счастливым. Я понимал, что теперь завишу от этой опасной взрывной личности с непредсказуемым характером, преисполненной, скорее всего, преувеличенных надежд. Не слишком ли многого он ждет от наших ракет на этом этапе? На самом деле созданное нами оружие не могло быстро положить конец войне. Это было не в нашей власти, и мы не ставили перед собой такую цель. Во время полета в Растенбург мы с фон Брауном чувствовали себя далеко не лучшим образом. Пропаганда выводила нас из себя. Ее ключевым словом было «чудо-оружие», и, где бы мы ни оказывались, не подлежало сомнению, что эта фраза вызывала необоснованные надежды. Кроме того, наша «А-4», ракета дальнего радиуса действия, имевшая простое рабочее имя «агрегат-4», превратилась в «V-2», что расшифровывалось как «оружие возмездия номер 2»! Мы не преувеличивали перед Гитлером своих заслуг. Во время полета фон Браун неоднократно просил меня подчеркнуть в разговоре с фюрером границы наших возможностей.

Что же в целом представляла собой «V-2»? Она ни в коем случае не была «оружием возмездия». Этот термин сам по себе был преувеличением, не имевшим ничего общего с фактами. К середине 1943 года военная ситуация давно уже обрела такой характер, что, запуская даже 900 «V-2» в месяц с тонной взрывчатки каждая на расстояние 260 километров, нельзя было положить конец Второй мировой войне.

Меня преследовали мрачные предчувствия.

Этим же вечером Шпеер пригласил нас в скромный, но со вкусом обставленный чайный домик, расположенный на территории Ставки. Остальными гостями были министр экономики Функ, министр продовольственного снабжения Бакке, «угольный диктатор» Плейгер, личный врач Гитлера Морелл, доктор Бранд и несколько членов личного штаба Гитлера.

Сам Гитлер, как всегда в последние месяцы, ел один.

Нам подали суп, рыбу и пудинг, а также по стакану красного вина. Разговор за столом поддерживали главным образом Функ и Плейгер, которые, сидя друг против друга, обменивались рейнскими и гамбургскими шуточками. Мы же предпочитали держать язык за зубами.

В соседней комнате подали кофе, бренди, сигары, и мы устроились в удобных креслах. Разговор в помещении, наполненном клубами сигарного дыма, постепенно превратился в оживленный спор между Шпеером и Функом. Шпеер был совершенно трезв, и его спокойствие давало ему преимущество в дебатах. Я был удивлен и заинтересован, будучи свидетелем, как битва влиятельных политиков, которая месяцами длилась между министерствами экономики и вооружений, в этой насыщенной алкогольными парами атмосфере складывается в пользу Шпеера. Наконец Функ, основательно опьянев, заснул в своем углу.

Но министра экономики ждало еще одно серьезное испытание. Его ждала поздняя аудиенция у Гитлера. Приглашение к фюреру должно было прийти с часу на час. Гитлер постоянно бывал занят – то проводил совещание, то ложился немного поспать, то снова совещался, то опять спал. Все должны были быть в готовности в любой час дня и ночи.

Наконец в четыре часа ночи за Функом послали. Проснувшись, он потребовал крепкого черного кофе, чтобы взбодриться. Пришел он в себя на удивление быстро. Через полчаса он вернулся, полностью протрезвев и готовый приступить к своим обязанностям. Но тут же снова заснул.

Между тем возникли новые сложности. Плейгер счел наше присутствие неуместным и заявил, что нам тут нечего делать. Наконец, смерив нас взглядом, он спросил у Шпеера:

– Ради бога, что тут делают эти молодые пехотинцы?

Шпеер, подмигнув мне, ответил:

– О, они провели вечер с фюрером, знакомя его с идеей новой ракеты.

Плейгер неподдельно изумился и оскорбился:

– Излагали идею о ракетах? Что вы имеете в виду? Я, и только я отвечаю за ракетостроение в Германии. Если эти ребята хотят что-нибудь получить, им лучше всего обращаться ко мне!

Итак, появилась еще одна личность, отвечавшая за создание ракет в Германии!

– Это не так просто, – с улыбкой ответил Шпеер. – Генерал предпочитает лично заниматься ими.

– Чушь! – вспылил Плейгер. – Их ждет лишь кабинетная работа! Пришли их ко мне!

– Лучше спросить у генерала, – с улыбкой посоветовал ему Шпеер. – Вот он и может их отпустить.

Мы со Шпеером разыграли этого шумного и самоуверенного вестфальца. Чтобы завести Плейгера, я спросил у него:

– А вы уверены, что сможете платить им то жалованье, которого они попросят? Они оба квалифицированные инженеры. Только что окончили техническое училище и приступают к работе. Убежден, что у них есть какие-то идеи. Если вы гарантируете им постоянную работу и ту оплату, которую они хотят, я попробую их уговорить. Их жалованье – это моя постоянная головная боль. Так поговорить с ними?

Плейгер спросил, сколько они хотят. Я намекнул, что для начала речь может пойти о 250 марках в месяц.

Этот наш ночной разговор с Плейгером привел к длительной переписке. Плейгер в самом деле составил рабочий контракт и прислал его в Пенемюнде. В конце концов, посоветовавшись со Шпеером, я положил конец розыгрышу, явился к Плейгеру и чистосердечно во всем признался. Сначала он, естественно, вышел из себя. Но мне удалось успокоить его, высказав предположение, что он обо всем догадывался с самого начала, но просто решил не портить наш маленький розыгрыш.

Я рассказал об этой незначительной маленькой истории, чтобы показать, как тщательно оберегались секреты Пенемюнде вплоть до середины 1943 года. Кроме Шпеера, никто из участников и свидетелей этого разговора в Ставке фюрера не имел представления, что в Германии вообще есть ракеты.

К семи утра мы наконец вернулись в гостиницу, а в половине девятого двинулись в обратное путешествие в Пенемюнде. Мы пересекли залив Свинемюнде и на большой высоте миновали береговую линию в районе Зинновитца. Еще раз – в последний раз – я полюбовался видом Пенемюнде с воздуха, размахом и мощью хозяйства армии и авиации, скрытого под покровом леса.

В следующий раз, когда я увидел эти строения с воздуха, картина коренным образом изменилась. От горящих зданий поднимались клубы дыма, лес полыхал огнем – результат мощного воздушного налета, который нанес Пенемюнде первый жестокий удар.

Меня не покидали предчувствия, и они не обманули меня. В начале июля 1943 года Саур, глава центрального управления министерства вооружений, пригласил управляющих крупнейшими концернами, включенных в нашу программу работ, вместе с ведущими инженерами, а также председателей рабочих комиссий на большую встречу в конференц-зале министерства.